Дети солженицына чем занимаются где живут
Сын Александра Солженицына ИГНАТ: «Лично меня свобода слова в России волнует меньше всего»
«РОСТРОПОВИЧ УСТРОИЛ МОИМ РОДИТЕЛЯМ ВЫГОВОР: «ВЫ ЧТО, С УМА СОШЛИ?! ЕМУ ЖЕ ЗАНИМАТЬСЯ НУЖНО!»
— Игнат, мне кажется, что при всех преимуществах фамилия Солженицын создавала и продолжает создавать вам определенный психологический дискомфорт.
— Я бы не назвал это дискомфортом. Скорее, бремя ответственности.
— Так ведь сын за отца не отвечает. Или вы не согласны?
— Ну как не отвечает? С этой фамилией у людей связаны либо большие ожидания (сын Солженицына должен представлять собой нечто значительное), либо, наоборот, предвзятое отношение («А-а-а, пустое место»). Я считаю, что правильнее всего идти своим путем. Что, собственно, и делаю.
— Многие, в том числе известные музыканты начинали свой творческий путь из-под родительского ремня. Папа с мамой как-то повлияли на ваш выбор?
— Скорее, повлияла домашняя атмосфера. В нашем доме всегда звучала музыка, родители много слушали радио и проигрыватель. Мне было где-то лет шесть, когда я услышал музыку, доносившуюся из отцовского кабинета. Я зашел, и музыка (это был Бетховен) мне так понравилась, что я стоял как вкопанный и слушал, пока пластинка не кончилась.
Я вообще считаю, что в музыку нельзя идти по чьему-то наставлению или в результате воспитания. Это настолько тяжелая профессия, что я, например, никому никогда, в том числе своим детям, не стал бы советовать этим заниматься. Музыкантом нужно становиться только по зову души, и если у тебя нет такого: «Не могу жить без музыки!», лучше выбрать себе что-нибудь другое.
— Я слышала, в вашей музыкальной судьбе решающую роль сыграл Мстислав Ростропович.
— В одном из своих музыкальных интервью вы как-то очень резко высказались по поводу вундеркиндов. Вы по собственному опыту знаете, насколько неприятно им быть?
 Солженицын и дети: Ермолай, Игнат, Степан |
— В эмоциональном, психологическом смысле они обычные дети, но те, кто с ними работают, этот факт игнорируют. История почти не знает случаев, когда вундеркинд достиг бы каких-то серьезных успехов в зрелом возрасте. Все достижения таких детей ограничиваются детством, после чего им просто ломают жизнь.
— В чем все-таки заключается ломание?
— Ребенку не дают вырасти! Встать на ноги, жить той жизнью, которой он должен, прежде всего по возрасту. Ему ведь необходимо пройти все периоды и фазы своего развития, чтобы сформировалась его личность. А формирования личности-то как раз и не происходит. Вместо настоящей жизни таким детям подсовывают фальшивку, в которой ничего нет, кроме сцены и аплодисментов. В итоге дети вырастают уродами. Вот что страшно!
— Насколько мне известно, помимо школы, вы получили еще очень хорошее домашнее образование. Александр Исаевич ведь учитель по специальности.
— Отец не просто по специальности, а по своей сути великолепный педагог. Можно сказать, это еще один из его талантов, и уроки с ним были для меня настоящим праздником.
— Он литературой с вами занимался?
— Нет. Как раз литературой со мной и братьями занималась мама. А с отцом мы занимались физикой, математикой, естественными науками.
— Вы понимали, что у вас необычный папа?
— Типичная стадия конфликтов «отцы и дети», знакомая почти всем семьям, у вас была?
«КОГДА Я В 1993-М ПРИЕХАЛ В РОССИЮ, МНЕ КАЗАЛОСЬ СТРАННЫМ, ЧТО Я СПОКОЙНО МОГУ ХОДИТЬ ПО УЛИЦАМ»
— Игнат, вы уехали из России совсем ребенком. Какие-то детские воспоминания о родине остались?
— А чувства страха или беспокойства не осталось? Все-таки Александр Исаевич покидал родину в очень не простой ситуации и для себя, и для своей семьи.
— Нет, детских страхов не осталось. Но определенное отношение к стране, из которой нас младенцами выкинули, сформировалось. Мы выросли с этим отношением. Оно было настолько укоренившимся, что, когда я впервые приехал в Россию в 1993 году, мне казалось странным, что я спокойно могу ходить по улицам, не оглядываясь и не опасаясь, что за мной следят, могут остановить, потребовать документы, задержать. То, что я тогда увидел в России, полностью не совпадало с моими представлениями о ней.
— Отца удивили стремительные перемены, которые произошли со страной, распад которой он, кстати, предрекал, просто не так скоро?
— Я бы не сказал, что они его удивили. Отец действительно был одним из немногих, кто говорил о том, что коммунизм рано или поздно рухнет. Другое дело, что распад страны и смена политического курса могли произойти с гораздо менее плачевными результатами. И отец пытался это предотвратить в той мере, в которой мог, поскольку он не политик и не государственный муж.
Дело ведь не в том, что Союз развалился. Вся жизнь развалилась. Производство остановилось, люди остались без работы. Для России в историческом плане 15 лет оказались просто потеряны, что очень обидно. Только сейчас начался экономический рост, жизнь заметно улучшилась (пусть не для всех), и лишь недавно Россия вышла на экономические показатели 91-го года. То есть, по большому счету, страна совершила нулевой цикл длиной в 15 лет.
— Ой, это очень сильное преувеличение! Я много времени провожу в России и не чувствую, что там как-то попирается свобода слова или гласность. Существует огромный диапазон мнений и по поводу президента, и по поводу экономического и политического курса страны. Мне не видится сложившаяся ситуация столь мрачной. Кроме того, лично меня свобода слова в России волнует меньше всего.
— Неожиданное заявление для сына Солженицына.
— Да, из всех бед, которые по-прежнему грозят России, отсутствие свободы слова далеко не самая серьезная проблема.
«ОТЕЦ БУДЕТ РАБОТАТЬ ДО ПОСЛЕДНЕГО ВЗДОХА. ОН ДЛЯ ЭТОГО РОЖДЕН!»
— Как Александру Исаевичу живется на вновь обретенной родине?
— В этом смысле в Америке ему было проще?
— Нет, проще ему там не было, это точно. Где бы отец ни находился, он всегда четко представлял себе свой долг и свою миссию. Ведь вся его деятельность и книги обращены не только к России. Он надеется, что из горького опыта этой страны другие народы могут извлечь для себя какие-то уроки. Не знаю, возможно ли это, или мы обречены вновь и вновь совершать свои ошибки и повторять чужие.
— Вообще-то, история нас учит, что история нас ничему не учит. Игнат, поскольку вы с Россией связаны всего лишь генетически, интересно, кем вы себя ощущаете?
— Почему в таком случае вы, как ваши братья и родители, не вернулись в Россию?
— Да понимаете, к тому моменту, когда появилась эта возможность, у меня уже была выстроена целая жизнь, прежде всего профессионально, которую мне пришлось бы полностью поломать. Сейчас я, конечно, могу переехать в Россию, но тогда мне нужно будет 80 процентов своего времени гастролировать, чтобы прокормить семью. Как музыкант я не могу прокормить свою семью в России!
— Это правда, что ваша жена-американка и католичка, не только выучила ради вас русский, но еще и приняла православие?
— Правда. Кэролин сама из глубоко верующей семьи и понимала, насколько для меня важен этот момент. Но я ее никоим образом к этому решению не подталкивал. Это был совершенно самостоятельный выбор.
— Ваши дети знают русский язык?
— Как вы думаете, когда они подрастут, им будут интересны книги их дедушки?
— Я думаю, они обязательно прочтут эти книги!
— Игнат, на ваш взгляд, где самая квалифицированная публика? Не благодушная и доброжелательная, которая в любом случае похлопает, а музыкально развитая, что ли?
— В Германии, Австрии, Швейцарии. В общем, на той земле, которая в свое время породила величайших гениев и дала миру главную музыкальную плеяду: Бетховена, Моцарта, Шуберта. Ну и в России публика тоже весьма, как вы сказали, квалифицированная. Только, помимо этого, она еще очень теплая, что крайне важно для исполнителя.
— Как исполнитель вы по качеству аплодисментов определяете теплоту зала?
Например, в Германии всегда слушают с огромным вниманием, но при этом с определенной дистанцией: зритель сидит в кресле, а ты для него выступаешь. Такая потребительская позиция, что, в принципе, нормально. Но гораздо приятнее, когда зритель распахнут и между людьми в зале и на сцене происходит как бы взаимообмен. Это совершенно магическое ощущение, которое трудно с чем-либо сравнить. Вот в России именно такая публика.
— Родители приходят на ваши выступления? Отец вас когда-нибудь хвалил после концерта?
— Конечно, хвалил. Но, к сожалению, в последнее время он уже не бывает на моих выступлениях из-за самочувствия. А вот мама и братья, если я гастролирую в Москве, обязательно приходят.
— Несмотря на проблемы со здоровьем, Александр Исаевич продолжает работать?
— Это удивительный человек! С феноменальным чувством долга и ощущением того, что все еще может быть чем-то полезен обществу. Отец очень сильно сдал физически, практически не выходит из дому, но сохраняет свежесть мысли, ясный ум и каждый день садится за письменный стол. Я просто уверен, что он будет работать до последнего вздоха. Он для этого рожден!
P. S. Хотелось бы напомнить читателям «Бульвара Гордона», что Международный благотворительный фонд конкурса Владимира Горовица, предоставивший возможность этого интервью, славится своими блестящими музыкальными проектами. Он не только проводит Международный конкурс молодых пианистов памяти Владимира Горовица, конкурс «Горовиц-Дебют», но и ежегодный фестиваль «Киевские летние музыкальные вечера», Международную летнюю музыкальную академию, а теперь и фестиваль «Виртуозы планеты», который планируется сделать ежегодным. Возможно, это единственная негосударственная организация, которая благодаря своим международным связям дала киевлянам возможность услышать таких замечательных современных музыкантов, как Николай Петров, Михаил Плетнев, Владимир Виардо, Джером Ловенталь, Дина Йоффе, Вадим Руденко, Николай Луганский и многих других.
«Наши сыновья долго не знали, кто их отец»
Наталье Дмитриевне Солженицыной — общественному деятелю, жене великого писателя и бессменному редактору его сочинений — исполнилось 80 лет. Накануне этой даты она пригласила «Известия» в недавно открывшийся мемориальный музей-квартиру Александра Солженицына, где рассказала о муже, эпохе и немного о себе.
С одной из самых ярких женщин нашего Отечества «Известия» связывают не только давние дружеские, но, можно сказать, родственные отношения. Ее дед по материнской линии Фердинанд Светлов был известным публицистом и вплоть до своего ареста в 1938 году возглавлял отдел критики и библиографии в «Известиях».
Траектория судьбы
Под началом Фердинанда Светлова были изданы рецензии на новые сочинения Ричарда Олдингтона, только что вышедший в русском переводе роман Томаса Манна «Молодые годы короля Генриха IV» и книгу Мариэтты Шагинян «Семья Ульяновых» (автором стал брат Ленина Дмитрий Ульянов). Наталье, родившейся через полтора года после ареста деда, осталась его библиотека, в том числе научные монографии и запрещенные протоколы партсъездов — всё это пригодилось аспирантке мехмата МГУ в работе над рукописями Александра Солженицына.
В постсоветскую эпоху «Известия» освещали главные этапы жизни знаменитой семьи. В начале 2000-х в газете публиковался «Дневник Р-17», который Александр Солженицын вел при работе над «Красным Колесом». Именно «Известиям» Наталья Дмитриевна рассказала о расставании с вермонтской усадьбой в мае 1994-го: «К Вермонту у нас самые теплые чувства, но у каждого человека своя судьба, у каждой судьбы — своя траектория. Естественно, что траектория судьбы Александра Исаевича должна завершиться в России».
Бывали корреспонденты газеты в гостеприимном доме в подмосковном Троице-Лыкове, где по возвращении из Америки поселились Солженицыны и стала собираться разросшаяся семья — сыновья с женами и детьми.
«Вы удивитесь, но наши сыновья долго не знали, кто их отец, — делилась Наталья Дмитриевна. — Ну, писатель. Сидит и пишет. А мы были этому неведению рады. Чем дольше они не догадывались о мировом признании отца, тем дольше росли нормальными детьми. И сегодня его слава для детей и внуков означает одно — они должны быть достойны унаследованного имени».
Навещали известинские корреспонденты и Фонд помощи политзаключенным (Тверская, 12, с. 8, кв. 169), где ныне развернул свои экспозиции музей-квартира. Здесь Солженицыны прожили менее четырех лет, но по концентрации событий — и радостных, и трагических — это, возможно, были самые насыщенные годы их семейной жизни.
Телогрейка и фрак
Обстановку тех лет в музее воссоздавать не стали — решили пойти по этапам жизни семьи, показать, как в частной истории отразилась история страны.
— Музеи, будь то музей Солженицына, или Шостаковича, или любого другого писателя, ученого, артиста, учат истории общества, — предвосхищает путешествие по квартире Наталья Дмитриевна. — Человек, одаренный внутренним огнем, способный творить, подобен лучу, который преодолевает все преграды. Через судьбы таких людей общество может больше и точнее узнать о времени, в котором они жили.
Экспозиция самой большой комнаты (зал «Нобелиана») посвящена творческому пути Солженицына. В центральной витрине выставлены два полюса его судьбы — телогрейка зэка с лагерными номерами и фрак нобелевского лауреата. Среди экспонатов — лагерный блокнот, номера журналов «Новый мир» с первыми публикациями и мировые издания, снискавшие писателю славу пророка.
— Он не любил, когда к нему применяли это слово, — замечает Наталья Дмитриевна. — Чтобы понимать, куда всё идет и чем кончится, нужно изучать факты, хорошо знать историю. И я бы добавила — иметь структурированный ум. Всё это у него было, и я всегда склонна была верить тому, что он предвещал.
Еще одна важная часть экспозиции — кабинет времен работы над «Красным Колесом». Все экспонаты оригинальные: рабочий стол, пишущая машинка, аппарат для просмотра диафильмов, наборно-верстальная машина, на которой Наталья Солженицына в одиночку набрала и сверстала 20-томное вермонтское собрание сочинений. Это был гигантский труд, включавший редактуру, корректуру, правку, набор, верстку и оформление. За пределами вермонтского дома — в Париже — тома только печатались. Что касается работы над 30-томным российским изданием, то оно продолжается по сей день.
— Музеи, конечно, очень нужны, но я больше люблю работать над текстами, — улыбается Наталья Дмитриевна. — Мое заветное желание — чтобы как можно больше людей прочитали то, что Александр Исаевич написал. Не в изложении. Слово его жгучее, он будит мысль.
Говорящие стены
В музее множество разнообразных экспонатов и интересных уголков, но самый трогательный, безусловно, кухня — сосредоточие жизни советской интеллигенции. Посетители попадают туда, как и гости Солженицыных, с черного хода: на парадном обычно дежурили люди в штатском. Среди кухонной утвари — эмалированный таз, похожий на тот, в котором Наталья Солженицына жгла бумаги после ареста мужа. А вот радиоприемник «Грюндиг» — подлинный, подарен Солженицыну Мстиславом Ростроповичем. Вражеские голоса он ловил отлично.
На кухонных стенах фотографии. Ростропович, писатель Борис Можаев, академик Андрей Сахаров, математик Игорь Шафаревич, дети Бориса Пастернака, несколько поколений семьи Чуковских.
— Здесь фото людей, которые часто бывали в квартире, помогали в жизни, — поясняет Наталья Дмитриевна. — В другой комнате, посвященной «Архипелагу ГУЛАГ», — фото тех, кто помогал в работе. Перепечатывал, хранил, распространял, то есть работал вместо советских издательств, которые не хотели публиковать «Архипелаг».
28 декабря 1973 года из дневных новостей Би-би-си Солженицыны узнали о выходе в Париже первого тома «Архипелага». Затем последовали травля, арест и высылка автора из СССР.
— Мы понимали, что этот момент наступит, поэтому, когда это случилось, страшно не было, — вспоминает Наталья Дмитриевна. — А до этого — да, было страшно. Писали подметные письма, угрожали детям, за них боялись. Но когда Александра Исаевича арестовали, бояться было уже нечего. Нужно было успеть сохранить и вывезти архив, необходимый для работы.
На стены нанесены записи Натальи Солженицыной — хроника тех дней. Сам писатель о своем аресте и высылке напишет четыре месяца спустя и тогда же обратится к жене с просьбой сделать то же самое.
— Это не дневник, это [написано] намного позже, когда я приехала с детьми на Запад, — замечает Наталья Дмитриевна. — Он тогда писал «Бодался теленок с дубом» и сказал мне: я свою часть написал и ты тоже напиши или расскажи. То, что я тогда сделала, не было опубликовано. Первая публикация — на этих стенах.
Сказочный поворот
Вечером 12 февраля 1974 года в квартиру Солженицыных шли друзья. Услышав рассказ очевидцев ареста, передавали следующим, а те по цепочке дальше.
— Раньше здесь была сосредоточена работа, жизнь семьи, а как только его арестовали, я распахнула дом, тут бывало по 40 человек, — вспоминает Наталья Дмитриевна. — Некоторые частями выносили отработанный архив. Могли их, конечно, на выходе задержать и обыскать, но всех же не обыщешь. Шумно было, дети спать не могли.
27 марта, в канун отъезда семьи в эмиграцию, квартира тоже заполнилась людьми. Читали прощальное письмо Натальи Солженицыной — о том, как больно расставаться с Россией, оставлять друзей, не защищенных мировой известностью от мести власти. О том, как пробивается и крепнет подлинно русское чувство — сострадание к гонимому и на глазах совершается чудо — возвращается поруганная вера. «В этом чуде — наше будущее, в нем — основание надежды. Не мне судить о сроках, но мы вернемся. И детей наших вырастим русскими. И потому — не прощаемся ни с кем».
Прощальное письмо здесь же на кухонной стене. Какой-то «цатый» экземпляр тогдашнего самиздата.
— Сколько-то копий я распечатала и в последний вечер раздавала, — рассказывает Наталья Дмитриевна. — Откуда уверенность, что вернемся? Рационально не могу объяснить. Саня был абсолютно уверен, что возвращение случится еще при его жизни, не сомневался в нем никогда.
Пророческий дар и на этот раз не подвел писателя. 5 июля 1994 года Александр Солженицын вместе с женой и сыновьями вернулся в легендарную квартиру. Жить здесь им не пришлось, но память осталась.
— Александр Исаевич любил это место и этот двор. Говорил: как только сворачиваю в него, сердце бьется, — завершает путешествие по семейному гнезду Наталья Солженицына. — И меня, когда прихожу сюда, охватывает радостное и удивительное чувство. Такой сказочный поворот судьбы.
«Известия» поздравляют Наталью Дмитриевну с юбилеем и желают долгой плодотворной работы на благо Отечества.
Солженицын предал жену, спасшую ему жизнь
Занимались любовью на сене
27 апреля 1940 года они расписались. В свадебное путешествие поехали в Тарусу, жили в доме без удобств. Саня читал ей вслух «Войну и мир», сравнивая юную жену с Наташей Ростовой, а жаркие ночи они проводили на сене, которым были набиты даже подушки. Казалось, что впереди долгая и счастливая жизнь…
С обманутой Натальей Решетовской. Фото из личного архива
Принудил к аборту
Она каждый месяц отправляла мужу посылки, несмотря на крайнюю нужду. Получала, к примеру, по карточкам селедку, обменивала ее на хлеб и посылала Солженицыну. Мать, чтобы помочь дочери, спекулировала. По тем временам очень серьезное преступление. После отмены карточной системы Наталья большую часть зарплаты также тратила на передачи. Муж писал ей: «Ты спасла мне жизнь и даже больше, чем жизнь».
Снова отказалась от детей
Перспектива выхода на свободу политзэка была туманной, к тому же впереди маячила бессрочная ссылка. Солженицын неоднократно писал, что дает жене вольную. И после четырех военных лет ожидания и шести лагерных Решетовская ответила на ухаживания коллеги по Ростовскому сельхозинституту, где преподавала. Всеволод Сомов был старше ее на 10 лет, имел двоих сыновей, Сережу и Борю, которые сразу ее полюбили. Наталья Алексеевна наконец-то смогла реализовать свои мечты о материнстве.
После четырех лет размеренной и вполне счастливой жизни с Сомовым Решетовская узнает, что Солженицын в 1953 году вышел на свободу. И в 1956-м оставляет свою новую семью, вернувшись к вчерашнему узнику. Ему нужна поддержка. Он болен, у него рак яичек, перенес две операции в тюремной больнице.
Однако все обошлось, Солженицын устроился учителем на минимальную ставку в 60 рублей, его супруга получала 320. Она буквально растворилась в любимом. Служила ему, его делу. Перепечатывала рукописи, вела переписку с осужденными, брала на себя всю рутину.
«Вместе до гроба!»
Там, где слава, там и женщины. Муж начал изменять. Решетовская оправдывала его увлечения тем, что это часть жизни любого творческого человека. И терпела.
Одной из пассий была ленинградка, профессор математики. История фактически описана Солженицыным в «Красном колесе».
Решетовская сделала выводы, начала за собой следить. Даже хладнокровно предложила ошеломленному мужу жить в изолированной комнате с отдельным входом в квартиру.
27 апреля 1970 года они отпраздновали юбилей совместной жизни. Солженицын провозгласил тост. «Выпьем за то, чтобы до гроба быть вместе!» А через несколько месяцев Решетовская узнала, что помощница мужа Наталья Светлова беременна от него.
Попытка самоубийства
ЭТАПЫ ГНИЛОГО ПУТИ
Цитата
Обыкновенный графоман
Джейкоб БИМ, глава Организации по подрыву соцстран при Совете национальной безопасности США (Operations Coordinating Board):
Первые варианты рукописей Солженицына были объемистой многоречивой сырой массой, которою нужно было организовывать и редактировать в понятное целое. Я нашел десяток талантливых редакторов и засадил их за основательную чистку текста. Получилась книга «Архипелаг ГУЛАГ», которая помогла сокрушить диктатуру пролетариата в СССР.