Что сказал царь своим сыновьям в сказке царевна лягушка
Царевна-лягушка
Русская народная сказка
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, и было у него три сына. Младшего звали Иван-царевич.
Позвал однажды царь сыновей и говорит им:
— Дети мои милые, вы теперь все на возрасте, пора вам и о невестах подумать!
— За кого же нам, батюшка, посвататься?
— А вы возьмите по стреле, натяните свои тугие луки и пустите стрелы в разные стороны. Где стрела упадет — там и сватайтесь.
Вышли братья на широкий отцовский двор, натянули свои тугие луки и выстрелили.
Пустил стрелу старший брат. Упала стрела на боярский двор, и подняла ее боярская дочь.
Пустил стрелу средний брат — полетела стрела к богатому купцу во двор. Подняла ее купеческая дочь.
Пустил стрелу Иван-царевич — полетела его стрела прямо в топкое болото, и подняла ее лягушка-квакушка…
Старшие братья как пошли искать свои стрелы, сразу их нашли: один — в боярском тереме, другой — на купеческом дворе. А Иван-царевич долго не мог найти свою стрелу. Два дня ходил он по лесам и по горам, а на третий день зашел в топкое болото. Смотрит — сидит там лягушка-квакушка, его стрелу держит.
Иван-царевич хотел было бежать и отступиться от своей находки, а лягушка и говорит:
— Ква-ква, Иван-царевич! Поди ко мне, бери свою стрелу, а меня возьми замуж.
Опечалился Иван-царевич и отвечает:
— Как же я тебя замуж возьму? Меня люди засмеют!
— Возьми, Иван-царевич, жалеть не будешь!
Подумал-подумал Иван-царевич, взял лягушку-квакушку, завернул ее в платочек и принес в свое царство-государство.
Пришли старшие братья к отцу, рассказывают, куда чья стрела попала.
Рассказал и Иван-царевич. Стали братья над ним смеяться, а отец говорит:
— Бери квакушку, ничего не поделаешь!
Вот сыграли три свадьбы, поженились царевичи: старший царевич — на боярышне, средний — на купеческой дочери, а Иван-царевич — на лягушке-квакушке.
На другой день после свадьбы призвал царь своих сыновей и говорит:
— Ну, сынки мои дорогие, теперь вы все трое женаты. Хочется мне узнать, умеют ли ваши жены хлебы печь. Пусть они к утру испекут мне по караваю хлеба.
Поклонились царевичи отцу и пошли. Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит лягушка-квакушка, — что ты так опечалился? Или услышал от своего отца слово неласковое?
— Как мне не печалиться! — отвечает Иван-царевич. — Приказал мой батюшка, чтобы ты сама испекла к утру каравай хлеба…
— Не тужи, Иван-царевич! Ложись-ка лучше спать-почивать: утро вечера мудренее!
Уложила квакушка царевича спать, а сама сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась красной девицей Василисой Премудрой — такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
Взяла она частые решета, мелкие сита, просеяла муку пшеничную, замесила тесто белое, испекла каравай — рыхлый да мягкий, изукрасила каравай разными узорами мудреными: по бокам — города с дворцами, садами да башнями, сверху — птицы летучие, снизу — звери рыскучие…
Утром будит квакушка Ивана-царевича:
— Пора, Иван-царевич, вставай, каравай неси!
Положила каравай на золотое блюдо, проводила Ивана-царевича к отцу.
Пришли и старшие братья, принесли свои караваи, только у них и посмотреть не на что: у боярской дочки хлеб подгорел, у купеческой — сырой да кособокий получился.
Царь сначала принял каравай у старшего царевича, взглянул на него и приказал отнести псам дворовым.
Принял у среднего, взглянул и сказал:
— Такой каравай только от большой нужды есть будешь!
Дошла очередь и до Ивана-царевича. Принял царь от него каравай и сказал:
— Вот этот хлеб только в большие праздники есть!
И тут же дал сыновьям новый приказ:
— Хочется мне знать, как умеют ваши жены рукодельничать. Возьмите шелку, золота и серебра, и пусть они своими руками за ночь выткут мне по ковру!
Вернулись старшие царевичи к своим женам, передали им царский приказ. Стали жены кликать мамушек, нянюшек и красных девушек — чтобы пособили им ткать ковры. Тотчас мамушки, нянюшки да красные девушки собрались и принялись ковры ткать да вышивать — кто серебром, кто золотом, кто шелком.
А Иван-царевич воротился домой невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
— Ква-ква, Иван-царевич, — говорит лягушка-квакушка, — почему так печалишься? Или услышал от отца своего слово недоброе?
— Как мне не кручиниться! — отвечает Иван-царевич. — Батюшка приказал за одну ночь соткать ему ковер узорчатый!
— Не тужи, Иван-царевич! Ложись-ка лучше спать-почивать: утро вечера мудренее!
Уложила его квакушка спать, а сама сбросила с себя лягушечью кожу, обернулась красной девицей Василисой Премудрой и стала ковер ткать. Где кольнет иглой раз — цветок зацветет, где кольнет другой раз — хитрые узоры идут, где кольнет третий — птицы летят…
Солнышко еще не взошло, а ковер уж готов.
Вот пришли все три брата к царю, принесли каждый свой ковер. Царь прежде взял ковер у старшего царевича, посмотрел и молвил:
— Этим ковром только от дождя лошадей покрывать!
Принял от среднего, посмотрел и сказал:
— Только у ворот его стелить!
Принял от Ивана-царевича, взглянул и сказал:
— А вот этот ковер в моей горнице по большим праздникам расстилать!
И тут же отдал царь новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему на пир со своими женами: хочет царь посмотреть, которая из них лучше пляшет.
Отправились царевичи к своим женам.
Идет Иван-царевич, печалится, сам думает: «Как поведу я мою квакушку на царский пир. »
Пришел он домой невеселый. Спрашивает его квакушка:
— Что опять, Иван-царевич, невесел, ниже плеч буйну голову повесил? О чем запечалился?
— Как мне не печалиться! — говорит Иван-царевич. — Батюшка приказал, чтобы я тебя завтра к нему на пир привез…
— Не горюй, Иван-царевич! Ложись-ка да спи: утро вечера мудренее!
На другой день, как пришло время ехать на пир, квакушка и говорит царевичу:
— Ну, Иван-царевич, отправляйся один на царский пир, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром — не пугайся, скажи: «Это, видно, моя лягушонка в коробчонке едет!»
Пошел Иван-царевич к царю на пир один.
А старшие братья явились во дворец со своими женами, разодетыми, разубранными. Стоят да над Иваном-царевичем посмеиваются:
— Что же ты, брат, без жены пришел? Хоть бы в платочке ее принес, дал бы нам всем послушать, как она квакает!
Вдруг поднялся стук да гром — весь дворец затрясся-зашатался. Все гости переполошились, повскакали со своих мест. А Иван-царевич говорит:
— Не бойтесь, гости дорогие! Это, видно, моя лягушонка в своей коробчонке едет!
Подбежали все к окнам и видят: бегут скороходы, скачут гонцы, а вслед за ними едет золоченая карета, тройкой гнедых коней запряжена.
Подъехала карета к крыльцу, и вышла из нее Василиса Премудрая — сама как солнце ясное светится.
Все на нее дивятся, любуются, от удивления слова вымолвить не могут.
Взяла Василиса Премудрая Ивана-царевича за руки и повела за столы дубовые, за скатерти узорчатые…
Стали гости есть, пить, веселиться.
Василиса Премудрая из кубка пьет — не допивает, остатки себе за левый рукав выливает. Лебедя жареного ест — косточки за правый рукав бросает.
Жены старших царевичей увидели это — и туда же: чего не допьют — в рукав льют, чего не доедят — в другой кладут. А к чему, зачем — того и сами не знают.
Как встали гости из-за стола, заиграла музыка, начались пляски. Пошла Василиса Премудрая плясать с Иваном-царевичем. Махнула левым рукавом — стало озеро, махнула правым — поплыли по озеру белые лебеди. Царь и все гости диву дались. А как перестала она плясать, все исчезло: и озеро и лебеди.
Пошли плясать жены старших царевичей.
Как махнули своими левыми рукавами — всех гостей забрызгали; как махнули правыми — костями-огрызками осыпали, самому царю костью чуть глаз не выбили. Рассердился царь и приказал их выгнать вон из горницы.
Когда пир был на исходе, Иван-царевич улучил минутку и побежал домой. Разыскал лягушечью кожу и спалил ее на огне.
Приехала Василиса Премудрая домой, хватилась — нет лягушечьей кожи! Бросилась она искать ее. Искала, искала — не нашла и говорит Ивану-царевичу:
— Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты еще три дня подождал, я бы вечно твоею была. А теперь прощай, ищи меня за тридевять земель, за тридевять морей, в тридесятом царстве, в подсолнечном государстве, у Кощея Бессмертного. Как три пары железных сапог износишь, как три железных хлеба изгрызешь — только тогда и разыщешь меня…
Сказала, обернулась белой лебедью и улетела в окно.
Загоревал Иван-царевич. Снарядился, взял лук да стрелы, надел железные сапоги, положил в заплечный мешок три железных хлеба и пошел искать жену свою, Василису Премудрую.
Долго ли шел, коротко ли, близко ли, далеко ли — скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — две пары железных сапог износил, два железных хлеба изгрыз, за третий принялся. И повстречался ему тогда старый старик.
— Здравствуй, дедушка! — говорит Иван-царевич.
— Здравствуй, добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?
Рассказал Иван-царевич старику свое горе.
— Эх, Иван-царевич, — говорит старик, — зачем же ты лягушечью кожу спалил? Не ты ее надел, не тебе ее и снимать было!
Василиса Премудрая хитрей-мудрей отца своего, Кощея Бессмертного, уродилась, он за то разгневался на нее и приказал ей три года квакушею быть. Ну, да делать нечего, словами беды не поправишь. Вот тебе клубочек: куда он покатится, туда и ты иди.
Иван-царевич поблагодарил старика и пошел за клубочком.
Катится клубочек по высоким горам, катится по темным лесам, катится по зеленым лугам, катится по топким болотам, катится по глухим местам, а Иван-царевич все идет да идет за ним — не остановится на отдых ни на часок.
Шел-шел, третью пару железных сапог истер, третий железный хлеб изгрыз и пришел в дремучий бор. Попадается ему навстречу медведь.
«Дай убью медведя! — думает Иван-царевич. — Ведь у меня никакой еды больше нет».
Прицелился он, а медведь вдруг и говорит ему человеческим голосом:
— Не убивай меня, Иван-царевич! Когда-нибудь я пригожусь тебе.
Не тронул Иван-царевич медведя, пожалел, пошел дальше.
Идет он чистым полем, глядь — а над ним летит большой селезень.
Иван-царевич натянул лук, хотел было пустить в селезня острую стрелу, а селезень и говорит ему по-человечески:
— Не убивай меня, Иван-царевич! Будет время — я тебе пригожусь.
Пожалел Иван-царевич селезня — не тронул его, пошел дальше голодный.
Вдруг бежит навстречу ему косой заяц.
«Убью этого зайца! — думает царевич. — Очень уж есть хочется…»
Натянул свой тугой лук, стал целиться, а заяц говорит ему человеческим голосом:
— Не губи меня, Иван-царевич! Будет время — я тебе пригожусь.
И его пожалел царевич, пошел дальше.
Вышел он к синему морю и видит: на берегу, на желтом песке, лежит щука-рыба. Говорит Иван-царевич:
— Ну, сейчас эту щуку съем! Мочи моей больше нет — так есть хочется!
— Ах, Иван-царевич, — молвила щука, — сжалься надо мной, не ешь меня, брось лучше в синее море!
Сжалился Иван-царевич над щукой, бросил ее в море, а сам пошел берегом за своим клубочком.
Долго ли, коротко ли — прикатился клубочек в лес, к избушке. Стоит та избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.
— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!
Избушка по его слову повернулась к лесу задом, а к нему передом. Вошел Иван-царевич в избушку и видит: лежит на печи баба-яга — костяная нога. Увидела она царевича и говорит:
— Зачем ко мне пожаловал, добрый молодец? Волей или неволей?
— Ах, баба-яга — костяная нога, ты бы меня накормила прежде, напоила да в бане выпарила, тогда бы и выспрашивала!
— И то правда! — отвечает баба-яга.
Накормила она Ивана-царевича, напоила, в бане выпарила, а царевич рассказал ей, что он ищет жену свою, Василису Премудрую.
— Знаю, знаю! — говорит баба-яга. — Она теперь у злодея Кощея Бессмертного. Трудно будет ее достать, нелегко с Кощеем сладить: его ни стрелой, ни пулей не убьешь. Потому он никого и не боится.
Рассказала баба-яга Ивану-царевичу, как к тому дубу пробраться. Поблагодарил ее царевич и пошел.
Долго он по дремучим лесам пробирался, в топях болотных вяз и пришел наконец к Кощееву дубу. Стоит тот дуб, вершиной в облака упирается, корни на сто верст в земле раскинул, ветками красное солнце закрыл. А на самой его вершине — кованый ларец.
Смотрит Иван-царевич на дуб и не знает, что ему делать, как ларец достать.
«Эх, — думает, — где-то медведь? Он бы мне помог!»
Только подумал, а медведь тут как тут: прибежал и выворотил дуб с корнями. Ларец упал с вершины и разбился на мелкие кусочки.
Выскочил из ларца заяц и пустился наутек.
«Где-то мой заяц? — думает царевич. — Он этого зайца непременно догнал бы…»
Не успел подумать, а заяц тут как тут: догнал другого зайца, ухватил и разорвал пополам. Вылетела из того зайца утка и поднялась высоко-высоко в небо.
«Где-то мой селезень?» — думает царевич.
А уж селезень за уткой летит — прямо в голову клюет. Выронила утка яйцо, и упало то яйцо в синее море…
Загоревал Иван-царевич, стоит на берегу и говорит:
— Где-то моя щука? Она достала бы мне яйцо со дна морского!
Вдруг подплывает к берегу щука-рыба и держит в зубах яйцо.
Обрадовался царевич, разбил яйцо, достал иглу и отломил у нее кончик. И только отломил — умер Кощей Бессмертный, прахом рассыпался.
Пошел Иван-царевич в Кощеевы палаты. Вышла тут к нему Василиса Премудрая и говорит:
— Ну, Иван-царевич, сумел ты меня найти, теперь я весь век твоя буду!
Выбрал Иван-царевич лучшего скакуна из Кощеевой конюшни, сел на него с Василисой Премудрой и воротился в свое царство-государство.
И стали они жить дружно, в любви и согласии.
Сказка о царевне-лягушке русская народная сказка в стихах
Сказка о царевне – лягушке
Русская народная сказка в стихах
Расскажу вам сказку, дети,
Как давным-давно на свете
В одном царстве жил-был царь,
Всей округи государь.
Рассвело чуть – братья в поле,
Выпустив стрелу на волю,
Побрели в чужом краю
Искать девицу свою.
Старший брат стрелу нашел,
На боярский двор зашел.
Взял он знатную девицу
И решил на ней жениться.
Стрела второго молодца
Прилетела в дом купца.
И царевич той же ночкой
Обвенчался с его дочкой.
«Ты возьми меня, Иван,
Положи к себе в карман,
Принеси меня домой,
Буду я тебе женой!
Я лягушка лишь отчасти,
Принесу тебе я счастье!»
Старший брат давай хвалиться,
Что боярскую девицу
Посчастливилось ему
В жены взять лишь одному.
Средний брат не уступает,
С гордым видом отвечает:
«Дочь купца – моя жена,
Благородней всех она!»
Завязался у них спор,
Прибежал весь царский двор.
Только мудрый царь-отец
Положил ему конец:
«Спор окончите напрасный,
Мне давно уже все ясно.
Ну а ты, мой сын Иван,
Что молчишь? Поведай нам
Про свою красу-невесту,
Из какого будет места?»
Головой поник Иван:
«Похвалиться нечем вам,
Из простых моя жена,
Но милей мне всех она!»
Разве мог признаться он,
Что принес лягушку в дом.
Засмеет весь царский двор,
Скрыл Ванюша свой позор.
Царь-отец окинул взглядом
Сыновей, стоящих рядом:
«Трудно выбрать, скажу честно,
Чья же лучшая невеста!
Расхвалить вы их сумели,
Я ж проверю их на деле:
Велю всем троим к утру
Каравай испечь царю!»
Наш Иван пришел домой
Да с понурой головой.
Не находит себе места,
Тут как тут его невеста:
«Милый Ваня, что случилось?
Не беда ли приключилась?
Может, я смогу помочь
Отогнать печали прочь?»
Наш царевич в тот же час
Ей поведал свой рассказ.
Лишь заснул Иван, лягушка
Вышла на крыльцо избушки.
Сбросив кожу, задрожала,
Красной девицею стала.
Да такой красы небесной,
Что затмила месяц ясный.
Ее звали не напрасно
Василисою Прекрасной!
Она хлопнула в ладошки,
Появились две старушки.
«Мамки-няньки, собирайтесь,
За работу принимайтесь!
Василисе помогите,
Каравай мне испеките!»
К делу няньки приступили:
Быстро тесто замесили,
Печку в доме натопили,
Стол скатеркою накрыли.
И на утренней заре
Пирог стоял уж на столе.
Утром встал Иван: «О, чудо!»
На столе пирог – откуда?
А лягушка со двора:
«Во дворец идти пора!»
Во дворце царь Еремей
С нетерпеньем ждал детей:
« Я надеюсь, вкусный хлеб
Испекли мне на обед?»
Старший сын пирог достал,
Царь и пробовать не стал:
Вместо хлеба белого –
Корки обгорелые.
Средний сын поднес пирог,
Царь решил куснуть разок –
Да сломал один зубок.
Рассердился, не унять:
«С глаз долой пирог убрать,
Им лишь гвозди забивать!»
Иван-царевич в свой черед
Удивил честной народ,
Даже царь от изумленья
Широко разинул рот
И воскликнул: «Ай-я-яй,
Вот так чудо-каравай!
Настоящий град из теста
Испекла твоя невеста!»
Наш Иван пошел домой
Да с понурой головой.
Только дверь открыл в избушку,
Тут как тут его лягушка:
«Милый Ваня, что случилось?
Что на сей раз приключилось?
Не по вкусу каравай?
Скажи честно, не скрывай!»
А лягушка скачет рядом:
«Не горюй, Иван, не надо!
Я смогу тебе помочь,
Впереди еще вся ночь.
Ты ложись-ка спать скорей,
Утро вечера мудреней!»
Лишь заснул Иван, лягушка
Вышла на крыльцо избушки.
Сбросив кожу, задрожала,
Красной девицею стала.
Она хлопнула в ладошки,
Появились две старушки.
«Мамки-няньки собирайтесь,
За работу принимайтесь!
Василисе помогите,
Мне рубашку смастерите!»
К делу няньки приступили:
Ткань соткали, раскроили,
Из нее рубашку сшили,
Да узорами расшили.
И на утренней заре
Была рубаха на столе.
Во дворце полно народа,
Шла примерка полным ходом.
Дары старших сыновей
Принимал царь Еремей:
«Поглядим, что на сей раз
Мне мой старший сын припас.
Это что же за рогожа?
На рубаху не похожа.
Не царю ее дарить,
А в черновой избе носить!»
Дар второго молодца
Успокоил гнев отца:
«Вот рубаха – сразу видно,
И одеть ее не стыдно.
Не по праздникам носить,
Так хоть в баню в ней ходить!»
Иван-царевич в свой черед
Удивил честной народ.
Как рубаху показал,
Царь дар речи потерял.
Вся расшита серебром –
Не опишешь и пером.
Дивной красоты узоры
Всех вокруг пленили взоры.
Вся в диковинных камнях –
Изумрудах, жемчугах,
Солнца луч на ней играет,
Вся горит, переливает.
Царь глазам своим не верит:
«Вот чей дар мне душу греет!
Это что же за творенье,
Не рубаха – загляденье!
Буду в ней ходить – хвалиться,
Лишь по праздникам рядиться!
Наш Иван пришел домой,
Да с понурой головой.
Не находит себе места,
Тут как тут его невеста:
«Милый Ваня, что не весел?
Что ты голову повесил?
Или, может быть, отцу
Была рубаха не к лицу?»
Ей царевич все, как было,
Рассказал неторопливо:
«Нет на свете, без сомненья,
Равных твоему творенью!
Был отец подарку рад,
Примеряя твой наряд,
Отвести не мог он глаз.
Только вот на этот раз
Захотелось вдруг ему
Всех жен увидеть наяву.
Завтра мне велел отец
С тобой явиться во дворец!
Что же делать? Как нам быть?
Как могу я не тужить!»
А лягушка добрым словом
Успокаивает снова:
«Брось, Ванюша, горевать,
Завтра будет день опять.
Ты ложись-ка спать скорей,
Утро вечера мудреней!»
Утром встал Иван, умылся,
В свой кафтан принарядился.
А лягушка скачет вслед
И дает такой совет:
«Ты, Иван, меня не жди,
Во дворец один иди.
Я ж приеду за тобой,
Как услышишь стук да вой,
Не пугайся, это я.
Спросят, ты ответь шутя,
Что, мол, это лягушонка
Твоя едет в коробчонке!»
Так Иван и поступил,
Он один пошел на пир.
Во дворце царь Еремей
Дорогих встречал гостей.
Вот пожаловали братья,
С ними жены в пышных платьях –
Друг пред другом разрядились,
На поклон к отцу явились.
Тут Ивана увидали
Да посмеиваться стали:
«Что невесты не видать?
Стыдно людям показать?»
А царевич им в ответ,
Мол, невеста едет вслед.
Царь решил недолго ждать,
Сел с гостями пировать
За столы дубовые,
Скатерти шелковые.
Вдруг раздался стук да гром,
Стало все темно кругом.
Гости с места повскакали,
Испугались, задрожали.
А Иван-царевич встал,
Улыбнулся и сказал:
«Да ведь это лягушонка
Моя едет в коробчонке!»
С нее глаз Иван не сводит,
А она к нему подходит,
За руку его берет,
Во дворец его ведет.
Царь детей благословил
И велел продолжить пир.
Жены старших сыновей
Позавидовали ей,
И, увидев ее хитрость,
Повторили все за ней.
Тут настал черед плясать,
Василису не унять.
Завертелась, закружилась
Всем на диво в пляс пустилась.
И танцуя, между делом
Рукавом махнула левым.
Тут же озеро с цветами
Разлилось перед гостями.
Правым рукавом махнула –
Лебедь белая вспорхнула,
И расправив два крыла,
По водице поплыла.
Царь и гости все дивятся.
А невестки старших злятся,
И от зависти чернея,
Танцевать пошли скорее.
Одним махнули рукавом –
Всех забрызгали кругом.
Рукавом другим махали –
Только кости разбросали.
И царю на этот раз
Кость попала прямо в глаз.
Царь не в шутку рассердился,
Но потом развеселился.
Пир в разгаре, шум и гам –
В это время наш Иван
Потихоньку отлучился
И домой бегом пустился.
Запыхавшись, прибежал,
Всю избушку обыскал.
Наконец нашел лежачей
Кусок кожи лягушачьей.
И подумал: «Лучше сжечь!» Кожу взял и бросил в печь.
Василиса возвратилась,
Да с порога спохватилась –
Нету кожи лягушачьей,
И Ивану молвит, плача:
«Что ж ты, Ваня, натворил,
Мою кожицу спалил?!
Подождал еще б три дня,
И была бы я твоя!
А теперь прощай, Иван!
Я лечу за океан,
Там, за тридевять земель
Ты ищи меня теперь,
В царстве мрака и теней,
Где владычет злой Кощей!»
Обернулась птицей серой
И в окошко улетела.
Долго Ваня горевал,
Что царевну потерял.
Только слезы не помогут,
И собрался он в дорогу.
И пошел искать жену
В чужеземную страну.
Долго ль шел Иван иль нет,
Но прошел весь белый свет.
Сапоги стоптал до дыр,
Да кафтан свой износил,
Путь лежит еще далек –
Вдруг навстречу старичок:
«Здравствуй, странник! Мир тебе!
Ищешь что в глухой стране?»
И царевич старику
Все открыл, как на духу.
Шел Иван-царевич, шел,
К морю синему пришел.
Видит, щука – на песке,
Жизнь ее на волоске,
Чуть дыша она лежит,
По-человечьи говорит:
«Брось меня, Ванюша, в море,
Отпусти меня на волю.
Отплачу тебе добром,
Помогу тебе потом!»
Ваня щуку в море кинул:
«Что ж, плыви в свою пучину!»
И отправился опять
Василисушку искать.
Долго ль шел Иван по свету,
Нам неведомо про это.
А клубок бежал, катился
И в лесу остановился.
Видит Ваня, на дорожке
Изба стоит на курьих ножках,
Только двери не видать.
Наш Иван давай кричать:
«Эй, избушка, не ленись,
К лесу задом повернись,
Ко мне передом явись!»
Тут избушка заскрипела,
Зашаталась, закряхтела,
Лицом к Ване повернулась,
Дверь в избушку распахнулась.
Видит Ваня, на печи –
На девятом кирпичи
Лежит старая карга.
Кто же это? Баб-Яга!
У нее большущий нос –
В потолок избушки врос.
Рядом с нею черный кот
Ходит-бродит взад-вперед.
Баб-Яга открыла веки:
«Чую запах человека!
Кто нарушил мой покой?
С чем пришел и кто такой?»
Ей Иван-царевич ловко:
«Ах ты, старая хрычовка!
Ты б сначала накормила,
Напоила да помыла,
А потом и речь вела
Про житейские дела!»
Бабка натопила баню,
От души напарив Ваню,
Хлебом-солью угостила
Да меж делом расспросила.
И царевич рассказал,
Как невесту потерял
И куда он держит путь.
Только как ее вернуть?
Шел Иван-царевич, шел,
Землю всю кругом прошел,
Уж отчаялся найти,
Как вдруг видит, на пути
В поле старый дуб стоит,
Воронье над ним кружит,
Словно стая черных туч,
Закрывая солнца луч.
Вдруг откуда-то медведь
Прямо к дубу подбегает,
Дуб с корнями вырывает.
Дуб на землю повалился,
И сундук, упав, разбился.
А оттуда, как лихой,
Заяц выскочил косой,
И пустился прочь бежать.
Ване зайца не поймать,
Он уж голову повесил.
Вдруг откуда-то из леса
Другой заяц выбегает
И косого догоняет.
Наконец его нагнал,
Хвать – и на клочки порвал.
А из заячьего желудка
В небо вылетела утка,
Высоко взметнулась ввысь.
Глядь, откуда ни возьмись,
Словно коршун на голубку,
Селезень напал на утку
И ударил, что есть силы.
Яйцо утка уронила,
И оно упало в море…
Звери радуются дружно,
Сослужили Ване службу!
Наконец яйцо в руках!
Он разбил его в сердцах,
Взял иголку, стал ломать,
Смерть Кощея приближать.
Он ломает, а Кощей
Бьется, мечется злодей.
Василиса спасена,
К милому бежит она,
Под собою ног не чуя,
И в уста его целует.
Молодые воротились
В край родной и поженились.
И прожили много лет
В полном счастье и без бед
Двое любящих сердец!
Вот и сказочке конец!