Для чего изучают литературу в школе
Репетиторам
Зачем изучать литературу в школе?
Литература – это действительно важный школьный предмет, который не только просвещает юного читателя, но и помогает ему сформировать мировоззрение, узнать лучше окружающий мир и себя самого. Чтение дает возможность познакомиться с мыслями и переживаниями автора и вызывает у нас ответные эмоции. Литература не только расширяет кругозор, словарный запас, развивает способность анализировать, грамотно излагать мысли, она воспитывает в человеке нравственность, человечность.
В общеобразовательных учреждениях урок литературы имеет несколько важных функций, каждую из которых важно рассмотреть подробно.
Для обмена своими опытом по преподаванию литературы, а также для поиска и хранения презентаций по литературе переходите по ссылке https://pptcloud.ru/literatura.
Настоящее чтение развивает интеллект, душевную доброту, эмпатию. Эти качества помогают воспринимать литературные произведения ярче, с умом. Читать книги необходимо для расширения кругозора, формирования личности, для познания окружающего мира, людей и в первую очередь – самого себя. Опытный книголюб осознанно понимает свою потребность в чтении и знает, что это очень важно.
Литература является одним из самых важных предметов в школьной программе, наравне с математикой, которая направлена на развитие мышления. Чтение обязательно всем людям, в независимости от того, кем они хотят стать в будущем – экономистами, ветеринарами, математиками, поэтами и т. д. Нельзя жалеть время на изучение литературы, но помимо школьной программы, необходимо заниматься чтением дома – около часа в день.
Литературные страдания. Зачем школьнику классика?
Нужна ли классическая литература в школьной программе, какой профит от ее изучения может получить современный подросток? И если это зачем-то нужно, какие доводы нужно привести в пользу чтения классики? Об этом − в колонке журналиста и мамы троих детей Анны Кудрявской-Паниной.
В моей жизни был период, когда я не могла читать книги. Случилось это сразу после окончания университета. Мое литературное воздержание длилось несколько лет. Я с удовольствием читала газеты и журналы, вполне сносно относилась к детским книгам сына и дочери, но совершенно не могла заставить себя прочесть хотя бы строчку серьезной, взрослой литературы. Меня не интересовали ни классики, ни современники. За предыдущие 15 лет я наелась книгами досыта. Я даже думала сосчитать, сколько произведений я прочла за свою школьную и студенческую жизнь, но так и не сделала этого. А число получилось бы о-о-очень внушительным. Иногда я думаю, что среднестатистический человек может за всю жизнь столько не прочитать. Это издержки моего образования − сначала советского школьного, а потом российского высшего филологического. Я жалуюсь? Нет. Хвастаюсь? Наверное, тоже нет. Хотя бы потому, что из этого потока книг очень мало что помню. Даже то, что нравилось и читалось запоем, вымывалось из памяти новым книжным томом. Было ли это иногда мучительным? Да. Думала ли я в школе и университете: господи, да зачем мне все эти «саги о форсайтах»? Да. Жалею ли я спустя годы о затраченном на чтение сотен томов времени и силах? Безусловно, нет.
Моя приятельница, очень начитанная и образованная, пытаясь объяснить дочери-подростку, зачем им, современным молодым людям, читать классические литературные произведения из школьной программы (и вообще зачем они в ней присутствуют), споткнулась на том, что не очень понимает, какие аргументы нужно привести ребенку, который твердит: «Зачем мне это? Как мне это пригодится в жизни?» А это действительно интересно, в чем польза чтения классики даже через «не хочу» и есть ли она вообще.
Я филолог, поэтому первое, что пришло мне в голову, − это развитие языкового интеллекта. И я не только про визуальное закрепление языка. Я про активный и пассивный словарь, про стилистически выверенную речь, про грамотность, про эрудицию, про все, что непременно пригодится во взрослой жизни, чтобы стать успешным профессионалом в любой сфере. И все это в избытке нам предлагает классическая литература − с неизвестными словами, непонятными реалиями, странными, на взгляд современного человека, представлениями о жизни и отношениями. Пропустить это мимо или через себя − зависит только от нас.
Фото: ТАСС/Валерий Матыцин
Одна голова, прокачанная в свое время сотнями книг, − это, конечно, хорошо, а коллективный разум − лучше. Я с интересом читала аргументы других − знакомых и незнакомых мне − взрослых людей под постом своей приятельницы, в котором она этих аргументов и просила.
Не знаю как подростков, а меня они убеждали. Более того, в какой-то момент я поняла, что если бы дала себе время подумать, то почти все из перечисленных другими доводов, скорее всего, пришло бы в голову и мне.
Если говорить о классической русской литературе, то именно она закладывает в нас какие-то общие и очень важные культурные коды, необходимые для понимания русской культуры. «Чтобы он понимал, что такое обломовщина, что скрывается за фразой «быть можно дельным человеком и думать о красе ногтей», что стоит за образом Анны Карениной и старухи-процентщицы − это, мне кажется, важно, чтобы человек не чувствовал себя в культурной среде так, как будто он не владеет родным языком. «Человек, не знающий своей литературы, не может познать все богатство родного языка и культуры своего народа, а значит, не будет носителем культурного кода. Недаром Даль определял национальность человека не по крови, а по языку, на котором человек думает. И язык этот должен быть не примитивен, а обогащен слогом великих писателей».
Классическая русская литература − это энциклопедия человеческих образов и психологических типов, она учит философии и развивает эмпатию «к самым разным людям, историям, судьбам». Мне кажется, это некий этап взросления человека − умение понять многообразие мира, попытка понять другого.
Фото: портал мэра и правительства Москвы
Категоричных подростков убедить всеми этими умными словами, конечно, непросто, а иногда и просто невозможно, но это не значит, что пытаться не стоит. Мою дочь убеждать было и не нужно, а вот ее старшего брата приходилось. Несмотря на обилие книг, прочитанных с ним в раннем детстве, в старших классах он категорически отказывался читать книги из школьной программы. Да бог с ней с программой, я была бы рада увидеть его с любой книгой в руках. Но, увы. Гораздо интереснее было висеть в соцсетях или играть в «доту». О, скольких нервных клеток стоило мне это его увлечение! Знаете, на какую книгу удалось неожиданно уговорить этого молодого игрока? Правильно, на одноименную. «Игрок» Достоевского неожиданно парню понравился, да так, что он даже периодически зачитывал нам оттуда цитаты. Одним словом, мотивировать к чтению классики возможно даже самого несговорчивого ребенка. Главное − правильно подобрать литературу. И подход.
Если ребенок амбициозен и думает о будущем всерьез, можно аргументировать необходимость чтения классики тем, что это поможет и при учебе в вузе, и при овладении профессией, какую бы из них он ни выбрал, потому что это занятие вырабатывает привычку «хорошо ориентироваться в многофигурных и многоплановых сюжетах и удерживать в голове большой объем связей, а это в свою очередь, отбрасывая вопросы рабочей необходимости, для уменьшения вероятности постановки диагноза «старческая деменция» в пожилом возрасте».
Если ваш ребенок начнет ссылаться на «весь цивилизованный мир», напомните ему, что в любой стране каждый интеллигентный человек ассоциирует Россию с великой литературой: «Не красавицами и не «калашниковым», а, извините, Достоевским и Толстым мы в мире ценны. И даже если мы до конца не в силах понять, почему (лично я не могу понять, почему Достоевский?), то надо просто из интереса узнать, что находят такие разные люди в этих книгах. Даже если не понравится, тем более! Сам потом не прочитаешь, а школа − отличный шанс узнать. Ну а некоторых наших классиков так и просто очень интересно читать».
Фото: ТАСС/Валерий Матыцин
Ну и если этого окажется недостаточно, сводите ребенка на «Грозу» под саундтрек группы «Ленинград» в постановке Евгения Марчелли или на крымовского «Онегина». Может быть, такое современное прочтение классики взбодрит вашего старшеклассника?
Я отчасти согласна с тем, что многие обязательные произведения школьникам не по возрасту, не по знаниям и, может быть, даже не по уму. Мне так в свое время были совсем не по уму логарифмы и интегралы. Вопрос: кто мешает вам перечитать это в зрелом возрасте, чтобы осознать всю глубину произведения? И еще вопрос: а многие ли возьмутся за классику в возрасте «кому за. «? Не за одну книгу, не за две. И я не одна так думаю: «Закладывается хоть какая-то база общего развития. Когда дорастешь, захочешь перечитать (возможно), так как переосмыслишь многие вещи. А если не читать в школе, то в 30 уж точно и не будешь думать, что это нужно».
На самом деле меня (и не только меня) удивляют аргументы противников изучения тех или иных предметов или отдельных их частей в школе, будь то тригонометрия или классическая литература, в стиле «А ты хотя бы раз после школы использовал таблицу синусов?» или «А как мне в жизни поможет то, что я буду знать, кто такой Базаров и что с ним случилось?». Точно так же можно спросить, когда последний раз взрослый человек собирал пирамидку и пригодился ему навык надевания колец.
Кто вообще сказал, что все это должно иметь прикладное значение? Идет формирование общей интеллектуальной базы и развитие мышления конкретного человека, в то время пока оно, это мышление, проделывает довольно сложные математические или лингвистические процедуры в школе. И говорить про конкретные практические цели в этом смысле просто нелепо.
И именно поэтому совершенно не важно, что логарифмы и интегралы вам в жизни не пригодились ни разу, да и вообще вы не помните, что это и с чем их едят. Не имеет значения, что вы забыли почти все, о чем читали (или по крайней мере вам так кажется). Все это однозначно имело значение в тот момент, когда вы осваивали это. Все это так или иначе навсегда осталось в вас и сформировало ваш интеллект, который теперь должен постараться и найти аргументы в пользу чтения классики или изучения любой другой науки для интеллекта подрастающего.
Репрессивная машина или набор мемов. Честный взгляд на литературу в школе — от учителей и словесников
Мало кто ставит под сомнение школьную программу по физике, географии или математике. А вот о литературе готовы спорить, кажется, все. Нужны ли детям сложные многотомные тексты? Зачем учить столько стихов? А сочинения — это вообще что? На круглом столе Storytel, который прошел в «Новой школе», об этом рассуждали учителя и словесники. Мы записали их главные тезисы.
Для чего нужна литература в школе
Константин Мильчин, литературный критик, журналист: Мне кажется, что литература и ее важная часть, школьная программа по литературе, — это некоторый набор мемов, понятных всем. Если двадцатилетние не факт что знают «Иронию судьбы», а я, например, не слышал ни одной строчки Моргенштерна, то какие-то фрагменты из Пушкина, Грибоедова, Толстого и далее понятны абсолютно всем. Это то, что нас немножечко связывает; то, с чего мы можем начать разговаривать, если поговорить хочется, а совершенно непонятно, с чего именно нам начинать.
Ирина Лукьянова, обозреватель «Новой газеты», учитель литературы: Мне кажется, литература — это древнейшая форма хранения человеческого опыта, такой всемирный интернет в эпоху до изобретения самого интернета. Это колоссальное хранилище, всемирная библиотека, в которой человеческий опыт присутствует еще до того, как была изобретена политология, экономика, социология, психология. Авторы все это уже видели и наблюдали. Гоголь описал Плюшкина раньше, чем появилось определение «обсессивно-компульсивное расстройство». И наша задача как учителей, мне кажется, не навязывать ту или иную идеологию, а дать детям какие-то ориентиры, чтобы в этой мировой библиотеке управляться, не отказываясь от нее, и выбирать то, что им по каким-то причинам сейчас необходимо.
Евгения Рябова, преподаватель словесности в «Новой школе»: Литература становится некой базой для народа, потому что у нас нет развитой философской мысли, которая была бы суперзаметной в мире. Литература занимает это место. Для себя лично я решила, что мы учим детей читать тексты, которые позволяют говорить о себе и понимать себя, потому что любой текст — это разговор с другим человеком. Любой текст заставляет нас понять, что хотел сказать человек, как он это сказал, почему он так сказал. Это диалог.
Оксана Васякина, писательница, феминистка, лауреат различных литературных премий: Когда я ехала в такси, я думала про литературу как про репрессивную машину, потому что, помимо того что нас все время учили (по крайней мере, меня учили) переучиваться с левши на правшу, по сути, тот канон, та программа, все те штуки, которые мы с вами обсуждаем, работают на то, чтобы нас всех сделать одинаковыми людьми. Мы же еще выросли в аналоговую эпоху, у нас не было интернета, у нас не было ничего, кроме телика и плохой библиотеки. Действительно, очень сложно было противостоять этому однообразию. Сейчас дети намного сложнее и намного разнообразнее.
Что читают современные школьники
Ирина Лукьянова: Они все читают разное. Я у них всегда прошу в начале сентября, когда они приходят на первый урок: похвалите мне, прорекламируйте какую-нибудь книжку, которую вы прочитали летом, и мы проголосуем за лучшую презентацию и за книжку, которую большинство захочет прочитать. А еще дети, которые к нам приходят поступать, должны принести (если они поступают на гуманитарный профиль) тетрадочку, в которой выписаны 50 последних книг, которые они прочитали. Эти списки не совпадают вообще ни у кого. У кого-то сплошь идут серии: «Гарри Поттер», «Коты-воители», еще что-то. У кого-то — сплошь книги издательств «Самокат», «Розовый жираф», «КомпасГид». У кого-то — сплошь скандинавские авторы.
Кто-то существует в контексте аниме, кто-то существует в контексте фанфиков. У них нет объединяющего начала, чтобы все смотрели одни и те же фильмы, слушали одну и ту же музыку, говорили об одном и том же, пользовались одними и теми же цитатами.
Не знаю, обратили вы внимание или нет, что «12 стульев», Довлатов как всеобщие цитатники уже потеряли свою роль
И ничего трагического, кажется, с национальным сознанием от этого не произошло. Оттого, что стало больше разнообразия и меньше единообразия, оттого, что люди стали одеваться не в одинаковые одежды, а в разные, читать не одни и те же книги, а разные, никакой духовной катастрофы не случилось.
Чему классика может научить наших детей
Борис Куприянов, издатель Gorky.media, один из соучредителей книжного магазина «Фаланстер»: Ради чего люди изучают математический анализ в школе? Это делается вовсе не для того, чтобы люди умели построить функцию и взять ее предел, взять вторую производную. Вы просто должны научиться анализировать. Анализировать можно учиться различными способами. Литература — прекрасный вариант для тех, кто не очень способен анализировать при помощи математического анализа. На самом деле, литература и математика — это два предмета, которые учат не знаниям, а способам. Они учат мыслить.
А вот по поводу истории о том, что литература учит хорошему… Что значит «учит хорошему»? Русская литература сейчас с точки зрения общей морали хорошему не учит. Она учит очень странным вещам. Дубровский — две статьи, Евгений Онегин — тоже две статьи. Каждый под статьей ходит.
Более того, ведь на самом деле какая-нибудь «Война и мир» не является классикой вообще!
Классикой является бал Наташи, какие-то кусочки из «Войны и мира», а вся «Война и мир» классикой не является. Никто не помнит ее. Она настолько трудно составлена, составлена в разное время, настолько фрагментарно, что не может являться классикой вообще.
Поэтому учить литературу можно только через обучение взаимодействию с текстом: как понимать текст, как распознавать его и пытаться с ним дискутировать. Других функций в наше время у русской литературы, по-моему, нет.
Что не так со школьной программой
Константин Мильчин: М ы отдаем себе отчет в том, что школьная программа немножечко устарела, она была придумана в те времена, когда дискуссии о том, как должно быть устроено общество и будущее, не были столь яркими и яростными, как сейчас. Не было таких задач по изменению общества, по созданию его нового лика. Нынешняя школьная программа, безусловно, не отражает гендерного, этнического, прочего состава общества.
Оксана Васякина: Давайте хотя бы сбалансируем гендерный состав. К Пушкину поставим Ростопчину, например, или Каролину Павлову.
Можно просто показать «Памятник» Пушкина и «Недоконченное шитье» Ростопчиной. Я всегда сравниваю эти два текста, потому что они написаны примерно в одно и то же время. С одной стороны, «Я памятник себе воздвиг нерукотворный», с другой — Ростопчина обращается к своему шитью и говорит: «Ты мое шитье, ты мой рукотворный памятник». Вот, собственно, разница.
Я преподаю неподцензурную советскую поэзию, соответственно, я параллельно объясняю: этих женщин из списка мне пришлось просто вытаскивать за волосы из антологии неподцензурной советской поэзии. Их там всего лишь две или три было. Елена Шварц, естественно, великая Седакова.
Всех невеликих женщин просто смыло волной истории. А всех невеликих мужчин, например, оставили
На эту критику уходит достаточно много сил. Это бесконечное проговаривание, бесконечные ответы на подвешенные вопросы. Это и гендерный вопрос, и социальный вопрос, и политический вопрос, это часть интерпретации тоже.
Валерий Печейкин, драматург «Гоголь-центра», писатель: Я бы еще попросил всех учителей мира быть самим живыми людьми. От учителя, мне кажется, зависит очень много. В се, кто ставит оценки, находятся в вертикальных отношениях с маленьким человеком. В 9-м классе у меня был домашний скандал, когда родителей вызвали в школу из-за моего сочинения по «Преступлению и наказанию», где я написал, что Раскольников правильно сделал то, что он сделал. Родителям тогда сказали: «Вы понимаете, кто у вас растет?» Я помню, как я переписывал это сочинение «правильно»: нужно было вернуть Раскольникова к правильному выводу, убрать Ницше, убрать Набокова оттуда. Разве это не трагедия маленького человека?
Как помочь ребенку полюбить книги
Варвара Бабицкая, редактор проекта «Полка»: Помню, у меня в детстве было две ролевые модели: Джейн Эйр и Сирано де Бержерак. Мне не мешало, что Сирано де Бержерак — мужчина, живший в другую эпоху и так далее. В его опыте было нечто универсальное, с чем я ощущала родство. Тем не менее, конечно, я была очень благодарна за то, что есть Джейн Эйр, которая, как в «Гарри Поттере», сначала маленькая, десятилетняя девочка была. С ней легко эмоционально отождествиться и включиться в жизнь и этот текст. Так вот, если говорить о практической задаче «как приохотить человека к чтению», то, конечно, хочется показать больше текстов, апеллируя к понятному опыту, потому что у ребенка возникает эмоциональная связь с литературой.
Виктор Симаков, преподаватель словесности в «Новой школе»: В 80%, что ли, школ России используется учебник под редакцией Коровиных. Там биографии всех писателей даны. Они, в общем, все одинаковые: он любил родину, любил природу, любил читать, любил простых людей. В общем, они все одинаковые, они ничем не цепляют, эти авторы. Вот они действительно мертвые. Когда это читаешь, возникает одно желание — отказаться вообще от биографии, просто идти сразу в текст и не останавливаться на авторе.
А дети должны понять, что авторы этих текстов такие же живые, как и мы. Они совершали ошибки, делали не самые красивые какие-то штуки, где-то были смешными, где-то были неправы, и это нормально для человека. Забронзовевшие памятники — это большое препятствие для того, чтобы они хоть что-то начали читать.
В моем идеальном представлении преподавание литературы должно исходить не из того, что есть некий набор текстов, который нам всем нужно пройти, а из того, о чем мы говорим, о чем я как учитель словесности говорю с детьми. Исходя из этого, для конкретного класса, для конкретного ребенка должен подбираться и внеклассный список, и список на лето, и те произведения, о которых мы будем говорить в этом году вот именно с этими детьми.
Эта дискуссия стала первой из серии круглых столов Storytel о самых актуальных культурных и литературных вопросах современности. Эксперты из разных областей будут собираться так раз в несколько месяцев и обсуждать главные темы из сферы своих профессиональных интересов.
Зачем литература школе?
Сегодня сообществом словесников и филологов активно обсуждается состояние литературного образования в школе: от содержания программ до методик преподавания. Но несмотря на обилие проблем, отрадно то, что эта тема сегодня не оставляет равнодушными ни власть, ни общество. О том, для чего нам нужно филологическое образование, каким должен быть учитель литературы и как учить читать современных детей рассказала Евгения Семеновна Абелюк, заслуженный учитель РФ, доцент Института образования НИУ ВШЭ, учитель литературы ГБОУ «Школа 1525» города Москвы.
Бытует мнение, что современная школа должна только учить, давать знания, социальные компетенции, а воспитание и нравственность — задача семьи. Применим ли такой подход к обучению в общем и как быть в этом случае при изучении литературы? Ведь в каждом произведении присутствуют и воспитательные моменты, и нравственные дилеммы, и вопросы совести…
Школа, безусловно, воспитывает. Сам стиль жизни школы таков, что ребенок, попадая в этот большой человеческий коллектив, не только получает знания, но и учит выстраивать в этом коллективе свое поведение. Родители, конечно, вкладывают многое в сознание маленького человека, но пока он сам не поймет, что ему надо и зачем, ничего у него не получится. Зачем нужны знания, какие нужны — понимание этого происходит в школьном возрасте и обычно именно в школе. Это и многое другое: отношения со взрослыми, отношение к разным позициям в жизни… в школе возникает бесконечно много ситуаций, в которых человек формируется.
И поэтому, что бы мы сегодня ни придумывали: дистанционное обучение, интернет-школы и т.д., я считаю, что та форма урока, которая была найдена когда-то очень давно и до сих пор существует, очень много дает ребенку.
Вообще, современного человека, который осознает себя самостоятельной личностью, на мой взгляд, воспитывает не назидание, не перечень правил, а собственный опыт, который складывается из взаимодействия с другими людьми, поиска знаний, обучения и т.д.
Когда-то очень давно, когда человек осознавал себя, в первую очередь, членом коллектива, а не самостоятельной личностью, он иначе формировался, ему, наверное, больше нужны были наставления. Но сегодняшнему ребенку, у которого уровень осознания себя независимой личностью очень высок (только на глазах моего поколения преподавателей он очень вырос), важны не наставления — важно, чтобы перед глазами были примеры нормальных отношений между людьми. Именно это будет в дальнейшем помогать человеку жить в социуме и определять свое место в нем.
И в этом смысле, конечно, литература играет важную роль. Я не буду утверждать, что литература — это предмет, который воспитывает больше других. История, например, тоже воспитывает. Но понятно, что у ребенка, заинтересованного чтением художественной литературы, — я сейчас говорю не о школьной программе, — расширяются горизонты. Он понимает, что жизнь гораздо разнообразнее, чем то, что он видит вокруг себя.
Литература дает примеры очень разных жизненных стратегий, создает представление о жизни в разные эпохи, в разные культуры, дает возможность и эмоционально почувствовать себя другим. Это важный человеческий опыт.
А школьный предмет «литература» при том, что он как будто бы призван делать то же самое — читать вместе с ребенком, решает задачи более изощренные. Школьный курс литературы построен таким образом, чтобы показать ребенку, как ориентироваться в тексте, как научиться понимать, что за всем, что он в мире художественного произведения увидит, стоит автор. И воспринимать это произведение как способ диалога с автором. И литература, и такой предмет, как мировая художественная культура, и вообще любые предметы, где есть возможность подробно, неторопливо заниматься чтением, рассматриванием, присматриваться к художественным особенностям текста, показывает, как в таком сложно организованном художественном мире реализуется авторская мысль.
Это дает огромное количество возможностей для воспитания ребенка. Даже не столько познания окружающего мира, ведь чтобы получить информацию, достаточно просто почитать энциклопедию, а именно в смысле формирования человека. Такой читательский опыт развивает еще и чувство языка, а ведь это тоже важнейшая часть воспитания, формирует внимание к слову, к формулированию. Помогает рефлексировать по поводу своих впечатлений, находить для них слова, учиться точно их выражать. Наконец, научиться понимать себя. Все это впоследствии поможет взаимодействовать с людьми на уровне глубокого общения.
У такого предмета, как литература, задачи очень сложные, и если учитель увлечен своим предметом и профессионален, он очень много может дать ребенку.
До сих пор в нашей российской школе задачи школьного предмета «литература» часто понимаются примитивно, как такое лобовое воспитание. Хотя такое понимание абсолютно противопоказано природе художественной литературы, ведь это вид искусства, а не дидактическая дисциплина. Вместе с тем подходы к преподаванию литературы меняются в лучшую сторону. Например, раньше считалось невозможным разбирать с детьми произведение, как говорили, «по косточкам», — методисты полагали, что это «убьет» произведение. Сегодня цели предмета понимаются иначе: ясно, что от эмоционального восприятия ребенка нужно бережно привести к пониманию, и анализ для этого необходим. Другое дело, что не все учителя с такой задачей могут справиться в достаточной мере профессионально.
Так что да, школа должна воспитывать, но не назиданиями, не «в лоб».
Учитель, который сегодня преподает литературу в школе — кто он? Каким он должен быть человеком, специалистом? Как его нужно готовить к этому предмету?
Он должен быть, прежде всего, тонким человеком. Тонкость нужна и для того чтобы общаться с ребенком, и для того чтобы вместе с ребенком читать художественную литературу. Потому что тут очень значимы оттенки: нужно уметь слышать другого, и это очень сложная задача. Учителю литературы надо быть профессиональным человеком, нужно иметь хорошее полноценное филологическое образование. Необходимо постоянно работать над собой, интеллектуально и эмоционально. У нас, к сожалению, часто преподают, имея в голове некую схему, заложенную еще в институте. Преподаванию это вообще противопоказано, на мой взгляд, а преподаванию литературы противопоказано особенно.
Тут опасностей очень много. Например, если ты преподаешь уже достаточно долго, а тебе приходится постоянно возвращаться к одним и тем же текстам, и если ты при этом каждый раз не находишь в этих текстах что-то новое, не идешь «по свежему следу», тебе будет не интересно. А если тебе будет не интересно, то будет не интересно и ребенку. Надо вместе с учениками «вытаскивать» из предмета что-то новое. А это непросто. Не каждый учитель готов к этому.
Я преподаю в магистратуре НИУ ВШЭ, созданной для действующих учителей литературы, для словесников, и замечаю, что учителя, (а к нам приходят сильные, но уставшие от рутины) стремятся освежить восприятие предмета. Очень часто это учителя, которые испытывают кризис: они устали от повторения, им не хватает филологической среды. Я вижу, что когда они подбирают темы для курсовых работ или для магистерских диссертаций, то всегда выбирают такую литературу, которая в школе не изучается. Мы и на занятиях каждый раз берем какие-то новые вещи для анализа. Тогда они начинают иначе видеть и то, что преподают в школе.
Для такого учителя естественно поддерживать возможность вариативного преподавания литературы в школе. Ведь в каждом классе свои особенности. Я, например, преподаю в школе поэтику (это профильный предмет для гуманитариев), и класс у меня делится на две подгруппы. Один и тот же класс, две подгруппы, и я никогда не иду с ними по одному и тому же пути. У них не одинаковый читательский опыт и потому проблемы перед преподавателем стоят разные. И литературный материал, на котором их учишь, может отличаться.
Для того чтобы человек состоялся как учитель, важно чтобы профессию он выбирал по призванию. Очень многое зависит и от вуза. Ну, а кроме того, студент-филолог должен больше учиться в библиотеке, чем в аудитории. В том числе читать хорошую филологическую литературу. Больше, чем методическую. Наша современная методика преподавания литературы не кажется мне сильной.
На самом деле гуманитарное сообщество, в том числе научное, тоже ответственно за подготовку учителя. Для того чтобы не уставать от преподавания, развиваться в своей области, учителю хорошо бы участвовать в каких-то профильных проектах. Бывать на профессиональных конференциях, семинарах, форумах; необходимо «вариться» в филологической профессиональной среде. Более того, надо бы выступать на таких конференциях, писать какие-то научные работы; я постоянно говорю об этом нашим магистрантам. Потому что именно с написанием текстов им, как ни странно, особенно сложно. Страх «белого листа» есть почти у всех. Не пишущий учитель не научит писать детей. Говорят словесники обычно лучше, чем пишут. Иногда даешь какой-то текст учителю — он его «видит»: видит связки, элементы художественной системы, переклички смыслов в тексте… Но как только он пробует что-то записывать, мысль начинает буксовать, и одна из задач нашей магистратуры — сделать так, чтобы писать стало потребностью.
Так что перед профессиональным сообществом стоит очень важная задача: привлекать учительство к филологическим проектам. Но сначала нужно научиться иначе относится к учителю, уважать его.
Качество (как и содержание предмета) преподавания литературы в школе сегодня — предмет дебатов. И один самых полемичных вопросов — вопрос учебника…
На мой взгляд, учитель литературы находится в более выгодном положении, чем преподаватели других предметов, потому что он может работать вообще без учебников. Если это хороший учитель. Потому что для него важен не столько учебник, сколько художественный текст. А учебник будет исполнять роль путеводителя к этому тексту. Но, безусловно, иметь хорошие учебники очень удобно, потому что учитель просто не успеет дать сам весь тот материал, который хотел бы, учитывая ограниченное количество часов.
Хороший учебник должен быть диалогичным (от слова «диалог»), то есть содержать интересные свежие вопросы и задания, заставлять думать не только ученика, но и учителя; это и будет способствовать диалогу между ними. Такая помощь учителю нужна. Мы пока очень далеки от идеала — даже те учебники, которые в целом можно считать хорошими, кого-то все равно не устраивают. А есть учебники, которые мы, словесники, считаем плохими, но они почему-то держатся. И потому так важно, чтобы учебники обновлялись.
Многие часто относятся к гуманитарным предметам с некоторым снисхождением: век IT-технологий, настрой на инженерное образование, робототехника и т.д. Так в чем основная задача гуманитарных предметов в целом, и литературы в частности, если не говорить о каких-то очевидных вещах, таких как: знание текстов, исторические факты, персоны и т.д.?
Конечно, должен быть баланс. Гуманитарные дисциплины важны необыкновенно. Однако у меня нет такого впечатления, что в школе этот баланс не соблюдается и что гуманитарные предметы как-то ущемлены. Наоборот, когда я слышу, как дети-гуманитарии говорят, что математика им не нужна, я расстраиваюсь. Я глубоко убеждена, что для гуманитариев математика — один из важнейших предметов. Будущий филолог, как и математик, будет оперировать абстрактными сущностями, а не результатами конкретных опытов. Гуманитарные дисциплины требуют сложных структурированных построений, для которых нужна серьезная культура логического мышления.
Не могу сказать, что в школьном курсе есть перекос и в пользу естественных наук или технических предметов. В них также очень большая нужда. И здесь требуется и понимание текста (например, учебника), и умение его анализировать, и на вопросы отвечать. Боюсь, что и тут у нас далеко не все в порядке. Существует нехватка диалогического подхода к обучению. Учитель слишком часто монологичен, хотелось бы, чтобы ребенок в большей мере сам добывал знания. Как, например, у нас делаются школьные лабораторные работы? Часто ли полученный ребенком результат воспринимается им почти как собственное открытие?
То есть развивающемуся сознанию нужны все предметы. У ребенка нужно формировать картину мира, в том числе и научную, независимо от того, чем он будет заниматься в жизни дальше.
В числе задач гуманитарных предметов — воспитание культуры речи. Я замечаю падение грамотности в речи, и в письменной речи сегодня расстраивает не столько орфографическая безграмотность, сколько речевые ошибки, невнятица. Абсолютное неумение формулировать свою мысль, непонимание того, что неточная формулировка искажает суть мысли, и человека уже невозможно понять. Значительный набор слов и понятий, которые пора бы уже знать к определенному возрасту (например, в старшей школе), неизвестен ребенку. Как-то я обнаружила, что восьмиклассники не могут дать объяснение понятия «верноподданный». Казалось бы, сам способ образования этого слова содержит ответ на этот вопрос, и, тем не менее, дети не смогли его объяснить. Это показатель того, что языковое чутье недостаточно развито.
В чем причина? Сказать, что школьники меньше читают, я не могу, хотя родители точно читают меньше… Но дети все же читают, просто они читают не ту литературу, к которой мы привыкли. Например, когда к нам в лицей на гуманитарное направление поступают дети, мы обязательно разговариваем с ними — выясняем читательский кругозор. В последние годы мы наблюдаем такую картину: дети почти не читают русскую классику. В основном они читают современных зарубежных авторов, и хотя очень часто это по-настоящему хорошие книги, все же это переводная литература, и естественно, что многих слов и российских реалий дети не знают или не совсем понимают. В принципе, ничего страшного, узнают позже, главное, чтобы была эта потребность — узнавать. Ну и конечно, умение обращать внимание на незнакомые слова. Можно ведь довольствоваться тем, что какие-то смыслы понимаешь по контексту, и не стремиться узнавать новое. Поэтому важно приучать ребенка смотреть в словари, читать комментарии и сноски к художественным текстам, важно, если что-то непонятно, приучать задавать вопросы.
Например, при приеме в восьмой класс лицея на собеседовании мы даем прочитать стихотворение — и при этом не ждем его анализа — этому юный человек еще научится. Нам важнее, чтобы ребенок заметил, что ему не понятно. И от этого «не понятно» мы могли бы вместе куда-то пойти. Как раз такого рода вопросы ребенок сегодня не задает, а этому надо учить.
Да, есть очень маленький процент детей, который читает осознанно, остальные к этому не приучены ни школой, ни учебником, ни родителем. И это задача общая.
Какой зарубежный опыт преподавания литературы можно было бы взять на заметку в нашей школе?
Я знаю о том, как преподается литература во Франции, например. Там упор делается не на количество прочитанной литературы — их список не такой большой, как у нас, — акцент делается на медленном осознанном чтении, которое так необходимо и нашим детям. Ведь у нас как происходит? С одной стороны, есть очень хорошая российская традиция: читать с ребенком сложные вещи, дать ребенку представление о нашей общей культуре, чтобы у разных поколений был общий культурный язык. Но чтобы эту задачу решить, не нужен огромный объем литературных произведений — мы не успеем их обсудить! А в нашем литературном образовании именно такой подход. Надо все успеть освоить! И это очень пагубно.
А ведь еще есть экзамены! В системе международного бакалавриата, которая у нас тоже кое-где внедрена, также есть единый экзамен. Но проходит он иначе, чем у нас. Там детям для анализа предлагается небольшое, не изучавшееся на уроке, литературное произведение. То есть школьники видят этот текст на экзамене впервые и должны его проанализировать. На мой взгляд, это замечательный путь. Потому что учитель не натаскивает их на знание непонятно чего в произведении, а учит их разбираться в тексте. Такой подход и учителя заставляет все время расти. Почему такой экзамен невозможен у нас? Ну, пусть он будет рядом с тем, который сейчас существует! Я не одна предлагаю такую альтернативу. Знаю других коллег, поднимавших этот вопрос. Но противники такого экзамена говорят: а кто будет проверять такие работы, какие специалисты, какой квалификации? Но можно же хотя бы двигаться в этом направлении…
Если подытожить, какие основные проблемы существуют в современном преподавании литературы?
Проблем на сегодня огромное множество. Мы все время как будто бы эти проблемы обсуждаем, куда-то двигаемся, наверное, но этих проблем не становится меньше. Одна из основных — отношение к образованию как к догме, и к литературному образованию особенно. Совершенно необходимо уважительное отношение к мнению ребенка. Учителю нужно уметь скорректировать собственную позицию с учетом позиции ребенка, увидеть плюсы его позиции, а не только минусы. Нужно не бояться отказаться от шаблона, а это требует серьезного профессионализма педагога, и у нас таких учителей, на самом деле, не так мало.
Кроме того, мы часто слышим негативные отзывы о школе, и это тоже мешает позитивным изменениям. Например, на одной из радиостанций я недавно услышала как двое ведущих, ругая школу, ратовали за надомное обучение. Такое мнение очень распространено сейчас. Но ярких учителей у нас в школах много! Вот показатель: у учителей-словесников появились так называемые «Свободные встречи свободных учителей в свободное от работы время», — людей тянет к профессиональному общению, на такие встречи коллеги съезжаются в Москву, на один день, съезжаются из разных городов: из Новосибирска, Ижевска, Самары… даже с Дальнего Востока. За свои деньги, между прочим. Едут, чтобы встретиться, поговорить, обменяться опытом. Потому что им этого страшно не хватает. Это голод по серьезному профессиональному общению. На такое способны только очень большие энтузиасты своего дела, творческие люди. А профессия учителя вообще творческая, она заслуживает уважения общества.