Что такое богословская литература

Богословие

Богосло́вие (греч. θεολογία от греч. θεός — бог (Бог) и λόγος — слово: слово от Бога, слово о Боге, слово, обра­щен­ное к Богу) —
1) слово (Откро­ве­ние) Бога о Себе, Его отно­ше­нии к миру; о мире, при­зва­нии и пред­на­зна­че­нии чело­века;
2) прак­тика бого­об­ще­ния, духов­ная жизнь;
3) слово (учение) Церкви о Боге; о мире как объ­екте Божьего Тво­ре­ния и Про­мысла; о чело­веке как образе и подо­бии Божьем;
4) назва­ние, при­ла­га­е­мое к науч­ным дис­ци­пли­нам, иссле­ду­ю­щим отдель­ные направ­ле­ния учения Церкви о Боге и бого­по­чи­та­нии (Дог­ма­ти­че­ское Бого­сло­вие, Нрав­ствен­ное Бого­сло­вие, Литур­ги­че­ское Бого­сло­вие и т. д.).

Учи­тели Церкви на первых порах назы­вали так лишь Свя­щен­ное Писа­ние, поскольку оно – слово о Боге и от Бога: Ветхий Завет – Бого­сло­вием ветхим, Новый Завет – новым Бого­сло­вием, а всех писа­те­лей того и дру­гого завета, апо­сто­лов и про­ро­ков – бого­сло­вами. Потом словом «бого­сло­вие» стали назы­вать, кроме Свя­щен­ного Писа­ния, и всякое учение о хри­сти­ан­ских исти­нах, и в этом зна­че­нии оно иногда упо­треб­ля­лось в при­ло­же­нии к учению о Боге и бого­по­чи­та­нии; иногда – в при­ло­же­нии к учению о Пре­свя­той Троице; иногда, еще теснее, в при­ло­же­нии к учению соб­ственно о Боге Слове. Нако­нец, уже в XII в., под бого­сло­вием стали под­ра­зу­ме­вать систе­ма­ти­че­ское изло­же­ние всех хри­сти­ан­ских истин о Боге и бого­по­чи­та­нии.

В насто­я­щее время под бого­сло­вием под­ра­зу­ме­ва­ется систе­ма­ти­че­ское учение о Боге, кото­рое стро­ится на основе тек­стов Свя­щен­ного Писа­ния, при­ни­ма­е­мых Цер­ко­вью как Откро­ве­ние, т.е. сви­де­тель­ство Бога о Самом Себе, и в русле Свя­щен­ного Пре­да­ния, т.е. духов­ного опыта Церкви. Созда­те­лями бого­сло­вия счи­та­ются отцы Восточ­ной Церкви, духов­ные подвиж­ники II–VIII вв., раз­ра­бо­тав­шие дог­ма­ти­че­ское учение хри­сти­ан­ства. Пони­мая Бога не как без­лич­ную сущ­ность, но как раци­о­нально непо­сти­жи­мое Суще­ство, Пра­во­сла­вие выдви­гает на первое место апо­фа­ти­че­ское бого­сло­вие, тем самым под­чер­ки­вая необ­хо­ди­мость для хри­сти­а­нина, дер­за­ю­щего зани­маться бого­по­зна­нием, духов­ного обще­ния с Богом, с его нетвар­ными энер­ги­ями.

Чело­век, не име­ю­щий мисти­че­ского опыта бого­об­ще­ния, не может пре­тен­до­вать, согласно пра­во­слав­ной тра­ди­ции, на истин­ное знание о Боге. Вместе с тем бого­сло­вие восточно-хри­сти­ан­ского мира широко исполь­зо­вало опыт антич­ной фило­со­фии и выра­бо­тало в бого­лов­ских спорах IV–VII вв. весьма тонкую систему соот­но­ше­ния поня­тий и умо­зре­ний. В про­цессе оформ­ле­ния пра­во­слав­ного бого­сло­вия исклю­чи­тельно важную роль сыг­рали бого­словы IV в., про­зван­ные кап­па­до­кий­цами (от назва­ния мало­азий­ской обла­сти Кап­па­до­кии): свя­ти­тели Васи­лий Вели­кий, Гри­го­рий Бого­слов, Гри­го­рий Нис­ский.

Важную роль в фор­ми­ро­ва­нии пра­во­слав­ного миро­воз­зре­ния сыграл Максим Испо­вед­ник, с кон­чи­ной кото­рого (662) подо­шла к завер­ше­нию эпоха пат­ри­стики – период трудов святых отцов по фор­ми­ро­ва­нию дог­ма­ти­че­ского учения Церкви. Пре­по­доб­ный Иоанн Дамас­кин ( VII – VIII вв.) завер­шил эту эпоху, став пре­иму­ще­ственно систе­ма­ти­за­то­ром бого­слов­ского опыта пред­ше­ству­ю­щих времен.

В после­ду­ю­щий период пра­во­слав­ное бого­сло­вие не пере­ста­вало раз­ви­ваться, имея основ­ной целью защиту и усо­вер­шен­ство­ва­ние сло­жив­ше­гося учения Церкви в новых усло­виях, в про­ти­во­дей­ствии дав­ле­нию западно-хри­сти­ан­ского мира. Видную роль в этом плане сыг­рали пре­по­доб­ный Симеон Новый Бого­слов (XI в.), один из самых зна­чи­тель­ных визан­тий­ских бого­сло­вов-мисти­ков, и свя­ти­тель Гри­го­рий Палама (XIV в.) вновь утвер­див­ший при­о­ри­тет бого­слов­ско-мисти­че­ского начала в рамках пра­во­слав­ного миро­воз­зре­ния и защи­тив­ший его от вли­я­ний запад­ной схо­ла­стики.

В наше время бого­сло­вие пред­став­ляет собой систему раз­лич­ных бого­слов­ских дис­ци­плин, слу­жа­щих рас­кры­тию, обос­но­ва­нию и защите веро­уче­ния, бого­слу­жеб­ной тра­ди­ции Пра­во­слав­ной Церкви, а также раз­ви­тию раз­лич­ных эле­мен­тов этой системы. Сюда входят:

К раз­де­лам фун­да­мен­таль­ного или систе­ма­ти­че­ского бого­сло­вия отно­сятся:

про­то­ди­а­кон Иоанн Шевцов:
Бого­сло­вие это не мате­ма­тика, не физика, там нет стро­гих теорем, выво­дов, дока­за­тельств, и многие вещи понять и сразу невоз­можно, и до конца невоз­можно. Но как гово­рил св. Гри­го­рий Нис­ский «если я не могу выпить всю реку, это не озна­чает, что я не должен пить столько, сколько мне нужно». Здесь нам даже хорошо быть нена­сыт­ными, стре­миться выпить все более и более.

свя­ти­тель Иларий Пик­та­вий­ский:
«Только злоба ере­ти­ков вынуж­дает нас совер­шать вещи недоз­во­лен­ные, вос­хо­дить на вер­шины недо­сти­жи­мые, гово­рить о пред­ме­тах неиз­ре­чен­ных, пред­при­ни­мать иссле­до­ва­ния запре­щен­ные. Сле­до­вало бы доволь­ство­ваться тем, чтобы с искрен­ней верой выпол­нять то, что нам пред­пи­сано, а именно: покло­няться Богу Отцу, почи­тать с Ним Бога Сына и испол­няться Святым Духом. Но вот мы вынуж­дены поль­зо­ваться нашим слабым словом для рас­кры­тия тайн неиз­ре­чен­ных. Заблуж­де­ния других вынуж­дают нас самих ста­но­виться на опас­ный путь изъ­яс­не­ния чело­ве­че­ским языком тех Тайн, кото­рые сле­до­вало бы с бла­го­го­вей­ной верой сохра­нять в глу­бине наших душ».
(О Святой Троице. 2:2)

Источник

Православие. Том 1: Богословская литература эпохи Вселенских соборов

Эпоха Вселенских Соборов стала самой продуктивной в истории христианской Церкви на Востоке с точки зрения богословского творчества. Именно в эту эпоху жили те отцы Церкви, которые в православной традиции почитаются в качестве «вселенских учителей и святителей» и творцов догматического богословия. Наиболее авторитетными богословами эпохи Вселенских Соборов являются святители Афанасий Великий, Василий Великий, Григорий Богослов, Григорий Нисский, Кирилл Александрийский, блаженный Феодорит Кирский, преподобные Максим Исповедник и Иоанн Дамаскин; особняком стоит автор сочинений, сохранившихся под именем Дионисия Ареопагита.

Святитель Афанасий Александрийский присутствовал на I Вселенском Соборе в качестве диакона, сопровождая своего епископа — Александра Александрийского. После смерти Александра Афанасий стал его преемником и возглавлял Александрийскую кафедру на протяжении почти полувека (с четырьмя перерывами). Афанасий является автором большого количества сочинений догматического, аскетического и нравственного характера. В «Слове на язычников» Афанасий критикует греческую мифологию и защищает христианство от нападок со стороны язычников, продолжая традицию, восходящую к апологетам II-III веков. В «Слове о воплощении Бога Слова и пришествии Его к нам во плоти» Афанасий излагает догмат искупления в контексте полемики с арианской ересью. Антиарианскую направленность имеют слова «Против ариан», послания «О Святом Духе», ряд других посланий и защитительных слов. Перу Афанасия принадлежит несколько экзегетических сочинений, а также «Житие святого Антония» — первый памятник христианской агиографии, оказавший огромное влияние на всю последующую агиографическую литературу. Это сочинение посвящено преподобному Антонию Великому, подвижнику египетской пустыни и современнику Афанасия.

Главной заслугой Афанасия в догматической области является опровержение ереси Ария и формулировка православного учения о единосущии Отца, Сына и Святого Духа. В творениях Афанасия получило развитие учение об искуплении и обожении человека, совершенном Иисусом Христом. Говоря о Боговоплощении, Афанасий пишет:

Слово вочеловечилось, чтобы мы обожились; Оно явило Себя телесно, чтобы мы узнали о невидимом Отие; Оно претерпело поругание от людей, чтобы мы наследовали бессмертие. Само Оно ни в чем не претерпело ущерба. страждущих же людей, ради которых претерпело это, сохранило и спасло Своим бесстрастием. И вообще заслуги Спасителя, совершенные через вочеловечение Его, столь велики и многочисленны, что пожелать изобразить их значило бы уподобиться человеку, который устремил взор на безбрежное море и решил пересчитать его волны.

Святитель Василий Великий (0к.330-379) вошел в историю Церкви как неутомимый защитник Православия в те годы, когда арианство распространилось по всему христианскому Востоку. Он получил блестящее образование в Афинской академии — главном языческом училище Восточно-Римской империи, в зрелом возрасте принял крещение, стал священником. В 370 году он был избран архиепископом Кесарии Каппадокийской, в его подчинении оказалось 50 епископов, из которых большинство сочувствовало арианству. Василий был решителен в защите православной веры и, когда императорский префект Модест начал угрожать ему наказаниями и пытками, ответил:

Пораженный смелостью Василия, префект сообщил императору Валенту о его непреклонности. Валент, отправивший в ссылку многих православных епископов, так и не решился сместить святителя. Василий умер в возрасте 49 лет.

К числу догматических сочинений Василия принадлежит трактат «Против Евномия», в котором Василий опровергает мнение о том, что нерожденность является сущностью Бога. Трактат «О Святом Духе» содержит изложение православной пневматологии; при этом Василий избегает называть Святого Духа Богом и «единосущным» Отцу и Сыну, предпочитая более нейтральный термин «рав-ночестный». Василий был автором значительного числа экзегетических сочинений, из которых наибольшую известность получили «Беседы на Шестоднев» — толкование рассказа о сотворении мира из первой главы книги Бытия. Василию принадлежит 15 бесед на псалмы, а также 28 бесед на догматические и нравственные темы. Одна из бесед называется «К юношам о том, как получать пользу от языческих сочинений»; в ней святитель учит христианскую молодежь правильному отношению к светской литературе. Корпус аскетических творений Василия включает «Нравственные правила», адресованные всем христианам, а также два сборника правил для аскетов, легших в основу последующих монашеских уставов, — «Правила, пространно изложенные» и «Правила, кратко изложенные». От Василия дошло более 300 писем, собранных его учениками и посвященных аскетическим, нравственным и практическим вопросам. Наконец, авторству Василия Великого в православной традиции приписывается текст литургии, совершаемой десять раз в году — в день его памяти, в канун праздников Рождества Христова и Богоявления, во все воскресные дни Великого поста, в Великий Четверг и Великую Субботу.

Святитель Григорий Богослов был другом Василия Великого: они вместе учились в Афинской академии. Как и Василий, Григорий принял крещение в возрасте около 30 лет. Стремясь к уединению и желая посвятить жизнь литературному творчеству, Григорий уклонялся от принятия священства, однако уступил настояниям своего отца, престарелого епископа Назианза, и стал его помощником в управлении Церковью. Василий Великий посвятил Григория в епископа города Сасимы, однако он туда не поехал, а остался в На-зианзе и продолжил литературные труды. В 379 году Григорий был приглашен в Константинополь, где возглавил группу сторонников Никейской веры. Император Феодосий, изгнавший ариан из Константинополя в 380 году, утвердил Григория в звании архиепископа Константинопольского, однако II Вселенский Собор сместил его с этого поста. Григорий закончил дни в уединении.

Литературное наследие Григория включает 45 слов, представляющих собой литературно обработанные проповеди. Из них наиболее известными являются «Пять слов о богословии», содержащие классическое изложение православного учения о Святой Троице: за них Григорий получил свое прозвище Богослов, укоренившееся в православной традиции. Два слова против Юлиана Отступника, имеющие обличительный характер, написаны после смерти нечестивого императора. «Надгробное слово Василию Великому» принадлежит к лучшим произведениям этого жанра: в нем Григорий отдает дань уважения и любви своему лучшему другу, учителю и старшему собрату. Несколько слов Григория посвящены церковным праздникам, памяти мучеников и святых. Григорию принадлежит большое количество стихотворений, имеющих преимущественно автобиографический или морально-дидактический характер. Григорий — первый византийский автор, который собственноручно собрал и отредактировал корпус своих писем: эти письма разнообразны по содержанию и имеют разных адресатов, в том числе епископов, государственных чиновников и друзей.

Григорий Богослов был самым авторитетным, популярным и часто цитируемым автором на протяжении всей византийской эпохи: по «индексу цитируемости» его произведения уступали только Библии. Многие выражения и целые фрагменты его праздничных слов вошли в богослужебные тексты Православной Церкви. Слова пасхального богослужения — «Воскресения день, просветимся лю-дие, Пасха, Господня Пасха!», «праздников Праздник и Торжество есть торжеств», «Воскресения день, и просветимся торжеством, и друг друга обымем, рцем: братие, и ненавидящим нас простим вся воскресением» — являются буквальными цитатами из пасхальных проповедей Григория Богослова. Слова «Христос раждается, славите! Христос с небес, срящите! Христос на земли, возноситеся!» заимствованы из его рождественской проповеди, а слова «Пятьдесятницу празднуем и Духа Святаго пришествие» — из его проповеди на Пятидесятницу.

Говоря о Боге, Григорий настаивает на том, что человек не может познать Бога так, как Бог знает Сам Себя: он может лишь узнавать о Боге через Христа и через рассмотрение видимого мира. Сущность Божия недосягаема для человеческого разума. Для Григория богопознание есть путь за пределы постижимого человеческим разумом, тогда как для Евномия это движение в пределах дискурсивного мышления. Разум может привести человека к признанию существования Бога, но никоим образом не может проникнуть в сущность Божию. Рассуждая об этом, Григорий полемизирует не только с Евномием, но и с самим «богословом» эллинской античности Платоном, цитируя его знаменитое изречение, на которое и до Григория ссылались многие христианские авторы:

«Постичь Бога трудно, а изречь невозможно», как философствовал некто из эллинских богословов. Я же говорю: изречь невозможно, а постичь еше более невозможно. Ведь постигнутое может быть и словом изъяснено — если не вполне, то хотя бы приблизительно — тому, у кого уши не окончательно повреждены и разум не вовсе притупился. Но такую реальность объять разумом совершенно невозможно и недостижимо не только для закосневших в лени и склоненных к земле, но и для весьма возвышенных и боголюбивых. Это естество невместимое и непостижимое. Непостижимым же называю не то, что Бог существует, но то, что Он из Себя представляет.

Бог пребывает вне человеческих категорий времени, места, слова, разума, а потому не может быть выражен при помощи человеческого языка, подчеркивает Григорий:

Бог всегда был, есть и будет; вернее, всегда «есть». Ибо термины «был» и «будет» взяты из наших временных делений и из преходящей природы, а Сущий всегда есть, и так Он Сам Себя называет, беседуя с Моисеем на горе. Ибо Он обладает всецелым бытием и объединяет его в Себе, не имеющее ни начала, ни конца. Как некий океан сущности, беспредельный и неограниченный, превосходящий всякую идею времени и природы, одним умом Он может быть очерчен — и то весьма неясно и неполно, и не Он Сам, но то, что вокруг Него: когда собирают воедино те или другие представления о Нем в один какой-то облик истины, убегающий прежде, чем будет уловлен, и ускользающий прежде, чем будет представлен. Итак, Божество беспредельно и неудобосозерцаемо, и это только в Нем совершенно постижимо — Его беспредельность.

В центре богословия Григория — учение о Святой Троице, Которую он нередко называет «моя Троица», подчеркивая личный, почти интимный характер своего отношения к Богу. Об Отце, Сыне и Святом Духе Григорий говорит как о едином Божестве и единой Силе:

Больше всего и прежде всего храни добрый залог (2 Тим 1, 14), для которого я живу и жительствую, который хотел бы я иметь при исходе из жизни, с которым я и все скорби переношу и все приятное презираю, а именно исповедание Отца, Сына и Святого Духа. Этот залог вверяю тебе ныне, с ним погружу тебя в купель и изведу из купели. Его даю тебе на всю жизнь помощником и заступником — Единое Божество и Единую Силу, Которая. не возрастает и не уменьшается. Которая повсюду равна, повсюду одна и та же, как единая красота и единое величие неба. Она есть бесконечная соприродность Трех Бесконечных, так что Каждый, рассматриваемый в отдельности, есть Бог. но и Три, рассматриваемые вместе, суть также Бог: первое по причине единосушия, второе по причине единоначалия.

Другой лейтмотив всех произведений Григория — спасение и обожение человека, совершенное воплотившимся Словом. Об обожении на христианском Востоке писали и до Григория, однако именно у него учение об обожении становится центральным пунктом всего богословского дискурса. Путь человека к обожению, по учению Григория Богослова, лежит через Церковь и Таинства, прежде всего крещение и Евхаристию, а также через любовь человека к Богу, добрые дела, аскетический образ жизни, молитву и богообщение. Путь к обожению начинается в земной жизни, а завершается после смерти. Обожение есть увенчание и вершина процесса богопознания:

. (Бог) с такой же быстротой озаряет наш ум, если он очишен, с какой летящая молния озаряет взор. Мне кажется, что это для того, чтобы постигаемым привлекать к Себе, — ибо абсолютно непостижимое является безнадежно недоступным, — а непостижимым приводить в удивление, через удивление же возбуждать большее желание, через желание очищать, а через очищение делать богоподобными; когда же сделаемся такими, тогда уже беседовать как со своими — пусть слово дерзнет на нечто смелое! — беседовать с Богом, соединившимся с богами и познанным ими, может быть, настолько же, насколько Он знает познанных Им (ср.: 1 Кор 13, 12).

Поэтическое наследие Григория Богослова обширно и разнообразно. Его поэзия носит преимущественно подражательный характер, он пользуется античными размерами, основанными на чередовании кратких и долгих слогов. Среди его стихотворений — поэтический пересказ евангельских текстов, размышления на богословские и нравственные темы, эпиграммы и эпитафии, молитвенные обращения к Богу и обличения в адрес врагов и обидчиков. Некоторые стихотворения имеют автобиографический характер: из них наиболее интересна поэма «О своей жизни», содержащая пространную автобиографию Григория. В поздних стихотворениях Григория преобладают пессимистические настроения, хотя они и растворены глубоким религиозным чувством:

Святитель Григорий Нисский (0к.335-0к.394) был одним из самых глубоких и оригинальных мыслителей в истории христианства. Младший брат Василия Великого, он считал себя его учеником и продолжателем его дела: некоторые произведения Григория Нисского задуманы как продолжение недоконченных произведений Василия. В частности, трактат «О сотворении человека», содержащий изложение христианской антропологии, является продолжением «Бесед на Шестоднев» Василия Великого, а обширный трактат «Против Евномия» — продолжением одноименного трактата Василия.

Из трех Великих Каппадокийцев Григорий Нисский был самым плодовитым: его литературное наследие чрезвычайно обширно и разнообразно. Помимо упомянутых трактатов, оно включает в себя экзегетический трактат «О жизни Моисея Законодателя», где повествование библейской книги Исход толкуется как аллегория мистического опыта христианина. Аллегорический метод, унаследованный Григорием от Оригена, используется и в других экзегетических трактатах, таких как «Толкование на Песнь Песней», где библейская книга предстает в качестве аллегории духовного брака человеческой души и Церкви с Женихом-Христом, «Точное истолкование Екклезиаста Соломонова», беседы «О надписании псалмов». Григорий пользуется аллегорическим методом, в частности, при изложении теории богопознания, которое, по его учению, включает в себя три степени: очищение от страстей (катарсис), приобретение «естественного видения», позволяющего ясно видеть и понимать тварный мир, и, наконец, собственно богопо-знание, боговидение, общение с Богом лицом к лицу. Аллегорическим изображением этого пути является библейский рассказ о восхождении Моисея на гору Синай: это восхождение начинается снятием обуви, что символизирует освобождение от всего страстного и греховного, а заканчивается вступлением во мрак, символизирующий отрешение от всякого дискурсивного мышления и погружение в «несозерцаемость Божественного естества».

Как догматист, Григорий Нисский стоял на тех же позициях, что и Василий Великий и Григорий Богослов, опровергая евномианство и защищая единосущие Отца, Сына и Святого Духа. Догматическое наследие Григория, помимо трактата «Против Евномия», включает послание «К Авлавию о том, что не три Бога», две книги «Против Аполлинария», «Слово о Духе Святом, против маке-дониан духоборов», «О Святой Троице, к Евстафию», послание к Симпликию «О вере», трактат «К эллинам, на основании общих понятий». В «Большом огласительном слове» Григорий в систематическом виде излагает основные догматы христианства — о Троице, о Боговоплощении и искуплении, о Таинствах Церкви. Слово содержит также эсхатологические размышления, получившие развитие в трактате «О душе и воскресении». Догматическая проблематика затрагивается в трактатах «О младенцах, преждевременно похищенных смертью» и «О роке».

Григорию принадлежит большое количество сочинений нравственного и аскетического характера, таких как «О девстве или о совершенстве», «О совершенстве», «О том, каким должно быть монаху». Трактат «О жизни Макрины», посвященный сестре Григория и Василия, написан вскоре после ее кончины. В небольшом трактате «К Армонию о том, что значит имя и название «христианин»» Григорий Нисский раскрывает смысл христианства в следующих словах:

. Если кто принимает на себя имя Христово, а того, что умопредстав-ляется с этим именем, не являет к жизни, тот ложно носит это имя. По представленному нами примеру, оно — бездушная личина с чертами человеческого образа, наложенная на обезьяну. Ибо, как Христос не может быть Христом, если Он не есть правда, и чистота, и истина, и отчуждение от всякого зла, так не может быть и христианином тот, кто не обнаруживает в себе общения с этими именами. Итак, если бы нужно было кому-либо истолковать смысл слова «христианство» посредством определения, то мы скажем так: христианство есть подражание Божескому естеству.

Григорий Нисский известен в истории православной богословской мысли тем, что, подобно Оригену, он не считал адские мучения вечными и допускал мысль о конечном спасении всех людей, а также диавола и демонов. Это учение Нисского святителя не следует вполне отождествлять с оригенистическим апокатаста-сисом, о чем будет подробнее сказано в другом месте.

Выдающимся церковным писателем IV века был святитель Иоанн Златоуст (ок.347-407). По объему литературного наследия он превзошел всех предшествующих греческих отцов — возможно, даже самого Оригена. Златоуст был блестяще образованным человеком и в годы пресвитерства в Антиохии прославился своими проповедями, за которые и получил свое прозвище. В 397 году он был призван в Константинополь и возведен в сан архиепископа. В столице империи его дар учительства раскрылся во всей полноте. Проповеди, которые Златоуст нередко произносил, сидя на амвоне чтеца в окружении народа, привлекали толпы людей и записывались стенографами. Популярность святителя и обличительный тон его проповедей вызвали недовольство в среде епископата и при дворе, и в 403 году собор враждебно настроенных по отношению к нему епископов во главе с Феофилом Александрийским низложил его. Златоуст был отправлен в ссылку, из которой был вскоре возвращен по требованию толпы. Когда на ипподроме была воздвигнута серебряная статуя императрицы, Иоанн произнес свою знаменитую проповедь, начинавшуюся словами: «Вновь Иродиада беснуется, вновь возмущается, вновь пляшет, вновь требует главы Иоанна на блюде». Снова был созван собор, и снова Иоанн отправился в ссылку. Златоуст умер в Ко-манах (на территории нынешней Абхазии), истощенный и оставленный всеми. Его последние слова были: «Слава Богу за все».

Простое перечисление творений Златоуста заняло бы несколько десятков страниц. Подобно Оригену, он истолковал значительную часть Библии, однако в отличие от Оригена придерживался буквального, а не аллегорического метода толкования. Наиболее известными экзегетическими произведениями Златоуста являются «Беседы на книгу Бытия», толкования ряда других ветхозаветных книг, «Беседы на Матфея-евангелиста», «Беседы на Евангелие от Иоанна», толкования Деяний апостольских и Посланий апостола Павла. К числу догматических и догматико-полемических сочинений относятся беседы «Против аномеев, о непостижимости Бога», «Против иудеев», «Рассуждение против иудеев и язычников о том, что Иисус Христос есть истинный Бог». Корпус сочинений Златоуста включает множество бесед на нравственные и аскетические темы, бесед, посвященных церковным праздникам и дням памяти святых, похвальных слов, бесед на разные случаи. Среди аскетических сочинений Златоуста выделяются два «Увещания к Феодору падшему», посвященные теме покаяния и адресованные, как предполагают, Феодору Мопсуестийскому, два трактата «О сокрушении», три слова «К Стагирию, об унынии», книга «О девстве». Особый интерес представляют «Шесть слов о священстве» — один из первых, наряду с 3-м Словом святителя Григория Богослова, трактатов о священстве. Сохранилось более 200 писем Златоуста. Имя Златоуста было окружено таким ореолом почитания, что ему в византийскую эпоху приписали многие творения, в действительности принадлежащие другим авторам. Наконец, Иоанну Златоусту приписывается литургия, совершаемая в Православной Церкви ежедневно, за исключением седмичных дней Великого поста и тех десяти дней в году, когда совершается литургия Василия Великого.

Свидетельством глубокой внутренней силы являются письма константинопольской диаконисе Олимпиаде, отправленные Златоустом из ссылки. Изможденный нравственно и физически, но не сломленный духом, святитель в этих письмах говорит о необходимости терпеливого перенесения страданий и утешает Олимпиаду, глубоко скорбящую об изгнании святителя:

Мы видим, что море бурно вздымается от самого дна; одни корабельщики плавают по поверхности вод мертвые, другие ушли на дно; корабельные доски развязываются, паруса разрываются, мачты разламываются, весла повыпадали из рук гребцов; кормчие сидят не у рулей, а на палубах, обхватив руками колени, и только рыдают, громко кричат, плачут и сетуют о своем безысходном положении: они не видят ни неба, ни моря, а повсюду лишь такую глубокую, беспросветную и мрачную тьму, что она не дозволяет им замечать даже и находящихся вблизи; слышится шумное рокотание волн, и морские животные отовсюду устремляются на пловцов. Но до каких пор, впрочем, гнаться нам за недостижимым? Какое бы подобие ни нашел я для настоящих бедствий, слово слабеет перед ними и умолкает. Впрочем, хотя я и вижу все это, я все-таки не отчаиваюсь в надежде на лучшие обстоятельства, памятуя о Том Кормчем всего этого, Который не искусством одерживает верх над бурей, но одним мановением прекращает волнение моря. Если же Он делает это не с самого начала и не тотчас, то потому, что таков у Него обычай: не прекращает опасностей вначале, а тогда уже, когда они усилятся и дойдут до последних пределов и когда большинство потеряет уже всякую надежду, — тогда-то Он наконец совершает чудесное и неожиданное, проявляя и собственное Свое могущество, и приучая к терпению подвергающихся опасностям. Итак, не падай духом.

В историю Церкви Златоуст вошел не столько как богослов-догматист, сколько как пламенный проповедник, великий толкователь Священного Писания, учитель нравственной и духовной жизни. Его проповеди сохраняют ту живость и яркость языка, свежесть и красоту мысли, ту нравственную и духовную силу, которая так поражала современников Златоуста. Его нередко сравнивали с апостолом Павлом, и сам он глубоко чтил Павла, о чем свидетельствуют следующие слова из заключительной беседы цикла толкования на Послание к Римлянам:

Кто даст мне ныне прикоснуться к телу Павла, прильнуть ко гробу и увидеть прах этого тела, которое восполнило в себе недостаток скорбей Христовых, носило язвы Христовы, повсюду посеяло проповедь; прах того тела, в котором Павел обошел вселенную; прах тела, посредством которого вешал Христос, воссиял свет блистательнее всякой молнии, возгремел голос, бывший для демонов ужаснее всякого грома. Этот голос. очистил вселенную, прекратил болезни, изгнал порок, водворил истину; в этом голосе присутствовал Сам Христос и всюду с ним шествовал; голос Павла был то же, что Херувимы. Как восседает Христос на Небесных Силах, так восседал Он и на языке Павла. Я желал бы увидеть прах этих уст, посредством которых Христос изрек великие и неизреченные тайны, даже большие тех, какие возвестил Сам. Я желал бы увидеть прах не только уст, но и сердца Павлова, которое можно, не погрешая, назвать сердцем вселенной, источником тысячи бесчисленных благ, началом и стихией нашей жизни. Сердце его было Христовым сердцем, скрижалью Духа Святого, книгой благодати. оно удостоилось так возлюбить Христа, как не любил никто другой.

Среди богословов V века наиболее значимыми являются святитель Кирилл Александрийский (ок.377-444) и блаженный Феодорит Кирский (0к.393-0к.466). Оба они были авторами большого количества экзегетических, догматических и апологетических писаний, вошедших в золотой фонд христианской письменности. В то же время Кирилл и Феодорит представляли две разные школы в экзегетике и христологии — александрийскую и антиохийскую. Для александрийской школы со времен Климента и Оригена было характерно аллегорическое толкование Писания, для антиохийской — буквальное и духовно-нравственное. В христологии александрийские богословы подчеркивали единство природ во Христе, антиохийские делали упор на различии природ.

В период между Соборами, когда борьба между двумя сторонами была особенно напряженной, Кирилл и Феодорит оказались по разные стороны баррикад: Кирилл активно боролся с ересью Нестория, а Феодорит в течение долгого времени защищал Нестория и писал против Кирилла полемические сочинения. На V Вселенском Соборе эти сочинения Феодорита были осуждены, однако все остальные сочинения были признаны православными, а сам Феодорит был прославлен в лике святых наряду с Кириллом Александрийским. Так в сознании Церкви примирились два великих богослова, которые не смогли примириться при жизни, но которые — каждый по-своему — защищали и развивали православное вероучение.

Особое место в истории восточнохристианской письменности эпохи Вселенских Соборов занимает корпус сочинений, надписанный именем Дионисия Ареопагита и получивший в научной литературе название «Корпус Ареопагитикум». Дионисий Ареопагит жил в I веке. Он был обращен в христианство апостолом Павлом (см.: Деян 17, 34) и, по преданию, был первым епископом Афинским. Однако первое упоминание о сочинениях, надписанных его именем, относится ко второй четверти VI века, и уже к середине VI века эти сочинения приобрели широкую известность. Попытки угадать имя настоящего автора корпуса предпринимались неоднократно и до сего дня не увенчались успехом. В современной науке наиболее распространено мнение, согласно которому «Корпус Ареопагитикум» появился не позднее рубежа V и VI веков. Псевдоэпиграфический характер памятника, однако, не умаляет его значение в качестве важного источника христианского вероучения и одного из самых ярких, глубоких и значительных произведений византийской литературы.

Корпус включает следующие трактаты: «О Божественных именах», посвященный богословскому толкованию имен Божиих; «О Небесной иерархии», содержащий систематическое изложение христианской ангелологии; «О церковной иерархии», в котором представлена иерархическая структура Церкви и содержится мистико-аллегорическое толкование богослужения; «О мистическом богословии», описывающий путь богопознания как вхождение в мистические глубины «божественного мрака». К корпусу примыкают десять писем, в которых развиваются главным образом идеи трактата «О мистическом богословии».

Наиболее характерной особенностью учения Ареопагита является представление об иерархической структуре мира и о том, что «Божественные исхождения» (энергии Божии) передаются от Бога низшим чинам через посредство высших. Девятичинная ангельская иерархия, во главе которой стоит Сам Иисус, перетекает в церковную иерархию. Цель существования иерархии — приведение к состоянию обожения всего тварного мира, в том числе и человека. Путь к обожению, или путь богопознания, описывается в Ареопагитском корпусе, так же как и у Григория Нисского, на материале библейского рассказа о восхождении Моисея на гору Синай. Этот путь начинается с катарсиса-очищения, а заканчивается экстасисом-исступлением, выходом человеческого ума за пределы дискурсивного познания:

И ведь не сразу божественный Моисей услышал многогласные трубы и увидел светы многие, чисто сияюшие, и разнообразные лучи, а лишь после всяческого очищения, ибо сначала ему было поведено очиститься самому и от неочищенных отделиться. После этого он покинул толпу и с избранными священниками достиг вершины божественных восхождений. Но и там он собеседовал не с Самим Богом и видел не Его Самого, ибо Тот незрим, но место, где Тот стоял. Это указывает, как мне кажется, на то, что божественнейшие и высочайшие из предметов созерцания и разумения являются всего лишь некоторыми гипотетическими выражениями подножий все Превосходящего, с помощью которых обнаруживается превышающее всякое мышление присутствие Того, Кто опирается на умственные вершины Его святейших мест. И тогда Моисей отрывается от всего зримого и зрящего и в мрак неведения проникает воистину таинственный, после чего оставляет всякое познавательное восприятие и в совершенной темноте и незрячести оказывается, весь будучи за пределами всего, ни себе, ни чему-либо другому не принадлежа, с совершенно не ведающей всякого знания бездеятельностью в наилучшем смысле соединяясь и ничего-не-знанием сверхразумное уразумевая.

Учение Дионисия оказало огромное влияние на все стороны церковной жизни Востока и Запада, включая богословие, богослужение и церковное искусство. Влияние Ареопагита чувствуется во многих произведениях преподобного Максима Исповедника, оставившего значительный по объему корпус сочинений, в которых рассматриваются догматические, нравственные, аскетические и мистические темы. К числу экзегетических сочинений Максима принадлежат «Вопросоответы к Фалассию» и ряд других произведений в форме ответов на трудные богословские вопросы, в частности сборник, сохранившийся под латинским названием «Амбигва» и содержащий толкование трудных для понимания мест в сочинениях Дионисия Ареопагита и Григория Богослова. К числу экзегетических произведений Максима относятся «Толкование на 59-й псалом», «Толкование «Молитвы Господней»», а также схолии к сочинениям Ареопагита, в византийской рукописной традиции сохранившиеся вместе с Ареопагитским корпусом и смешанные с толкованиями других авторов (в частности, Иоанна Скифопольского). Вопросам догматического характера, в том числе учению о двух природах, двух действиях и двух волях Христа, посвящены многочисленные послания Максима, а также «Диспут с Пирром». Догматические вопросы рассматриваются в «Главах о богословии и о домостроительстве воплощения Сына Божия». Корпус сочинений Максима на нравственно-аскетические темы включает четыре сотницы «Глав о любви», «Слово о подвижнической жизни», ряд других сочинений. Особняком стоит «Мистагогия», представляющая собой мистико-символическое толкование Церкви и литургии в традициях Ареопагитского трактата «О церковной иерархии».

Богословский итог развитию восточнохристианской мысли в эпоху Вселенских Соборов подведен в трудах преподобного Иоанна Дамаскина. Ему принадлежит обширный труд под названием «Источник знания», состоящий из трех частей. Первая называется «Философские главы» и является введением в диалектику по Аристотелю. Вторая, под названием «О ересях вкратце», является компендиумом всех известных ересей, составленным на основе «Панариона» святого Епифания Кипрского (V век) с добавлением некоторых более поздних ересей (в том числе, как уже говорилось, ислама). Третья часть сборника получила наибольшую известность: она называется «Точное изложение православной веры» и представляет собой сжатый свод христианского догматического учения. Из других догматических произведений Дамаскина наибольшую ценность представляют три слова «Против порицающих святые иконы», ставшие манифестом иконопочитателей в эпоху иконоборчества, а также ряд трактатов против яковитов, монофизитов, монофелитов и манихеев. Иоанну принадлежит некоторое число проповедей на церковные праздники. Он является составителем «Священных сопоставлений» — свода изречений различных авторов по тем или иным богословским и нравственным вопросам. Иоанн Дамаскин вошел в историю Церкви как один из выдающихся гимнографов: его именем надписаны многие тексты, вошедшие в богослужение Православной Церкви.

Большинство трудов Иоанна имеет компилятивный характер: в своих сочинениях он систематически использует сочинения других авторов. Дамаскин видел свою задачу прежде всего в собирании и упорядочении церковного Предания. Под Преданием, или преданиями, Дамаскин, вслед за Василием Великим, понимает то духовное, богословское и литургическое наследие, которое в Церкви передается в устной форме и которое, по его мнению, не менее важно для церковной жизни, чем Священное Писание:

Очевидцы и служители Слова (см.: Лк 1, 2) передали церковное установление не только посредством книг, но и посредством некоторых незаписанных преданий. Ибо откуда мы знаем о святом месте распятия? Откуда — о гробе жизни. Откуда — о крешении через три погружения? Откуда — о поклонении Кресту? Не из незаписанного ли предания? Поэтому и божественный апостол Павел говорит: итак, братия, стойте и лержите прелания, которым вы научены или словом, или посланием нашим (2 Фес 2, 15). Многое без записи передано Церкви и сохранено до настоящего времени.

Церковное Предание есть тот критерий верности Христу и Евангелию, по которому истинное Православие можно отличить от ереси. Этот внутренний критерий для Церкви важнее, чем любой другой, который может быть навязан ей извне, в том числе императорским эдиктом. Полемизируя с государственной властью своего времени, Дамаскин дает четкий церковный ответ на политику вмешательства светских государей в церковные дела, характерную для всей эпохи Вселенских Соборов:

Не дело царей давать законы Церкви. Царям свойственен хороший образ государственной деятельности; церковное же устройство — дело пастырей и учителей. Мы покорны тебе, царь, в делах, касающихся (земной) жизни: податях, пошлинах, получении даяний, в том, в чем вверено тебе управление нашими делами. В церковном же устройстве имеем пастырей, глаголавших нам слово и выработавших церковное законоположение. Не удаляем со своего места вечные пределы, которые положили отцы наши, но храним предания, как приняли их. Ибо, если начнем, хотя бы в малом, ниспровергать здание Церкви, то оно понемногу будет разрушено все. Я не одобряю царя, который, по обычаю тиранов, похищает священство. Не цари получили власть связывать и разрешать. Меня нельзя убедить в том, чтобы Церковь была устраиваема царскими предписаниями; напротив, (она должна управляться) по преданиям отцов, как записанным, так и незаписанным.

Источник