Что такое безвоздушная тревога
Песни, которые мы не понимали, пока не узнали скрытый смысл
Отдельные слова кажутся выдуманными, фразы — бессмысленными, а отсылки — нераспознанными. Порой исполнители не дают никаких комментариев, что вызывает только больший интерес. Для многих станет открытием то, что в строчках заслушанных до дыр песнях спрятано нечто большее!
Те, кто помнят белые обои и черную посуду, наверняка держат в памяти и строчку: «Уже разносит молва по дворам, что между нами Чиуауа». Мистическое «Чиуауа» многие трактовали как любовь, но на самом деле речь идет о мексиканском городе, печально известном высоким уровнем преступности. Таким образом, отношения героев остры, раскалены до предела.
Би-2 — «Безвоздушная тревога»
В понимании авторов, безвоздушная тревога берется непонятно откуда и висит где-то рядом. Именно такое чувство музыканты ощутили в Иерусалиме. Этот феномен даже прозвали иерусалимским синдромом. Посетители города будто бы становятся неотъемлемой частицей религиозного мира. Пропадает же сакральная «безвоздушная тревога» по отъезде.
«Хали-гали», «Паратрупер» и «Супер-8» — названия аттракционов, на которые герой песни потратил все деньги вместо покупки велосипеда. Если копнуть глубже, то хали-гали — американский танец в быстром темпе, паратрупер (paratrooper) — десантник.
М/ф «Остров сокровищ» —«Пятнадцать человек на Сундук мертвеца»
Сундком мертвеца оказался вполне себе существующий остров (Виргинские острова). 15 человек — ребята, которых на остров высадил пират Черная Борода. Он вооружил их саблями (ожидая, что они расправятся друг с другом) и дал рому (чтобы не утолить, а усилить жажду). Каково было удивление Эдварда Тича, заставшего через месяц всех 15 людей целехонькими!
Ирина Отиева и Вера Соколова — «Последняя поэма»
Эта песня прозвучала в фильме «Вам и не снилось» (1981), но ее истинный смысл понял далеко не каждый. Текст частично основан на прощальном письме Лабаньи, взятом из романа Рабиндраната Тагора под названием «Шешер кобита» (Последняя поэма).
В этих стихах описывался похоронный обряд, когда тело усопшего отпускают в свободное плавание по реке Ганг. Именно поэтому строка «Я уплываю, и время несет меня» обретает совершенно другой смысл. Более того, дальнейшая судьба героини фильма остается неизвестной. Режиссер вряд ли продумывал эту деталь, но получилось мрачновато!
Песню панк-поп-рэйв-группы из Санкт-Петербурга пока рано называть культовой, но 150 млн просмотров на YouTube и (невоплощенная) возможность представлять Россию на «Евровидении-2020» что-то да и говорят. Вряд ли кто-то пытался искать скрытый смысл в этой композиции, но он всё-таки есть.
В песне поется «uno, dos, cuatro», что с испанского переводится как «один, два, четыре». Куда же делась цифра 3? Пользователи Сети нашли ответ в загибании пальцев, но начинать нужно с мизинца. Такого решения, наверняка, не ожидали даже создатели песни!
Уверены, что во время этой музыкальной паузы ты точно переслушал 2–3 композиции. А ведь еще полным-полно песен, смысл которых поняли не все. Лишь недавно мне стало понятно, что за «лекарство против морщин» Виктор Цой имел в виду в песне «Звезда по имени Солнце».
Безвоздушная тревога – Би-2 и Тамара Гвердцители
Би-2 – Безвоздушная тревога – слушать
Интересные факты
Песня группы «Би-2» «Безвоздушная тревога» стала первым дуэтом с Тамарой Гвердцители. На эту композицию также снят клип. Режиссер ролика – Ирина Миронова. Съёмки музыкального видео проходили в Москве на Красной площади, часть которой из-за рабочего процесса пришлось перекрыть на несколько часов.
Би-2 – Безвоздушная тревога – текст
Вновь у судьбы меняются планы,
С неба вернулся брошенный камень
Было одним –
Стало другим.
Долгой цепи замыкаются звенья,
Каждый звонок как состав преступления.
Держит меня
Иерусалим.
Ровно дыши,
Капитан моей распущенной души.
В этом городе так странно звучит
Безвоздушная тревога.
Жить не спеши,
Не сдавайся, не меняй на гроши,
Разгорится и погаснет в ночи
Безвоздушная тревога.
В этой картине сгущаются краски,
Искренне любят, но терпят фиаско,
Что-то опять
Случилось в раю.
Стойку обнял оловянный солдатик,
Он окружён, а точней – оквадрачен,
Время платить
И закончить войну.
Ровно дыши,
Капитан моей распущенной души.
В этом городе так странно звучит
Безвоздушная тревога.
Жить не спеши,
Не сдавайся, не меняй на гроши,
Разгорится и погаснет в ночи
Безвоздушная тревога.
«Вся эта история с Химкинским лесом — кто через 10 лет вспомнит, что это было?»
1 декабря группа «Би-2» выпускает в свет свой новый альбом «Spirit». «Афиша» поговорила с Левой и Шурой Би-2 об арт-группе «АЕС+Ф», политике, кризисе рок-музыки и радио «Субстанция».
К альбому «Spirit» прилагается еще и второй диск, на котором можно обнаружить, в частности, дуэты с группой «Пикник» и Антоном Севидовым
— Этот альбом, «Spirit», он о чем для вас?
ЛЕВА БИ-2: Мне кажется, прошли те времена, когда к выпуску пластинки ты готовился всю жизнь. Тут нет никакой особой идеологической подоплеки, все куда более прозаично — это просто констатация нашего текущего состояния во времени и пространстве. От глобальных пафосных конструкций мы ушли. Все как есть. В конце концов, любая творческая деятельность в любой период времени — это выживание. Ну, тебе надо двигаться куда-то — иначе зачем? Вот самое главное, что движение есть.
— А движение куда? Мне показалось, что он помрачнее и поплотнее звучит, чем раньше.
ШУРА БИ-2: Плотнее он звучит из-за того, что сводили в этот раз не в Австралии, а в Лондоне — причем с Эдрианом Бушби. А он сделал. Ну ты понимаешь. Какую команду я ему ни называл, от Doves и Portishead до Arctic Monkeys, со всеми он имел дело. Пока мы с ним работали, он сделал The Rapture последний альбом, Two Door Cinema Club — и потом поехал в Италию Muse записывать.
ЛЕВА: Ну а мрачный, не мрачный — это схоластика. У нас никогда не было веселых альбомов (смеется).
Первый сингл с нового альбома «Би-2», вышедший в том числе в виде приложения для айфона
— Я почему вообще спросил, о чем альбом. У меня лично с группой «Би-2» есть одно затруднение — мне понятен звук, понятны мелодии, но совершенно непонятен смысл. Я как-то почти никогда не улавливаю, про что, собственно, ваши песни. Вот «Оптимист», например, это о чем?
ЛЕВА: Ну о напускном оптимизме. Есть очень много людей, которые.
ШУРА: На две недели свалили в Гоа и потом пытаются рассуждать.
ЛЕВА: Ну да. Очень легко отдают себя каким-то непонятным течениям, религиозным или еще каким-то, не вникая при этом в суть и глубину. Это «оптимист» в кавычках, конечно, мы таких оптимистов высмеиваем. Я вообще думаю, что мы достаточно ироничны во всем нашем творчестве. Если ты занимаешься музыкой, относиться ко всему серьезно — очень большой минус.
— И то есть песня «Место под солнцем», где про офисное рабство поется в такой тропической аранжировке, — тоже ирония?
ЛЕВА: Да, она и подразумевалась. Все же мечтают о тропиках на работе (смеется).
— Ну хорошо, а «Безвоздушная тревога» — это про что?
ЛЕВА: Ну тут песня сама за себя говорит, мне кажется. Про тревогу безвоздушную, которая берется непонятно откуда и висит где-то рядом.
ШУРА: А Иерусалим взят как образ, потому что она там как раз очень чувствуется. Есть же такая вещь, как Jerusalem syndrom — когда люди приезжают и сходят с ума в этом городе. Мы там довольно часто бываем, там что-то такое правда ощущается.
— Кстати, вы же довольно, гм, впечатляющий клип на эту песню сняли. Как будто работами «АЕС+Ф» вдохновленный.
ШУРА: Да-да, так я этого в первую очередь и хотел. Года три назад я познакомился с этой командой, увидев работы в одной из галерей. Попытался подкатить к ним на предмет сотрудничества, но они настолько крутые, что к ним даже не подойдешь. Ну то есть, грубо говоря, они меня послали: «Кто? «Би-2»? Иди ты!» Но у них, я считаю, очень мощные образы. Очень. В современном российском искусстве это уж точно одна из лучших команд. И мы попытались воссоздать эту историю. Хотели снимать в Иерусалиме, но перекрыть там пять улиц стоило бешеных денег.
— То есть перекрыть Красную площадь дешевле, что ли?
ШУРА: А Красная площадь нам досталась бесплатно. Режиссер договорилась как-то: один звонок генералам — и нам ее на весь день отдали.
ЛЕВА: Мы сами до последнего момента не верили. А получилось логично в итоге — вроде же, когда строили Кремль, имели в виду сделать второй Иерусалим. То есть масса параллелей.
— Этой осенью практически у всех больших русских артистов альбомы выходят, и практически все, от Гребенщикова и Шевчука до Евгения Федорова, так или иначе реагируют на происходящее вокруг. У вас этого, кажется, нет — эти песни, по моим ощущениям, могли бы быть написаны три года назад, например.
ШУРА: Ну, во-первых, там есть песня «Гонка за жизнь». А во-вторых, в какой-то степени в этом и заключается наша социальная позиция. Мы никогда не пели о политике и считаем, что музыкант должен заниматься музыкой, а не политикой.
ЛЕВА: Есть люди, у которых выступать таким образом получается удачно, конкурировать с ними на этом поле бессмысленно. Я не умею делать песни на острые темы социально-политического характера. Песня хорошая должна быть прежде всего.
ШУРА: И потом. Ну вот вся эта история с Химкинским лесом — кто через 10 лет вспомнит, что это было? Это сезонная история.
ЛЕВА: Социальная позиция все равно каким-то образом просматривается в наших песнях, просто она не играет главенствующей роли. Потому что есть много других вещей, с которыми надо взаимодействовать в жизни. Отношения человеческие, любовь, верность самому себе. И это очень важные вещи. Основополагающие такие киты. Если мы не научимся жить по-человечески, то и вся социальщина будет хреновая. Начинать надо с каких-то морально-этических аспектов, тогда и все остальное будет нормально. Понятно, что мы не изолированы от того, что происходит вокруг. Мы же здесь живем, конечно, нас все это трогает. Но каждый по-своему выражает свои мысли и волнения по этому поводу.
— Ну не знаю, а на выборы вы пойдете?
ШУРА И ЛЕВА (хором): А мы не граждане России!
ШУРА: Так что нам очень легко отмазываться.
— Да, и действительно. Ну а происходящее в Белоруссии вам как, например?
ШУРА: А мы и в Белоруссии не граждане. Но мы следим, конечно.
ЛЕВА: У меня мама там живет.
ШУРА: Ну и друзей много, они рассказывают. Ужас, конечно, что происходит. Люди живут кошмарно. Ну вы сами все видите. Если песню «Мы ждем перемен» даже запретили. Ну бред полный!
ЛЕВА: Любое тоталитарное правление приводит к таким казусам — начинают что-то запрещать непонятно почему. Будем надеяться, что России это не коснется.
— Но у вас самих проблем не возникает?
ШУРА: Ну вот разве что когда мы с группой «Сплин» запустили песню «Феллини», какой-то из местных чиновников увидел в ней пропаганду нездорового образа жизни — в строчках «герой на героине, героиня на героине». Песню сняли с эфира — а через полгода опять поставили.
ЛЕВА: Причем непонятно, что его больше смутило — наркотики или сексуальная поза. Как она там называется? Миссионерская! (Смеется.)
— Как люди, которые за всем, что с музыкой происходит, следят, наверняка заметили, что рок в этом году как-то подутих. Как это объяснить?
ШУРА: Понимаешь, время больших — ну, относительно больших — трендов для независимой музыки прошло. Ню-рейв был последней интересной величиной. Уже года полтора-два нет таких всплесков радикальных, чтобы что-то сильно менялось. Да, есть отдельные группы, есть альбомы, но они погоды не делают — последние плюс-минус пять лет все топчется на одном месте. И не только рок. Электроника развивается, но тот же дабстеп сейчас тоже не лучшие времена переживает и занимается самокопированием. И каких-то особо ярких молодых команд я в этом году не заметил. Гранды — да. Elbow, я считаю, великую пластинку сделали, но это музыка в чистом виде, некоммерческая, естественно. Kasabian мне очень нравится последний альбом. Что еще? Ну, Бакстер Дьюри, Metronomy. Но так, чтобы как три-четыре года назад — вот прям ах! — такого нет. Почему? Фиг его знает. А почему была наша волна, которая появилась в начале 2000-х, а дальше никого? Наверное, время какое-то должно пройти, лет десять — и опять все появится.
«Время больших трендов для независимой музыки прошло. Ню-рейв был последней интересной величиной»
ЛЕВА: Да никуда рок не денется.
ШУРА: Вот именно. Мы в Лондоне попали на концерт Гэри Ньюмана — так там в зале готы и любители дарк-вейва, которым уже под 50, а на сцене — человек, которому под 60, и он в идеальной форме абсолютно. А потом оказались на группе Hard-Fi, которая мне когда-то нравилась, — ну и это жалкое зрелище, провал. Чисто гопническая история, где люди бутылками бросаются.
ЛЕВА: Хорошо, что там пластиковые стаканы выдают, а то можно было бы получить по голове и травмироваться.
— Ну так о том речь. В рамках ностальгии по старым временам все отлично работает. С новым хуже.
ШУРА: Просто слишком много всего стало. За последние 10 лет в связи с развитием технологий и интернета групп стало больше, чем человек в принципе в состоянии послушать. В тех же 90-х надо было садиться в профессиональную студию и писаться, а сейчас ты можешь у себя дома штамповать пластинки сколько не лень. Тогда процесс был не таким простым, музыки было меньше, но она, мне кажется, была чуть-чуть качественнее. Уже много лет невозможно слушать альбомы: одна-две песни — да, остальное — добивки. Вот вспомни пластинку, которую ты слушал за последние пять лет целиком?
— Да полно их, на самом деле.
ШУРА: Ну есть, да. Но очень мало по сравнению с тем, что было лет 10–15 назад.
— И как вы видите свою задачу в этой всей ситуации?
ЛЕВА: Да мы не занимаемся таким глубоким анализом нашего творчества. Мы просто продолжаем делать то, что нам нравится и что у нас получается. Сейчас так сложились обстоятельства, что мы смогли пластинку свести в Лондоне — для нас это большой прыжок вперед, это совсем другой уровень, чем раньше.
— Но слушатели-то не почувствуют отличий.
ШУРА: Профессионалы услышат, а поклонники. Оценят немногие, конечно. Но в любом случае, даже если ты включаешь «Наше радио», наши песни радикально по звуку отличаются от много другого, что там звучит.
— Вот, кстати, забавный же момент — вы и слушаете новую музыку, и пишетесь в Лондоне, а все равно альбом звучит в формате «Нашего радио».
ШУРА: Наша музыка звучит в формате группы «Би-2». А как она еще может звучать? Это же мы делаем. Да, мы слушаем много музыки, вводим новые элементы, но радикально музыка не меняется и не может поменяться.
ЛЕВА: Все наши сторонние амбиции мы реализуем в других проектах. «Нечетный воин», например. Или вот с симфоническим оркестром выпустили пластинку. Радикальнее поворота я не могу себе даже представить.
— Просто у меня есть ощущение, что вы вроде как массовая популярная группа, но очень хотите быть модными. При этом аудитория, условно говоря, «Солянки» все равно вас не слушает.
ШУРА: Ну аудитория «Солянки» — это маленький совсем процент же.
ЛЕВА: У нас получается такой симбиоз. Мне все-таки больше нравится музыка мейнстримовая, а Шурик инди любит.
«Мы так секретно станцию называем — «Убийца айпода»
ШУРА: Ну да, и все пластинки где-то на этой грани. А вообще для этих амбиций мы сделали радиостанцию с друзьям, там по этой линии все самое интересное и происходит. Если с инвесторами все будет нормально и мы в следующем году выйдем в FM-диапазон, это, я надеюсь, будет вообще большой прорыв для такой музыки. Если ты слушал эфир, ты мог заметить, что там нет особо ни «Би-2», ни «Агаты Кристи», ни «Мумий Тролля». Мы отдали площадку молодым командам, которых в «Биологии» поддерживали и которые ищем сейчас по всей стране. Мы считаем, что хотя бы одна радиостанция должна все это крутить. Раньше на «Максимуме» что-то было, но когда руководство сменилось, все в ретророк ушло. И мы хотим заполнить этот пробел. Да и самим хочется нормально. Вот у нас недавно была вечеринка, так мы вместо того, чтобы включать айподы, включили радиостанцию. А само радио знаешь как собиралось? Мы просто слили два-три айпода воедино — с этого стартовал первый плейлист.
ЛЕВА: Мы так секретно станцию называем — «Убийца айпода». (Смеется.)
— Серьезно? Вы думаете, что это реально?
ЛЕВА: Почему нет?
ШУРА: Вот если выйдем в FM, будет что послушать, когда едешь в пробке.
ЛЕВА: Но такую уж глобальную задачу мы на себя не берем, естественно. Это шутка. Не нам соперничать с такими монстрами, как Apple.
— Вот еще какое странное дело — те группы, которые вы поддерживаете, почему-то сплошняком все англоязычные.
Креативный продюсер «Cубстанции» Игорь Компаниец о новом радио
ШУРА: Ничего страшного. Те, кто на русском поет, тоже появляются, немного, но кто-то есть. Мы вот поймали очень интересную группу сейчас — InWhite называется. Пока, правда, только одну песню нашли, сейчас будем с ними связывать. Это ведь как происходит? Вот появилось «Наше радио» на стыке 90-х и нулевых — задало какой-то тон, и сразу появилась целая волна. И с этими командами. Когда мы приезжаем в Ростов, мы всегда просим Motorama, чтоб они нам саппорт сделали. Их же в городе не знают практически, понимаешь? Их знают отлично в Москве, в Европе. А там нас журналисты спрашивают — это кто такие? Блин, да это главные герои ваши! И если появится площадка, где будут звучать их песни, это может дать волну — они перестанут быть одинокими. Потому что сейчас жизнь у этих команд — год-два, пока есть энтузиазм. А потом ничего не происходит, и все, они разваливаются. Вот с Bajinda Behind the Enemy Lines так произошло — а ведь хорошая группа была. Все потому, что нет площадки, откуда начинать.
— Так а английский-то почему?
ЛЕВА: Мне, конечно, было бы приятно, если бы появлялись группы, поющие на русском. Но мы же не можем диктовать условия. Если людям хочется делать на английском — пусть делают.
ШУРА: А делают по-английски они, мне кажется, потому что люди, которым 20 и 21, не слушают ни «Наше радио», ни русский рок. Они через Last.fm, через какие угодно источники впитывают глобальную культуру — и, естественно, живут по другим правилам. А вообще было бы круто, если бы появилась волна независимой музыки на русском языке. Русский язык этого достоин.
— Так есть же уже эта волна! Просто вы с ней дела не имеете почему-то. Куча людей, поющих по-русски. Narkotiki, Padla Bear Outfit, «Краснознаменная дивизия имени моей бабушки», полно имен.
ШУРА: Почему не имеем? Мы их крутим. Narkotiki у нас есть в эфире. «Дивизия бабушки» — ну у них и записей-то нет пока. У нас для этого и студия будет, где все можно будет записывать бесплатно — пусть не альбомы, но хотя бы синглы, которые можно в ротацию поставить.
— Засчет чего все-таки должен произойти ваш выход в FM?
ЛЕВА: Наверное, диапазон должны расширить все-таки. Там очень тесно, из-за этого очень дорого стоят частоты, неподъемные деньги. Может, военные дадут диапазон (смеется).
ШУРА: Но у нас есть определенные частные инвесторы — и если все будет нормально, FM появится.
— То есть то, что говорят про господдержку, — это все слухи?
ШУРА: Никакой господдержки. Мы просто к Вадику Самойлову обратились и взяли у него помещение — вот и все.
ЛЕВА: Но если в будущем так повернется, что господдержка появится, я ничего плохого в этом не вижу. Были времена, когда все жаловались, как плохо, что государство не обращает внимания на молодежь и на культуру. А теперь получается, что если обращает — тоже плохо (смеется).
«Были времена, когда все жаловались, как плохо, что государство не обращает внимания на молодежь и на культуру. А теперь получается, что если обращает — тоже плохо»
— Ну просто государство так себе поставило, что дела с ним иметь вроде как западло. А вы же еще с Медведевым когда-то не так давно встречались и тоже про радио говорили?
ШУРА: Ну мы там говорили далеко не только про радио. И я говорил меньше всех — там было кому сказать. Не-не. Просто у нас «Биологию» закрыли, нам нужно было это куда-то деть — и мы решили сделать сетевую историю. А потом появились частные инвестиции.
— Все эти ваши многочисленные истории — и музыка, и радио, и еще что-то, — они не мешают друг другу?
ШУРА: Ну ты же видишь — успеваем. Еще и интервью давать успеваем. Без дела-то скучно сидеть.
ЛЕВА: Это наш способ борьбы с кризисом среднего возраста.
— Я как раз хотел об этом спросить. У вас до сих пор имидж молодежной группы, при этом вам обоим уже по 40 лет. Вы думали о том, как будете меняться дальше?
ЛЕВА: А зачем нам меняться? Мы не мальчуковая группа, не бойз-бенд.
ШУРА: Искусственно омолаживаться мы точно не собираемся.
ЛЕВА: Лучше будем красиво стареть.
ШУРА: Посмотрев на того же Гэри Ньюмана, могу сказать, что такой вариант красивого старения нам нравится.
1000 миль любви и рока
На сайте «РГ» прошла онлайн-конференция группы «Би-2». Официально мероприятие посвящено выходу нового диска под названием Spirit.
В гостях у «Российской Газеты» побывали Лева Би-2, Шура Би-2 и Михаил Карасев. Музыканты поделились с аудиторией подробностями создания альбома Spirit, в котором принимали активное финансовое участие поклонники группы. Рассказали о запуске собственной интернет-радиостанции, работе диджеями и перспективах инди-музыки в России. Беседу с музыкантами вел музыкальный обозреватель «РГ» Александр Алексеев.
РГ: Альбом Spirit, который вышел в начале декабря, планировалось назвать «Оптимист».
РГ: Какая сумма требовалась, чтобы стать золотым и серебряным акционером?
РГ: На вашем плакате есть список акционеров, это золотые или серебряные?
РГ: Всю эту систему вы сами изобрели или трудились специально обученные люди?
РГ: Сколько стоит музыканту выпустить диск красочный, как у вас? Двойной, с постером-вкладышем.
РГ: Надеетесь ли вы на прибыль от продажи изданного диска? Или это больше акция имиджевая?
«Би-2»: Рекорд-компаний практически не осталось, поэтому мы пришли к выводу, что надо что-то делать. Просто нет другого выхода. Мы работаем на будущее, пытаемся ввести новую систему взаимоотношений между нами и поклонниками. Если раньше были пираты и люди покупали пиратские диски, то сейчас пластинка, вышедшая первого числа, второго лежит на всех торрентах. И люди ее качают. Есть много сознательных поклонников, которые готовы заплатить за пластинку, мы им предоставляем эту возможность.
Клип на песню «Оптимист»
РГ: «Би-2» известна тем, что всегда двигается в направлении новых стилей и жанров. Вы первыми в России стали играть диско-панк, достаточно интересно работать со звуком. Spirit, как мне показалось, меньше нацелен на новую модную экспериментальную музыку. Он более романтичный, лиричный.
РГ: Каждый раз вы находите новых певиц, сотрудничающих с вами. Настя Полева была, Тамара Гвердцители. Вы сначала выбираете певицу, а потом делаете для нее песню?
«Би-2»: Здесь не было заранее продуманных ходов. Когда появилась песня «Безвоздушная тревога» в «восточном стиле», нам захотелось, чтобы появилась девушка, которая замечательно с этим справится. Тамара Гвердцители сделала все идеально. А с Настей Полевой очень давно хотели сотрудничать, но не было песни. Михаил Карасев написал «Блюз», и появилась песня с Настей.
РГ: Как вы работаете вместе столько лет?
РГ: Как обычно происходит работа над песней?
РГ: Не тесновато таким составом в студии?
РГ: Что происходит со студией, которую вы создали в прошлом году в Подмосковье? Она функционирует?
РГ: Вы принимали участие в фильме «Квартета И» «О чем говорят мужчины». Скоро выходит его продолжение, «Би-2» там тоже появится?