Что такое дублирующий экипаж
Сейчас на Международной космической станции работают космонавты Антон Шкаплеров (Роскосмос), астронавты Терри Вертс (НАСА) и Саманта Кристофоретти (ЕКА). А во время их старта 24 ноября командиром дублирующего экипажа был Герой России, «самарский» космонавт Олег Кононенко. Сегодня он и его экипаж готовятся к собственному старту, намеченному на май следующего года. И мы попросили прославленного самарца рассказать, что же происходит на «кухне» подготовки космонавтов на Байконуре: как готовят дублеров, по какой причине постоянно меняют дверь в космо-гостинице и почему Кононенко не подал руки Кононенко.
Зачем нужны дублеры
С тех пор изменились и методы, и качество диагностики здоровья космонавтов, повысились требования к космической подготовке. Но до сих пор в целях безопасности экипажи летают на Байконур на разных самолетах и ездят там на разных автобусах.
Кстати, Олег в свое время был и дублером, и командиром дублеров, и командиром основных экипажей, и командиром МКС. За его плечами два космических полета общей продолжительностью более 190 суток и три выхода в открытое пространство более чем на 18 часов!
На встречу в конференц-зал знаменитой гостиницы «Космонавт» Олег пришел в голубом комбинезоне, как всегда подтянутый и улыбающийся. Беседовали мы на некотором расстоянии друг от друга, потому что нельзя нарушать жестких требований к охране здоровья космонавтов. С так называемым режимом обсервации здесь настолько строго, что члены основного экипажа даже со своими родными встречаются только через стекло, сидя в так называемом аквариуме.
Дублерам разрешается выезд за пределы гостиницы на различные мероприятия, где они зачастую «отдуваются» за основной экипаж. Олег вспомнил, как однажды подготовка к старту совпала с днем города Байконур, который проводится 2 июля. Тогда дублерам пришлось немало поездить по разным торжествам. Кстати, тогда у Олега и появилась понравившаяся ему самому фраза: «Мы, космонавты, родились в разных местах, но местом своего профессионального рождения считаем Байконур».
На этот раз все поспокойнее. Было поднятие флагов стран-участниц предстоящего старта, возложение цветов к памятникам Юрию Гагарину и Сергею Королеву.
Дверь в историю
С камерами, фотоаппаратами, облаченные во все белое, стоят штатные специалисты ракетно-космической отрасли, которые обязаны фиксировать все предстартовые события, а также журналисты, которые регулярно освещают старты космонавтов.
Журналисты понаблюдали за теоретическими тренировками экипажей в «аквариуме», как космонавты ежедневно работают на тренажерах для адаптации вестибулярного аппарата к предстоящей невесомости. Показали прессе, и как отдыхают космонавты, играя в шахматы, шашки, в бильярд и теннис.
А потом строгий доктор ЦПК Сергей Савин разрешил нам пообщаться с Антоном Шкаплеровым и Олегом Кононенко прямо в гостинице. И подчеркнул значимость происходящего: «Раньше мы сюда журналистов не пускали, вы первые».
На фоне Сырдарьи, позади основного экипажа, стоит дублирующий состав. Кимии и Челлу еще предстоит посадить здесь свои деревья. Дерево Олега растет с 2008 года. Во время нашей первой встречи он с гордостью показал свое дерево и сфотографировался на его фоне.
На улице сильный ветер и промозгло. Врачи боятся простудить своих подопечных и подгоняют журналистов. Главное внимание на этом пуске привлекает Саманта. Ей достается наибольшее количество вопросов. В том числе: «Смотрели ли «Белое солнце пустыни»?» Казалось бы, уже все давно знают об этой традиции, но все равно спрашивают. Саманта признается, что когда была дублером, смотрела его, но не все поняла.
Кононенко для Кононенко
На традиционную, уже вторую «примерку» к кораблю космонавты едут на площадку РКК «Энергия». В Звездном городке в ЦПК космонавты в течение длительного времени изучали управление «Союзом» на макете. Здесь же они «опробовали» реальный корабль, который доставит их на орбиту.
Обычно после «примерки» космонавты приезжали в самарский монтажно-испытательный корпус, чтобы посмотреть на ракету, на которой полетят. На этот раз старт производился с другой площадки, куда ехать было долго. Олег был огорчен тем, что не увидит знакомые лица. И неоднократно признавался, что если бы в его жизни не было самарского периода, то, возможно, он и не стал бы космонавтом. Поэтому встреча Кононенко с Кононенко была вдвойне приятной.
Потрясающее зрелище
Кто-то раскладывает на рельсах монетки, по которым проезжает ракета. Потом руководитель оперативной группы Центра подготовки космонавтов передает расплющенные монетки дублерам. Они берут их себе на память и передают основному экипажу. У Кононенко уже целая коллекция монеток.
Во время установки ракеты на старт дублеры спустились в кабину обслуживания под самой ракетой, и ракета опустилась над их головами на место.
На пресс-конференции космонавтов задала вопрос дублерам об их впечатлениях от вывоза. Кимия был просто в восторге и удивлялся тому, какой человек маленький по сравнению с ракетой, а Челл сказал: «Передаю Антону, Саманте и Терри, что ракета в отличном состоянии и готова к пуску!»
Предпочитаю улетать на ракете
Госкомиссия утверждает основной экипаж. Наступает главный день, к которому готовятся годами. Космонавты оставляют автографы на гостиничной двери, подстригаются, выходят из гостиницы под традиционную песню группы «Земляне» «Трава у дома», потом переезжают на традиционное одевание скафандров, на котором присутствуют родственники и руководство космической отрасли.
Дублеры всегда рядом. Олег наблюдает, как Антон Шкаплеров разговаривает с младшей дочкой, и вспоминает, как сам общался со своей дочкой Алисой и сыном Андреем, которых планирует привезти на свой старт в мае. Семья для него настолько же важна, как и работа. Даже планирует проверять у них уроки в режиме онлайн прямо из космоса.
528 секунд до космоса
Уже немного неуклюжих, с чемоданчиками жизнеобеспечения скафандров, космонавтов везут на старт. По дороге традиционная остановка, чтобы «оросить» заднее правое колесо автобуса. «Гагаринский ритуал» женщины-космонавты повторить не могут, но к колесу подходят обязательно.
Потом, в автобусе, недалеко от старта дублеры вместе с техническим руководством поднимают символические 50 граммов «ракетного топлива» «на удачу» и идут в специальное служебное помещение.
После успешного пуска недалеко от старта строятся расчеты специалистов, обеспечивших старт. Звучат слова благодарности, награждают лучших. Этого дублеры уже не видят. Теперь их черед быть основным экипажем.
Сюрприз для читателей
В прошлые полеты Кононенко брал на орбиту открытку с логотипом «Волжской коммуны», газету с автографом Юрия Гагарина, флаг Самарской губернии. И на этот раз он полетит не с пустыми руками. Но пусть это пока будет сюрпризом для читателей.
Дублеры
В первых полетах у каждого космонавта был дублер, у некоторых даже два. Но у экипажа тоже должен быть резерв. Так появились дублирующие экипажи. У каждого члена основного экипажа есть по дублеру. Это также отобранные космонавты, которые проходят точно такую же подготовку, как и основной экипаж, и готовы в любой момент заменить его.
Подготовка космического экипажа — долгий и дорогостоящий процесс. Если что-то случится с кем-то из космонавтов накануне старта (простудится, вывихнет ногу, не дай бог, что похуже), заменят весь экипаж. Ведь экипаж должен быть сработавшимся. Это дается только долгими совместными тренировками. Чаще всего заменяют весь экипаж, но иногда бывает, что и одного космонавта.
Дублеры готовятся по той же программе, что и основной экипаж, в таком же объеме, сдают те же экзамены. А на комплексных экзаменационных тренировках в конце подготовки комиссия оценивает их так же строго. Бывает, что оценки дублеров даже выше, чем у основного экипажа. В послужном списке дублирование обязательно фиксируется и ценится почти так же, как сам полет.
Когда-то давно два экипажа были равными, и только по результатам экзаменационных тренировок определялось, кто основной, а кто дублер. В этом был положительный момент: конкуренция заставляла лучше учиться и тренироваться. Но в психологическом смысле такая система имела большой минус — она ухудшала отношения между экипажами. Поэтому с некоторых пор сразу определяют, какой экипаж — первый, какой — второй. Задача дублеров — подстраховать основной экипаж, их собственный полет — один из следующих.
Дублирующий экипаж ко дню вылета на космодром должен быть полностью готов к космическому полету. Лишь за день до старта Государственная комиссия объявит свое решение: какой из экипажей отправится завтра в полет. Как правило, в космос летит основной экипаж, но бывают случаи, когда на орбиту отправляются и дублеры.
Никто не знает свою судьбу.
В 1971 году готовилась экспедиция на станцию «Салют». Командир — знаменитый Алексей Архипович Леонов, человек, первым вышедший в открытый космос. Бортинженер — Валерий Николаевич Кубасов, тоже уже имевший опыт космического полета. Космонавт-исследователь — Петр Иванович Колодин, он дублировал отправлявшихся в полет космонавтов несколько раз, но в космосе еще не был.
И вот уже на космодроме, за несколько дней до старта медики обнаруживают на рентгене у бортинженера основного экипажа Кубасова небольшое пятнышко в легких. Всё! Основной экипаж был заменен дублирующим: командир — Георгий Тимофеевич Добровольский, бортинженер — Владислав Николаевич Волков, космонавт-исследователь — Виктор Иванович Пацаев. Они прекрасно отработали на космической станции 24 дня.
Космонавты из основного экипажа вернулись с космодрома домой, и пятнышко в легких у бортинженера немедленно исчезло. Оказалось, что это была обычная аллергия, то есть негативная реакция на цветочную пыльцу — в тот сезон желтые тюльпаны на Байконуре особенно разрослись.
А экипаж Волков — Добровольский — Пацаев, завершив работу на «Салюте», погиб при возвращении на Землю. Клапан дыхательной вентиляции, который должен был открыться недалеко от поверхности Земли, сработал на высоте около 100 километров. Произошла мгновенная разгерметизация, потому что воздух через открытый клапан быстро вытек в окружающее пространство. Это был короткий период, когда экипажи летали без скафандров, потому что вероятность разгерметизации космического корабля считалась очень малой. Оказалось, что это не так.
Представляете, каковы были переживания первого экипажа, который не пустили в полет. Вместо них погибли товарищи. А Петру Ивановичу Колодину так и не довелось слетать в космос. Он был в шаге от него, но судьба воспротивилась. Зато подарила ему долгую жизнь и работу в Центре подготовки космонавтов.
Через два года на комплексных экзаменационных тренировках другой основной экипаж получил оценки хуже, чем дублеры. Это произошло потому, что члены основного экипажа ссорились между собой. И в космос улетел дублирующий экипаж.
Дублеры
Дублером быть все же тяжело, морально тяжело, знаете, почему? У нас была такая система, что и дублирующий экипаж, и основной должны готовиться одинаково. Даже на старт и Гагарин, и Титов ехали вместе. Когда снимали на кинопленку Гагарина в автобусе, а в кадр попадал и Титов, то офицер вставал и перекрывал Титова. Получалось, что основной экипаж становится всемирно известным, а ты исчезаешь, тебя не было. Но ты же знаешь, что ты готов не хуже, а может, даже лучше! А у американцев всегда публиковали и основной экипаж, и дублирующий, и вспомогательный, поэтому морального такого удара никто не получал.
Вот улетел основной экипаж. Что делали дублеры? Первые дни вместе с преподавателями работали в центре управления полетами (ЦУП). А потом со временем у космонавтов на орбите работа и жизнь налаживались. И тогда дублеры получали другое назначение и готовились к другим полетам. Но иногда дублеров могли вызвать в центр управления и сказать, что у ребят в космосе такая-то проблема, а мы не очень понимаем. Дублер может прямо на наземном оборудовании показать руководителям полетами, что происходит.
Говорят, что сейчас обходятся без преподавателей и без дублеров. Дай Бог…
Тысячу раз прав психолог В. И. Лебедев: «При подготовке космонавта самое трудное – ждать». Вспоминаю ребят с Кавказа, которые нередко лучше нас проходили испытания, но психологически ломались от ожидания. Я тоже клял свою судьбу, это было очень трудно пережить. Из-за сломанной ноги целых девять лет был дублером, оказывался в третьем экипаже или в группе поддержки.
Я много раз, наверное, больше всех был бортинженером дублирующего и резервного экипажей. Это важная работа, хотя и не публичная. Нас, дублеров, не называли в официальных документах, о нас помалкивала пресса. Но в конце концов, это несчастье – мой перелом – стало для меня хотя и очень тяжелой, но наукой. В результате я хорошо знал корабль, станцию, научные эксперименты и подготовился к своему будущему полету. Несколько раз полет был близок, но вмешивались обстоятельства…
В 1970-м году мы с Анатолием Филипченко были в первом экипаже, но программу «Контакт» (это радио-техническая система стыковки, которую разрабатывали для лунного корабля) закрыли и полет отменили.
Как-то раз я удивил наш байконурский гарнизон рыбацкой удачей: притащил сома весом в 22 кг и длиной в 180 см. Я рассказывал, как добывал такого богатыря, как тянул, как порезал руки леской. Мы с Филипченко сфотографировались с этим огромным сомом. Потом с ним сфотографировались и Николаев с Севастьяновым – первый экипаж. Во многих газетах потом вышла фотография с сомом – но, конечно, не наша, а николаевская. Одни газеты писали, что сома поймал Николаев, другие – что Севастьянов. Дублеров показывать было не принято!
На самом деле сома мне подарили солдаты, подцепившие его на мелководье напильником.
А сбылась моя мечта в самом начале 1975 года. Незадолго до этого, когда мы с Губаревым на космодроме заканчивали подготовку к полету, приехал главный конструктор Юрий Семенов. Встретил меня и с ходу спросил: «Где Макаров?»
Мы с Петром Колодиным парим в невесомости, как орлы, только гораздо выше. Один из лучших снимков, если не лучший во взлетающем и падающем, как камень, самолете
А Макаров был бортинженером дублирующего экипажа. Я понял, что нас будут менять. Макаров тогда прямо мне сказал: «Я сделаю все, чтобы полететь вместо тебя» – «Почему?» – «Я летал всего однажды и это был очень короткий полет – меньше двух суток. Я хочу в длительный полет!». Он не учитывал, что к тому времени за девять лет работы в отряде я не летал ни разу… Но полетели все-таки мы с Губаревым.
Экипаж дублируется иногда по частям, иногда в полном составе. Был такой случай, что перед полетом Леонов, Кубасов и Колодин были первым экипажем, а Добровольский, Волков, Пацаев – вторым. И вдруг у Кубасова находят на рентгене какое-то образование в легких. Его с этим пятном в полет посылать нельзя. И тогда решается вопрос: или экипаж менять, или только Кубасова. Все-таки пришли к выводу, что надо менять весь экипаж. Полетел дублирующий экипаж – все думали: «Как ребятам повезло». А они погибли при посадке…
Очень тяжело сложилась жизнь и у Петра Колодина. Так случилось, что он уже никогда так и не полетел в космос. Судьба поставила его перед двумя вариантами, один хуже другого. Остаться в живых, но не полететь или полететь, но не остаться в живых.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Что такое дублирующий экипаж
Организаторам традиционной предполетной пресс-конференции поступило так много вопросов, что далеко не каждый из них получил шанс быть заданным членам основного и дублирующего экипажей корабля «Союз МС-19». Журналистов, блогеров и пользователей соцсетей интересовало все — от подготовки к полету до деталей планирующихся на орбите съемок.
По уже сложившейся в коронавирусную эпоху традиции, пресс-конференция в Центре подготовки космонавтов (ЦПК) проводилась в онлайн-формате, чтобы обезопасить экипажи. Испытывать трудности со здоровьем в космосе всегда нежелательно, а когда ваша миссия составляет всего 12 дней, как у актрисы Юлии Пересильд и режиссера Клима Шипенко, то надо исключить любые риски, чтобы ее не сорвать.
По сценарию — драма
У командира основного экипажа Антона Шкаплерова в предыдущем полете в 2017 г. тоже были два новичка, но подготовленные по общепринятой программе: астронавт NASA Скотт Тингл и астронавт JAXA Норисигэ Канаи. На этот раз задача еще усложнилась: компанию ему составят два участника космического полета, прошедшие ускоренную подготовку.
Планируется, что «Союз МС-19» полетит по «короткой» двухвитковой схеме: уже через 3 часа 15 минут после старта он состыкуется с МКС. В следующие десять дней командир корабля снова столкнется с несвойственными ему функциями.
Рассказывая о жанре и сюжете фильма, режиссер Клим Шипенко подчеркнул, что это будет драма, основанная на личном опыте участников космического полета. «Когда я придумывал сценарий, концепцию этого проекта, то решил, что фильм должен быть близок и понятен всем людям. В основе сюжета лежит история, когда простой женщине-врачу предлагают полететь на станцию и спасти жизнь человека, то есть выполнить работу, которую она делает на Земле, только в условиях, не приспособленных для этого. То, через что она проходит, прежде чем отправиться на орбиту, — это одна часть фильма. А другая — ее полет и миссия по спасению космонавта. Мы хотим, чтобы каждый человек немного побыл главной героиней и подумал, что бы он чувствовал и делал, оказавшись на ее месте».
Реальность, данная в ощущениях
Обыкновенному человеку полет в космос кажется и несбыточной мечтой, и одновременно рискованным приключением. Неудивительно, что Юлию Пересильд спросили, испытывает ли она страх перед предстоящим стартом. «Я не говорю, что будет легко. Это будет чрезвычайно тяжело. И когда мы перешагивали порог ЦПК, мы уже все понимали. Но я ничего не боюсь. Просто очень хочу, чтобы у нас получилось хорошее кино и чтобы наше здоровье, которое, как оказалось, в общем неплохое, нас не подвело», — поделилась актриса.
На пресс-конференции вспомнили видеокадры, где Юлия летала на самолете-лаборатории Ил-76МДК. «Когда загудели двигатели самолета и мы резко поднялись в воздух, мне было очень волнительно. Но когда пошла первая горка и появилась невесомость, подумалось: почему люди не летают, как птицы? Невероятное ощущение полета! Только первые две секунды тебе страшно, а потом понимаешь, что это совершенно безграничные возможности, которые хотя и длятся 23 секунды, но абсолютно прекрасны», — вспоминает актриса.
Клим Шипенко отметил, что невесомость невозможно сравнить с другим опытом, который человек может получить на Земле: «Когда прыгаешь с парашютом или с вышки в воду, ты чувствуешь, как „пилишь“ собой воздух. А там нет этого ощущения. Как будто ты сидишь в комнате — и вдруг из-под тебя убрали стул, а ты не падаешь. »
Между тем реальная невесомость — это не только новый жизненный опыт, но и совершенно иные условия для работы съемочной группы. Дублер Клима Шипенко кинооператор Алексей Дудин рассказал, что специально для проекта «Вызов» был разработан удобный хват для камеры. «Плюс мы просчитали разные варианты — на что снимать, сделали большое число тестов здесь, на тренажере российского сегмента МКС. Попробовали поснимать в невесомости на самолете-лаборатории. В общем максимально готовились к таким условиям, где нам еще не приходилось делать кино», — заметил оператор.
Съемочная площадка
Нюансов создания художественного фильма в космосе очень много. Туда нельзя взять с собой осветителя, гримера и костюмера. Поэтому Юлии Пересильд и Климу Шипенко придется совмещать сразу несколько профессий, к чему тоже надо было подготовиться. Даже сборы косметички стали целой историей.
На вопрос, как космонавты относятся к тому, что МКС на время станет съемочной площадкой, командир дублирующего экипажа Олег Артемьев ответил, что станция на самом деле давно является съемочной площадкой. «Мы очень много там снимаем о своей жизни и работе на станции. Но это по большей части документальные фильмы. А здесь будет первый опыт съемок художественного фильма. Это очень интересно».
Антон Шкаплеров рассказал, что сейчас Олег Новицкий и Пётр Дубров, которые находятся на МКС, готовят российский сегмент к съемкам, убирают лишнее, чтобы по прилету корабля «Союз МС-19» сразу приступить к съемочному процессу. А режиссер Клим Шипенко отметил, что Антон Шкаплеров, Олег Новицкий и Пётр Дубров появятся в фильме как актеры в роли космонавтов. Они будут играть самих себя, но в предлагаемых обстоятельствах, то есть в тех условиях, которые прописаны в сценарии.
В тесноте, да не в обиде
Подготовка к космическому полету оставила неизгладимое впечатление. «Я не могу сказать, что для меня это сложно, потому что получаю удовольствие, находясь здесь, [в ЦПК]. Для меня это необычный опыт. Я как актриса получаю много нового и интересного», — поделилась Алёна Мордовина, дублер Юлии Пересильд.
У каждого участника космического полета были свои нюансы на этапе отбора и в ходе тренировок. Например, Юлии Пересильд нелегко было привыкнуть к жесткому графику, а для Алёны Мордовиной самым трудным было пройти кастинг у Клима. Ведь то, как она пройдет испытание на центрифуге или в барокамере, от нее напрямую не зависело, а вот в своей профессии нужно показать себя достойно. Поэтому было волнительно перед пробами.
Самому режиссеру трудно пришлось на тренировках в корабле. «Очень пока тесновато там людям моего роста (190 см. — Ред.), — признался Клим Шипенко. — И это было самое сложное физически, потому что сидеть приходилось подолгу — по 4 часа, а то и по 7–8. Но ничего. Все, кто думают о космическом туризме, не расстраивайтесь. Обещают кресла увеличить, чтобы люди моего роста и выше могли летать с комфортом».
В корабле «Союз», конечно, тесновато высоким людям, зато надежно и безопасно. А ложементы для каждого члена экипажа заливаются индивидуально. Так что космонавтам придется менять местами кресла бортинженеров в корабле «Союз МС-18», на котором будут возвращаться актриса и режиссер, и «Союзе МС-19».
Совсем скоро все убедятся, что съемки в космосе не фантастика, а реальность. И это большой шаг в развитии кинематографа. «Нам предстоит проверить, как это все происходит: какова специфика, как двигаться с камерой, как актерам прилетать на точку, — рассуждает Клим Шипенко. — Все фильмы, которые снимаются про космос на Земле, носят такой характер: мы как бы не очень знаем, но, наверное, там как-то так. Начинаем думать, как это показать. Поэтому, конечно, есть ограничения у кинематографа. И мы видим, что даже у тех фильмов, которые имеют огромные бюджеты, есть сложности с воспроизведением эффекта невесомости. Потому что на Земле все этому сопротивляется. И на это уходит неимоверное количество времени, денег и сил. А спрос на космическое кино огромный. Зрителю нравятся такие фильмы, потому что они переносят их на орбиту. Поэтому будем выяснять, какие технические сложности нужно преодолеть, чтобы снимать на МКС, где невесомость — данность. Это эксперимент, благодаря которому мы должны чему-то научиться и развиваться дальше».
Перед полетом экипажам МКС-66 еще предстоит предстартовая подготовка на Байконуре. А 5 октября на Первом канале обещают особенный эфир. Трансляция будет вестись на разных языках, чтобы никто не пропустил это значимое событие.
Дублер – это звучит долго
О прошлом, настоящем и будущем отечественных пилотируемых программ рассуждает летчик-космонавт Александр Александров, дважды Герой Советского Союза, советник генерального директора ПАО «РКК «Энергия» по летно-космической подготовке.
– Из поколения космонавтов, родившихся в 40-е годы, немногие могут сказать, что они потомственные ракетчики.
– Из космонавтов я один скорее всего. Родители начинали в ГИРДе, где под руководством Цандера и Королева были построены первые ракеты на жидком топливе, затем в РНИИ. А с 1946 года отец работал в НИИ-88, ОКБ-1, ГАУ Минобороны. Сказать, что я был в курсе родительских дел, нельзя. Но Германию помню, пусть и фрагментарно – мне было четыре года, когда отца направили в группе наших специалистов для сбора оставшихся после ухода американской армии фрагментов ракетной техники, заводского оборудования, стартовых установок снарядов «Фау-1» и ракет «Фау-2», документации. Жили мы там же, где и семьи Королева, Бармина, Победоносцева, Пилюгина и других ведущих специалистов по авиации и реактивной технике, в городе Бляйхероде, в Тюрингии. В нескольких километрах располагался подземный завод, где собирали «Фау-2». Но в том нежном возрасте я, разумеется, мало что сознавал. Потом была Москва, где отец работал в ОКБ-1, в военном представительстве. Какое-то понимание того, чем заняты родители, пришло, когда мне было лет десять.
– А к космосу когда себя начали примерять?
– Да не мечтал я стать космонавтом, хотел быть летчиком. Занимался авиамоделизмом, читал книги по авиации. Так сложилось, что мои 17 лет, когда решил учиться на летчика, пришлись на 1960 год. Хрущев тогда по сути поставил крест на военной авиации, посчитав, что ракетчики с любым врагом справятся. В летные училища вообще не было набора, и я поехал в Серпухов, в авиационно-техническое. Но поступал с удовольствием. Мы с братом увлекались сборкой радиоприемников, мне это было интересно, потому радиотехнический факультет оказался тем, что мне нужно. Только училище переподчинили РВСН и перевели в разряд командно-инженерного, радиофакультет расформировали. Я отучился один курс и продолжил службу в Витебской области, в ракетной дивизии. После армии у меня вопроса выбора места работы не было – пошел в ОКБ-1, как тогда называлось предприятие, которым руководил Сергей Павлович Королев. Тогда же сдал документы в МВТУ имени Баумана, куда я был зачислен на второй курс вечернего отделения. Приняли меня в 27-й отдел, возглавляемый Борисом Викторовичем Раушенбахом.
– Что для вас 12 апреля 1961 года?
– Я как раз тогда был в Серпухове. Переходя из корпуса в корпус между парами, мы услышали по трансляции сообщение о полете человека в космос. Был у нас очень грамотный преподаватель, майор Парфенов, который тогда произнес: «Если он вернется, это будет здорово».
– Сейчас после двух полетов в космос и владея всей информацией о тех днях, как вы оцениваете полет Гагарина?
– Безусловно, это был подвиг и Гагарин знал, на какой риск идет. О вероятности успешного полета «три девятки» – 0,999, которая принимается как требование обеспечения надежности при современных запусках, и речи не шло. Перед запуском Гагарина не было двух «чистовых» пусков, которые подтверждают требуемую надежность всех систем. И системы аварийного спасения тоже не было. На случай аварии на стартовом столе предусматривалась специальная металлическая сетка, натянутая у подножия ракеты, куда через огромное отверстие в обтекателе, которое мы видим на фотографиях «Востоков», должен был отстреливаться спускаемый аппарат. Еще Валентина Терешкова вспоминала, как Королев, рассказывая ей о системах спасения, показывал эту сетку. И пока за 20 секунд ракета не наберет минимально необходимую для аварийного отстрела и катапультирования космонавта высоту, шансов на спасение не было.
– Как нелетчики становились космонавтами?
– Сергей Павлович был убежден: в космос должны летать и те, кто создает космические корабли, чтобы понимать и чувствовать работу техники, участвовать в ее совершенствовании. В 1964 году ему удалось отправить в космос инженера, главного специалиста-проектанта по «Востоку» Константина Феоктистова. Военные были против, но тем не менее первый полет гражданского специалиста состоялся. И уже после возвращения Феоктистова Сергей Павлович поручил создать отряд бортинженеров. Подразумевалось, что это будут в первую очередь сотрудники нашего предприятия. Система успешно работала, пока в начале 2000-х очередной руководитель Федерального космического агентства Анатолий Перминов не принял решение объединить все существующие отряды. И бортинженеров попросили определиться, остаются они в отряде или уходят работать на свое предприятие. Сейчас только три сотрудника числятся на ставке в РКК «Энергия» и одновременно являются действующими космонавтами.
Но отряд космонавтов не научный институт и не КБ, это школа. Там просто учат управлять отработанной машиной, и для инженеров это по сути потеря квалификации. Сейчас требования к уровню подготовленности космонавтов гораздо ниже, чем были в наше время. Мы могли во время полета при необходимости даже входить в БЦВК, вычислительный комплекс, нас готовили к тому, чтобы мы были в состоянии вмешиваться в управляющие программы. Сегодняшним космонавтам такой задачи не ставят. Что касается перспективных проектов, то инженер-испытатель кораблей нового поколения должен работать в коллективе, его создающем.
– Королева не стало в 1966 году. Вам довелось с ним встречаться?
– У него был традиционный порядок – увидеть людей накануне каждого советского праздника. Заходил он и в отдел Раушенбаха, то есть к нам. Был в нашей лаборатории. Спросил: как дела, есть ли вопросы? Мы ответили: все нормально и вопросов нет, памятуя, что от генерального стоит держаться подальше. А то задаст вопрос, на который не сможешь ответить, и последствия могли быть печальными. С подчиненных Сергей Павлович спрашивал строго.
– Как работалось в атмосфере космической гонки?
– Это был период «оттепели», она чувствовалась даже на нашем предприятии, которое, чего уж там, по режиму было вполне «драконовским». Но ощущение подъема, которое я испытал, придя в КБ в 1964 году, сохранялось вплоть до 1975-го. Мы жили в ожидании следующего шага и главное – чувствовали в себе силы его ускорить. Это, конечно, шло от неуемной энергии Королева. Было сделано многое, но мы-то знали, сколько проектов не удалось реализовать или сколько из них не стали достоянием гласности. Например, идея с соединением третьей ступени и корабля тросом. Если эту связку раскрутить, можно было получить искусственную гравитацию еще в середине 60-х. Я своими глазами рассматривал в секретном архиве предприятия проект ТМК – тяжелого межпланетного корабля, а документ датирован, заметьте, 1959 годом. Королев уже тогда продумывал полет к Марсу, и весь коллектив просто не мог не соответствовать масштабу его идей. А деньги, награды – это вторично. Сверхурочные работы в те годы были делом обычным.
– Космонавтов чаще спрашивают о полетах, но куда большая часть их профессиональной жизни проходит в ожидании стартов.
– Для нас, инженеров, оно не было особо тягостным – мы все-таки работали, продолжали заниматься своим делом. Да, поддерживали себя в форме, регулярно проходили обследование и тестирование, но и только. У летчиков, живущих в Звездном городке, все устроено иначе. Если ты назначен в экипаж, основной или дублирующий, то все оставшееся до запланированного полета время тратишь на подготовку по программе конкретной экспедиции. Те же, кого в экипажи еще не включили, проходят так называемую подготовку в группе, каждый день занятия, как в школе. Это и тренировки, и теория, и совершенствование основных навыков полета – стыковки, маневрирования, приземления. Идет постоянный учебный процесс. Тренажеры, аудитории, периодические выезды на тренировки по посадке, выживанию. Конечно, эта «общекосмическая подготовка» сильно отличается от программы экипажей, когда на шесть – восемь месяцев у тебя все подробно расписано, что должен сделать, что изучить, какие зачеты сдать.
Чаще под конкретный полет готовятся два экипажа – основной и дублирующий, но в некоторых случаях и три – добавляется запасной.
– Дублер имеет больше шансов попасть в следующую экспедицию по сравнению с теми, кто готовится в группе?
– Теоретически. Изначально была довольно жестко соблюдавшаяся схема, когда дублирующий экипаж становился основным на следующий полет, особенно если программы полетов были близкими. Затем с началом международной кооперации начали создавать другие схемы. Но жизнь и нештатные ситуации всегда вносят свои коррективы.
Скажем, когда готовилась аварийная экспедиция на станцию «Салют-7», переставшую по причине отказа приборов системы дальней радиосвязи отвечать на запросы ЦУПа и по сути умершей, я дублировал назначенного в основной экипаж Виктора Савиных. Мы с Леонидом Поповым прошли точно такую же подготовку, что и они, но после того как Джанибеков и Савиных задачу по реанимации станции выполнили, наш экипаж расформировали.
Вообще все эти надежды и ожидания – тема большая и сложная. Ведь с момента, когда я прошел первую космическую медкомиссию, до конкретного назначения в экипаж минуло 16 лет. Долгое ожидание связано со многими причинами.
Когда погиб экипаж Добровольский – Волков – Пацаев, я находился в подготовительной группе кандидатов. Тогда я спросил у Алексея Станиславовича Елисеева, в то время бывшего заместителем генерального конструктора по летным испытаниям, какие теперь перспективы на включение в программу подготовки к полету. Он ответил: «Смотри – сейчас будут переделывать корабль, ставить вместо третьего кресла систему жизнеобеспечения и спасения экипажа в скафандрах. Год как минимум. Следующее: сейчас закладывают новую станцию, на ту, что есть, уже никто не полетит. Вот и считай».
Судьба экипажей непредсказуема. Мой опыт – яркий тому пример. В 1981 году я был сменным руководителем полета в ЦУПе, числился в отряде космонавтов предприятия, ожидал назначения в экипаж. Мой начальник – Валерий Рюмин как-то мимоходом произнес: «Изучай биографию Джанибекова». Это означало, что я включен в экипаж с ним. Мы оказались дублерами Лебедева – Березового, первой основной экспедиции на «Салют-7». Месяца четыре готовились-тренировались. А по программе советско-французского полета в рамках экспедиции посещения на станцию должен был лететь Жан-Лу Кретьен. Но внезапно Юрия Малышева, готовившегося командиром экипажа, отстраняют кардиологи. Вместо него назначают Джанибекова, а меня объединили с Ляховым и. поставили в конец очереди. Позже мы оказались в дублерах у экспедиции, которая не смогла состыковаться со станцией, и ожидали, что следующий полет будет наш. Но нет, назначили других. Логика формирования и очередности экипажей до нас не доводилась. Это когда слетаешь, получаешь право задавать подобного рода вопросы, а до первого полета подобное – моветон. Но и у второй экспедиции стыковка прошла неудачно, тогда уже полетели мы с Владимиром Ляховым на «Союзе-Т9» в качестве второй основной экспедиции станции «Салют-7». На тот момент к ней был пристыкован огромный, весивший около 20 тонн челомеевский ТКС – транспортный корабль снабжения. И мы его выгружали, а потом в спускаемый аппарат ТКС складывали результаты экспериментов и отработавшее оборудование, всего килограммов 500.
– Какая-то эйфория – наконец-то я полетел – появляется?
– Таких ощущений нет – предстартовая ситуация слишком напряженная. Есть тысяча причин, по которым тебя могут высадить из корабля в последний момент – по физиологическим показателям, из-за технического сбоя. Потому пока не улетел и не отделился от ракеты, ни в чем нельзя быть уверенным. Хотя приподнятое настроение, конечно, есть. Когда я первый раз полетел и сошел головной обтекатель, открылся иллюминатор – я сразу в окошко поглядел, как водится. С одной стороны, процесс взлета очень напряженный, с другой – сам ты мало что можешь в это время сделать.
– Первый полет, как я понимаю, – это переход в новое качество. А второй остается таким же желанным, как и первый, или уже нет той остроты? И были ли такие, кто, единожды слетав, сам говорил себе: «Хватит»?
– Были такие. И тут вопрос не только в психологии. Есть так называемые коротковики, те, кому по медицинским основаниям противопоказаны длительные полеты. У меня значилось: «Годен для выполнения длительных космических полетов», а у некоторых, кого медики могли бы забраковать, по договоренности с начальством появлялась запись: «Годен для полетов продолжительностью до 10 дней». И они ждали своей короткой экспедиции. Такие испытательные полеты тоже были нужны.
У меня желание полететь снова было огромным. И не за машину или пресловутые десять тысяч рублей. Просто оказалось, что мне работать в космосе очень интересно. Даже поговорка есть, что пока сидишь на Земле – рвешься в космос, но стоит полететь – тянет на Землю. Хотя в длительных полетах усталость, когда уже сильно хочется домой, наступает далеко не сразу. Все дело в настрое.
Второй полет сильно отличается от первого. Тот – как первые роды у женщины, не знаю, с чем еще можно сравнить. Он мне тем и дорог, что был тяжелый. А второй, на станцию «Мир», – куда проще. Мы тогда стартовали с сирийцем Мухаммедом Фарисом.
– Самые яркие моменты двух своих длительных полетов можете вспомнить?
– А чего вспоминать – конечно же, посадка. Если после старта, как я говорил, просто приподнятое настроение, то после посадки, особенно если понимаешь, что работу свою сделал хорошо, ощущения просто потрясающие. Возможно, одна из причин такой эйфории в том, что при длительном пребывании двух человек в замкнутом пространстве накапливается психологическая усталость. Люди взрослые, каждый прекрасно понимает причины своей раздражительности, да и не сбежишь никуда.
Многие, и я в том числе, вели в полете личные дневники. И тут уж заставлять себя приходится хоть полстранички, но записать. Забывается-то все быстро. Зато во втором полете, когда с сирийцем летали, он взял на борт видеокамеру, купленную в посольском магазине. Это была первая советская видеосъемка в космосе. Мы камеру потом на станции и оставили, следующая экспедиция, когда Манаров и Титов летали ровно год, весь свой полет успешно ей пользовалась.
– Что можете сказать об иностранных космонавтах – сильно от наших отличаются?
– Все разные, как, впрочем, и наши. Надо понимать, что акция с иностранными космонавтами по программе «Интеркосмос» была в первую очередь политическая, потому и уровень подготовки оказывался соответствующий. Но во всех космических программах среди партнеров-участников находились настоящие профессионалы – наши коллеги из Европы, американские астронавты. Примерами этого стали проект «Аполлон» – «Союз», совместные полеты шаттлов к станции «Мир», строительство МКС. Среди десятков имен астронавтов, прошедших через программу МКС, я бы отметил Роберта Кабану, Майкла Фоэла, Пегги Уитсон из НАСА, Томаса Райтера, Жан-Пьера Эньере, Андре Кауперса из ЕКА, запомнился бельгиец Франк Де Винне, дважды летавший на МКС. Теперь он генерал и большой руководитель в Европейском космическом агентстве. Но он в первую очередь летчик-испытатель. Великолепно освоил нашу технику, причем до такой степени, что мы его готовили в дублеры командира. Для иностранца вещь неслыханная.
– Какие, на ваш взгляд, перспективы у нашей космической отрасли?
– Нынешний космос от времен Сергея Павловича Королева отличает коммерческая составляющая, чего в те годы не было в помине. Эффективность космических исследований – это связь, наблюдение за погодой, разведка, дистанционное зондирование Земли. Тут еще можно что-то считать. Кроме того, есть астрофизика, фундаментальные науки, медицина, биология, развитие технологий различных направлений, новые типы конструкций – как сиюминутно оценить эффективность затрат на эти исследования?
И надо понимать, что нынешняя ситуация в мире нам отнюдь не подыгрывает. Возможно, через пару лет наш «Союз» уже никому не будет нужен. Илон Маск сделает из своего «Дракона» пилотируемый корабль, и НАСА возьмет его в качестве основного корабля снабжения станции. Свой «Орион» американцы делают очень похожим на наш ПТК НП «Федерация» и применять его будут для лунных проектов. Американцы вошли во вкус коммерческих программ, а лет сорок назад в НАСА и помыслить об этом не могли.
Идея космического туризма с платной отправкой платежеспособных клиентов на орбитальную станцию «Мир» была нашей. Вспомним, что в 90-е годы мы крепко сели на мель. «Туристы» во многом выручали. В те годы многим специалистам РКК «Энергия» пришлось добывать деньги для поддержания отечественной пилотируемой космонавтики на переговорах в Хьюстоне. Проекты «Мир» – «Шаттл», «Мир» – НАСА» принесли много полезного для наших стран. Сначала американцы говорили, что в «Союзе» тесно, изучать его трудно, а потом, когда начали летать, стали ему доверять. Потому и закупили у нас за 350 миллионов долларов всю документацию по «Союзу», намереваясь использовать его как спасательный корабль. Правда, в итоге положили на полку.
– Насколько серьезны китайские космические амбиции?
– Китайцы подошли к делу очень серьезно и за полтора десятка лет в той или иной степени повторили большинство наших космических достижений. И останавливаться не собираются. У нас с китайцами очень хорошие отношения, с их первым космонавтом Ян Ливэем я знаком. Отчасти успехи КНР можно объяснить тем, что почти вся их космическая техника скопирована с советской. Проблема в том, что все «наше» у Китая уже закончилось, теперь придется не повторять, а создавать свое. Не уверен, что и дальше все пойдет так же гладко, но потенциал у китайцев огромный. Скажем, то, что они со спутника выполнили топографическую съемку поверхности Луны, я считаю большим достижением.
Интересно, что они не настроены на совместные проекты. То есть вроде и не против, но сразу же оговаривают, что все будет делаться по китайским стандартам. Секретят фактически все.
Следующий конгресс Ассоциации участников космических полетов состоится во Франции в октябре и пройдет под девизом «Космос – мое будущее». И мы, можно сказать, навязали Ян Ливэю подготовку доклада о космическом будущем Китая. Доложит – узнаем все их секреты.