Что такое другая литература
Что такое «другая литература»? Как вы понимаете термин «андеграунд»
Ответы 2
Мысль о том, что культуру можно разделить не по идеологическим (аристократическая – демократическая, советская – антисоветская), статусным (официальная – неофициальная, профессиональная – непрофессиональная) или эстетическим (традиционная – инновационная, реалистическая – авангардная) параметрам, а по степени соответствия консервативным читательским и/или зрительским ожиданиям, впервые пришла Владимиру Паперному. Это он дал своей дисссертации о сталинской архитектуре название «Культура два» (Анн Арбор, 1985). И лишь четыре года спустя Сергей Чупринин свои соображения о только-только тронувшихся в путь к читателям произведениях Виктора Ерофеева, Юрия Мамлеева, Валерии Нарбиковой, Зуфара Гареева свел в статье с названием «Другая проза» (Литературная газета. 1989. №?6).
Этот термин с понятийно размытым, но интуитивно угадываемым содержанием*, как ни странно, прижился. Возможно потому, что, – как десятилетие спустя заметил Павел Басинский, – «образно говоря, пропасть между “другим” Владимиром Сорокиным и “шестидесятником” Юрием Трифоновым была куда шире, чем между Трифоновым и официозным Георгием Марковым». И, скажем уже от себя, похоже, что этот разрыв за годы не слишком сократился: во всяком случае, на взгляд подавляющего числа экспертов и читателей, Владимир Сорокин или Дмитрий Горчев в сопоставлении с Валентином Распутиным или Андреем Дмитриевым все еще пишут «другую» прозу, а стихи Елизаветы Мнацакановой и Шиша Брянского остаются «другими», если сравнить их со стихами Инны Лиснянской или Игоря Шкляревского. Расхождения в эстетических и идеологических координатах, как и раньше, бледнеют перед несовместимостью представлений о смысле творчества и базовых человеческих ценностях. Так что читателей, не склонных к мировоззренческим компромиссам, трудно упрекнуть, когда они однозначно выбирают либо одну литературу, либо другую.
Как бы там ни было, а выставкам, презентациям, литературным, театральным и художественным проектам с названиями, в которых обыгрываются слова «другая», «вторая» (или «альтернативная», как предложил Виктор Ерофеев в памятном памфлете «Поминки по советской литературе»), по-прежнему несть числа. Вплоть до проекта «Россия-2», который уже в 2005 году запустил Марат Гельман, поставив своей задачей – в противовес «России-1», путинской России – «создание параллельной культурной ситуации», «в которой роль политики будет принципиально ниже, а роль культуры, искусства, частной жизни, дружбы, профессии – выше».
Андергрáунд — совокупность творческих направлений в современном искусстве (музыке, литературе, кино, изобразительном искусстве и др.), противопоставляющихся массовой культуре, мейнстриму и официальному искусству.
Что такое другая литература
Литературный и театральный критик
Другая литература
Недавно я с большим удовольствием перечитал пару книг Моэма, Ремарка и Трифонова и подумал, почему не хочется перечитывать романы Сорокина, Пелевина, Быкова или Улицкую?
Вроде все у них, как говорится, на месте. Есть фабула, есть сюжет. Персонажи живые. Жизнь вообще бьет ключом. И все же, наверное, чего-то очень важного им не хватает.
Старый двухтомник Куприна, который стоит у меня на полке бог весть сколько лет, даже бумага пожелтела, я брал в руки не раз. Могу полистать Горького, хорошо писал, оказывается. И Федина, Эренбурга, Алексея Толстого… О Булгакове я даже не говорю. Чем же они — такие разные и непохожие, отличаются от наших прозаиков 90-х и нулевых годов?
А вот чем. Вы, наверное, заметили — о современных авторах как-то не принято говорить «хорошо написано, написано вкусно». Ведь что было важным в прозе ХХ века — передать атмосферу, время, аромат описываемых лет и места действия. У Трифонова даже целый роман так называется — «Время и место». Начинаешь читать, и сразу оказываешься в совершенно другой эпохе. Как будто тебя взяли и перенесли на другую планету.
Сергей Чупрынин, известный современный поэт и теоретик литературы, правильно и даже с некоторым укором говорит, что, когда мы читаем старых писателей, мы живем «не внутри реальности, а внутри искусства». Я бы сказал, внутри искусно созданной иной реальности. Пожалуй, именно в этом было одно из главных достоинств литературного произведения.
Почему Чупрынин говорит это с укором? Потому что современные авторы глубинную суть литературы видят совершенно в ином. Они считают, что литература не должна заменять читателю реальную жизнь и уводить его «в неведомые дали». Как раз наоборот: главное, считают эти авторы, это сиюминутный мир и наше пребывание в нем. Человек постоянно должен быть включен в чехарду наших будней и праздников и чувствовать себя активным членом общества потребления. А литература? Это слово вообще не желательно. Сейчас принято говорить не о литературе как о чем-то целом, а об отдельных книгах.
Воссоздавать в книге описываемую реальность, атмосферу, какой-то там аромат — считается, что это больше никому не надо. Такая ситуация сложилась после того, как постмодернизм упразднил понятие литературного процесса и заменил его другим, новым понятием — литературным пространством. И в этом была своя хитрость.
Что такое литпроцесс? Соревновательное развитие, напор событий в их динамике. Тогда как литпространство — это горизонтальная плоскость, божья гладь и благодать. Борьба направлений и соревновательность, качество текстов и другая атрибутика литературного процесса, оказались вытеснены статикой общего для всех плоского литературного поля. В результате авторы, которые пишут на бумаге, и сетевые авторы (их ипостась — сетература), стали иметь одинаковый статус. Поэтому в современной литературе больше нет никакой градации — все писатели равны. Просто они разные, и совершенно незачем различать — эта книга хорошо написана, а эта хуже или вообще плохо. В каждой из них налицо фабула, сюжет, персонажи. Остальное не имеет значения. Какая разница, как рассказана занимательная история? Важно, чтобы она была занимательной.
Это раньше роман целиком поглощал читателя. Благодаря атмосфере, иногда даже романтике, умению показывать быт, «виртуально имитировать» среду, эпоху, автор романа, можно сказать, «тоталитарно порабощал» читателя. Вовлекал его, если не в акт сотворчества, то уж обязательно в состояние сопереживания. Новая литература наоборот этого принципиально избегает и боится как черт ладана. Она считает это дурным тоном. Но именно поэтому ее и не хочется перечитывать.
Не удивительно, что многие считают книги Сорокина, Быкова, Пелевина, Петрушевской, Рубинной, Улицкой — беллетристикой, чего нельзя сказать о «старой литературе». Наоборот, теперь эту «старую литературу» принято называть «качественной литературой» или литературой «большого стиля», литературой больших идей. Что воспринимается как очевидный и отвлекающий читателя недостаток. Считается, что такой литературе свойственно морализаторство, просветительство и роль воспитателя, учителя. Но если вспомнить, например, всеми читанный-перечитанный роман Алексея Толстого «Хождение по мукам» или его же «Петра 1» — где здесь морализаторство? В чем их воспитательная роль? Хотя, безусловно, чем-то невероятно мощным, что придает им и вес, и величие, и притягательность, эти книги наполнены до краев. Только я бы назвал это иначе — энергией повествовательного дара. Того самого, который и помогает автору создавать незабываемую атмосферу литературного произведения.
Определяется это в первую очередь тем, кто и как видит предназначение литературы, что это такое и для чего вообще она существует. Не может же, в самом деле, веками бытовавшее искусство слова, одно из самых замечательных и сложнейших проявлений интеллекта, наличествовать только для развлечения читателя и рассказывания увлекательных небылиц.
Можно, конечно, относится к книге и чтению как к чему-то прикладному, второстепенному, необязательному в жизни. Но от этого не меняется сакральная роль литературы как искусства вообще. Ее, эту роль, можно не понимать, не учитывать или даже на какое-то время о ней забыть. Что совсем не мешает литературе делать свое дело. А суть его в том, чтобы развивать наше эстетическое чувство и тем самым гармонизировать наше отношение с окружающей природой, средой и обществом.
Проявляется это как раз через писательский дар колоритно воссоздавать реальную жизнь, оживлять нашу память и помогать нам фантазировать о будущем. Все просто как вздох. И перечитывать мы любим как раз те книги, авторы которых это умеют делать. Их герой обычно личность яркая, колоритная и запоминающаяся.
Может быть, это сказано чересчур громко, но не безосновательно. И тогда ясно, почему такую прозу нам перечитывать не хочется. И понятно, почему мы сегодня стали мало покупать книг и перестали собирать домашние библиотеки. Если эти книги мы не перечитываем, то и хранить их незачем.
ДРУГАЯ ЛИТЕРАТУРА
Мысль о том, что культуру можно разделить не по идеологическим (аристократическая – демократическая, советская – антисоветская), статусным (официальная – неофициальная, профессиональная – непрофессиональная) или эстетическим (традиционная – инновационная, реалистическая – авангардная) параметрам, а по степени соответствия консервативным читательским и/или зрительским ожиданиям, впервые пришла Владимиру Паперному. Это он дал своей дисссертации о сталинской архитектуре название «Культура два» (Анн Арбор, 1985). И лишь четыре года спустя Сергей Чупринин свои соображения о только-только тронувшихся в путь к читателям произведениях Виктора Ерофеева, Юрия Мамлеева, Валерии Нарбиковой, Зуфара Гареева свел в статье с названием «Другая проза» (Литературная газета. 1989. №?6).
Этот термин с понятийно размытым, но интуитивно угадываемым содержанием *, как ни странно, прижился. Возможно потому, что, – как десятилетие спустя заметил Павел Басинский, – «образно говоря, пропасть между “другим” Владимиром Сорокиным и “шестидесятником” Юрием Трифоновым была куда шире, чем между Трифоновым и официозным Георгием Марковым». И, скажем уже от себя, похоже, что этот разрыв за прошедшие годы не слишком сократился: во всяком случае, на взгляд подавляющего числа экспертов и читателей, Владимир Сорокин или Дмитрий Горчев в сопоставлении с Валентином Распутиным или Андреем Дмитриевым все еще пишут «другую» прозу, а стихи Елизаветы Мнацакановой и Шиша Брянского остаются «другими», если сравнить их со стихами Инны Лиснянской или Игоря Шкляревского. Расхождения в эстетических и идеологических координатах, как и раньше, бледнеют перед несовместимостью представлений о смысле творчества и базовых человеческих ценностях. Так что читателей, не склонных к мировоззренческим компромиссам, трудно упрекнуть, когда они однозначно выбирают либо одну литературу, либо другую.
Как бы там ни было, а выставкам, презентациям, литературным, театральным и художественным проектам с названиями, в которых обыгрываются слова «другая», «вторая» (или «альтернативная», как предложил Виктор Ерофеев в памятном памфлете «Поминки по советской литературе»), по-прежнему несть числа. Вплоть до проекта «Россия-2», который уже в 2005 году запустил Марат Гельман, поставив своей задачей – в противовес «России-1», путинской России – «создание параллельной культурной ситуации», «в которой роль политики будет принципиально ниже, а роль культуры, искусства, частной жизни, дружбы, профессии – выше».
См. АЛЬТЕРНАТИВНАЯ ЛИТЕРАТУРА; КОНСЕРВАТИЗМ ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ; НОРМА ЛИТЕРАТУРНАЯ
Читайте также
15. Другая субъективная сторона
15. Другая субъективная сторона Сегодня в автобусе, на площадке поблизости от меня был один из этих сопляков, которые, по счастью, встречаются не так часто, а то я в конце концов прибил бы одного из них. Этот молокосос лет двадцати шести-тридцати раздражал меня не столько
АВАНТЮРНАЯ ЛИТЕРАТУРА, ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
ГЕЙ-ЛИТЕРАТУРА, ЛИТЕРАТУРА РУССКОГО ГОМОСЕКСУАЛИЗМА
ГЕЙ-ЛИТЕРАТУРА, ЛИТЕРАТУРА РУССКОГО ГОМОСЕКСУАЛИЗМА от англ. gay – веселый, радостный, беспутный, нарядный, пестрый.Спор о том, существует ли особая гомосексуальная литература, рискует стать столь же вечным, как и выяснение вопроса, надо ли, скажем, женскую литературу
ЗАРУБЕЖНАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА, МЕЖДУНАРОДНАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА, ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
ЗАРУБЕЖНАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА, МЕЖДУНАРОДНАЯ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА, ЭМИГРАНТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА Словарь Юрия Борева трактует словесную культуру русской эмиграции как абсолютно «уникальное явление в истории мировой литературы», а Александр Николюкин в «Литературной
Другая Алла
Другая Алла К юбилею Аллы ДемидовойСоздатели фильма «Ожидание императрицы» (РТР, показ 23 сентября) сделали наилучший выбор на роль рассказчика величественной и трагической жизни императрицы Марии Федоровны:Алла Демидова. Пожалуй, больше никто из актерской братии и не
Детская литература и литература русская
Детская литература и литература русская Много на свете литератур — и живущих, и ископаемых, но не знаю я другой литературы, которая бы подобно русской ставила вопросы «Что делать?» или «Кто виноват?» не только в повестку дня, но и в заглавия произведений. И именно на
«ДРУГАЯ СТОРОНА ПОЛУНОЧИ» (The Other Side of Midnight) США. 1977. 165 минут.
«Другая» проза
«Другая» проза Эклектика и эксперименты Пребывая в мощном «силовом поле» культурно-художественной традиции XIX-XX вв., современная литература одновременно дистанцируется от нее, вступая в напряженный диалог с культурой последних столетий. Необходимая явлениям
Номинализм и литература: об автореференциальности, или как литература избежала молчания[*]
Номинализм и литература: об автореференциальности, или как литература избежала молчания[*] Если, предельно схематизируя, поделить мнения, которые звучат в спорах о статусе литературного текста, в зависимости от того, как они отвечают на вопрос: что говорит (или называет)
«Другая проза» Хулио Кортасара (Julio Cortazar, 1914–1984) (Коллоквиум)
«Другая проза» Хулио Кортасара (Julio Cortazar, 1914–1984) (Коллоквиум) ПЛАН КОЛЛОКВИУМА1. Значение литературного и культурного опыта Европы для творчества писателя.2. Специфика кортасаровской фантастики.3. «Фантастическое» в представлении Х. Кортасара.4. Новеллистика писателя.4.1.
Что такое другая литература
Литературный и театральный критик
Другая литература
Недавно я с большим удовольствием перечитал пару книг Моэма, Ремарка и Трифонова и подумал, почему не хочется перечитывать романы Сорокина, Пелевина, Быкова или Улицкую?
Вроде все у них, как говорится, на месте. Есть фабула, есть сюжет. Персонажи живые. Жизнь вообще бьет ключом. И все же, наверное, чего-то очень важного им не хватает.
Старый двухтомник Куприна, который стоит у меня на полке бог весть сколько лет, даже бумага пожелтела, я брал в руки не раз. Могу полистать Горького, хорошо писал, оказывается. И Федина, Эренбурга, Алексея Толстого… О Булгакове я даже не говорю. Чем же они — такие разные и непохожие, отличаются от наших прозаиков 90-х и нулевых годов?
А вот чем. Вы, наверное, заметили — о современных авторах как-то не принято говорить «хорошо написано, написано вкусно». Ведь что было важным в прозе ХХ века — передать атмосферу, время, аромат описываемых лет и места действия. У Трифонова даже целый роман так называется — «Время и место». Начинаешь читать, и сразу оказываешься в совершенно другой эпохе. Как будто тебя взяли и перенесли на другую планету.
Сергей Чупрынин, известный современный поэт и теоретик литературы, правильно и даже с некоторым укором говорит, что, когда мы читаем старых писателей, мы живем «не внутри реальности, а внутри искусства». Я бы сказал, внутри искусно созданной иной реальности. Пожалуй, именно в этом было одно из главных достоинств литературного произведения.
Почему Чупрынин говорит это с укором? Потому что современные авторы глубинную суть литературы видят совершенно в ином. Они считают, что литература не должна заменять читателю реальную жизнь и уводить его «в неведомые дали». Как раз наоборот: главное, считают эти авторы, это сиюминутный мир и наше пребывание в нем. Человек постоянно должен быть включен в чехарду наших будней и праздников и чувствовать себя активным членом общества потребления. А литература? Это слово вообще не желательно. Сейчас принято говорить не о литературе как о чем-то целом, а об отдельных книгах.
Воссоздавать в книге описываемую реальность, атмосферу, какой-то там аромат — считается, что это больше никому не надо. Такая ситуация сложилась после того, как постмодернизм упразднил понятие литературного процесса и заменил его другим, новым понятием — литературным пространством. И в этом была своя хитрость.
Что такое литпроцесс? Соревновательное развитие, напор событий в их динамике. Тогда как литпространство — это горизонтальная плоскость, божья гладь и благодать. Борьба направлений и соревновательность, качество текстов и другая атрибутика литературного процесса, оказались вытеснены статикой общего для всех плоского литературного поля. В результате авторы, которые пишут на бумаге, и сетевые авторы (их ипостась — сетература), стали иметь одинаковый статус. Поэтому в современной литературе больше нет никакой градации — все писатели равны. Просто они разные, и совершенно незачем различать — эта книга хорошо написана, а эта хуже или вообще плохо. В каждой из них налицо фабула, сюжет, персонажи. Остальное не имеет значения. Какая разница, как рассказана занимательная история? Важно, чтобы она была занимательной.
Это раньше роман целиком поглощал читателя. Благодаря атмосфере, иногда даже романтике, умению показывать быт, «виртуально имитировать» среду, эпоху, автор романа, можно сказать, «тоталитарно порабощал» читателя. Вовлекал его, если не в акт сотворчества, то уж обязательно в состояние сопереживания. Новая литература наоборот этого принципиально избегает и боится как черт ладана. Она считает это дурным тоном. Но именно поэтому ее и не хочется перечитывать.
Не удивительно, что многие считают книги Сорокина, Быкова, Пелевина, Петрушевской, Рубинной, Улицкой — беллетристикой, чего нельзя сказать о «старой литературе». Наоборот, теперь эту «старую литературу» принято называть «качественной литературой» или литературой «большого стиля», литературой больших идей. Что воспринимается как очевидный и отвлекающий читателя недостаток. Считается, что такой литературе свойственно морализаторство, просветительство и роль воспитателя, учителя. Но если вспомнить, например, всеми читанный-перечитанный роман Алексея Толстого «Хождение по мукам» или его же «Петра 1» — где здесь морализаторство? В чем их воспитательная роль? Хотя, безусловно, чем-то невероятно мощным, что придает им и вес, и величие, и притягательность, эти книги наполнены до краев. Только я бы назвал это иначе — энергией повествовательного дара. Того самого, который и помогает автору создавать незабываемую атмосферу литературного произведения.
Определяется это в первую очередь тем, кто и как видит предназначение литературы, что это такое и для чего вообще она существует. Не может же, в самом деле, веками бытовавшее искусство слова, одно из самых замечательных и сложнейших проявлений интеллекта, наличествовать только для развлечения читателя и рассказывания увлекательных небылиц.
Можно, конечно, относится к книге и чтению как к чему-то прикладному, второстепенному, необязательному в жизни. Но от этого не меняется сакральная роль литературы как искусства вообще. Ее, эту роль, можно не понимать, не учитывать или даже на какое-то время о ней забыть. Что совсем не мешает литературе делать свое дело. А суть его в том, чтобы развивать наше эстетическое чувство и тем самым гармонизировать наше отношение с окружающей природой, средой и обществом.
Проявляется это как раз через писательский дар колоритно воссоздавать реальную жизнь, оживлять нашу память и помогать нам фантазировать о будущем. Все просто как вздох. И перечитывать мы любим как раз те книги, авторы которых это умеют делать. Их герой обычно личность яркая, колоритная и запоминающаяся.
Может быть, это сказано чересчур громко, но не безосновательно. И тогда ясно, почему такую прозу нам перечитывать не хочется. И понятно, почему мы сегодня стали мало покупать книг и перестали собирать домашние библиотеки. Если эти книги мы не перечитываем, то и хранить их незачем.
Другая литература нашего времени
В ЦДЛ состоялась презентация двухтомника Сергея Сибирцева: «Государственный палач» и «Приговоренный дар»
Этот очерк я хотела бы посвятить встрече с известным современным
писателем Сергеем Сибирцевым, состоявшейся 22 октября этого года в
Центральном Доме Литераторов. Однако, начав только набрасывать план
предстоящего очерка, я обнаружила перед собой ряд весьма любопытных
вопросов, краткому ответу на которые я хотела бы посвятить это небольшое
вступление.
Русская литература. При этих словах любой культурный человек сразу
вспоминает Толстого, Достоевского, Булгакова… перечислять можно долго,
много и с удовольствием. И эти имена, и произведения (действительно,
великие!) этих авторов навсегда останутся в сердцах людей. Но это то, что
было. А что же в наличии теперь? Этот вопрос я задала себе в первую
очередь. Я задавшись им, я попыталась припомнить, а каких современных
авторов я знаю на данный момент? Таких вот, чтобы как говорится,
«глаголом жгли сердца людей». Оказалось, что немного (литература
разнообразного развлекательного жанра тут не в счет).
Первое имя, которое мне пришло на ум — это Юрий Поляков. Вот кто
действительно «жжет глаголом». Изящные, иногда с нотками ироничности,
иногда с нотками абсурда, произведения Полякова заставляют задуматься,
задать себе определенные вопросы. Так, хорошо. А кто еще? Захар
Прилепин. Таким образом, оказалось, что действительно стоящих авторов можно пересчитать по пальцам одной руки… Печальный вывод. Однако, подумав еще немного, я
поняла — именно эти немногочисленные писатели, которые действительно
могут поставить перед ищущим человеком серьезные вопросы, именно они и
есть наша «другая литература», истинная предтеча новой великой русской
литературы. Эта мысль подняла мне настроение, в основном потому, что
среди прочих имен я вспомнила о Сергее Сибирцеве. Его творчество — пример «иной» литературы.
22 октября в ЦДЛ состоялась встреча с этим автором в рамках презентации его двухтомника «Государственный палач» и «Приговоренный дар». В этой встрече принимали участие многие известные люди, писатели, поэты, ученые, государственные деятели, работники сферы искусств.
Как было справедливо замечено, без Сибирцева невозможно представить нашу новую литературу нашего нового времени. Если говорить о двух романах, которым был посвящен этот вечер, то можно сказать, что по стилистике это романы-абсурды, жестко характеризующие не современную жизнь, но современное Бытие при вынесении за скобки самого времени их создания. В этом проявляется некое их пророческое предчувствие.
Таким образом, можно сказать, что представленные на встрече в ЦДЛ романы Сергея Сибирцева «Государственный палач» и «Приговоренный дар» — это взгляд в бездну, это путешествие по кругам абсурда, подобное путешествию Вергилия по кругам дантовского ада. И возможно, именно это, а также, те вопросы и проблемы, которые эти романы представляют, позволяют им не терять актуальности в нашу современную экзистенциалистски абсурдную эпоху.
Возвращаясь к самой встрече, можно отметить, что прошла она в теплой
дружеской обстановке. Поздравить Сергея пришли знакомые и близкие друзья
по писательскому цеху и просто деятели искусства. Было произнесено много
добрых и хороших слов как в честь самого виновника торжества, так и в честь представляемых им произведений. Открылся вечер приветственным, по доброму пафосному адресу от руководства ЦДЛ в лице Натальи Познанской. Что до формального перечисления изволивших посетить торжество — то пожалуйте: список довольно внушительный. Перечислим некоторых из них. Тут и Алексей Шорохов (проницательный критик и проникновенно православный поэт), что со сцены выдал букет метких характеристик творчества Сибирцева: «…произведения Сибирцева напоминают Кафку: фантасмагоричные, страшные, с предчувствием распада Великой страны. Но люблю я его не за них… Без Сергея Сибирцева невозможно представить русскую литературную жизнь начала 2000-х». Также Алексей Шорохов отметил, что Сибирцев пишет очень много отзывов, рецензий, много молодых литераторов проходит через его руки, многим он помогает. Как отметил позже один из выступавших, которому в свое время помог Сибирцев: «Каждому молодому автору важно найти своего Сибирцева».
Ольга Муравич, юрист, психолог, и вместе с тем замечательный поэт и писатель, презентовала виновнику торжества, по ее словам, «Сфинксу и Марку Аврелию современной литературы», занятно оформленную мини-поэму, опять-таки посвященную как самому Сергею, так и его творчеству. Следом за Петром Калитиным слово получил Илья Пряхин, романист и публицист. В своем выступлении он обратил внимание на философское значение произведений Сибирцева, определив их жанр как «пророческую антиутопию». Также была отмечена роль Сергея Сибирцева в создании «Клуба метафизического реализма». Кроме того, в своем выступлении Илья Пряхин коснулся еще одного события, которое имело место в этот вечер. Это возрождение журнала «Отечественные записки». Отметились своими поздравлениями поэт Всеволод Емелин и писатель и предприниматель
Владимир Елин.
Выступил на вечере и главный редактор журнала «Отечественные Записки» Сергей Шулов, также выразивший почтение автору и презентовавший очередной номер журнала, подчеркнув его элитарность и уникальность для современной литературы и современного общества. Говоря об образовании культурного центра «Отечественные записки», Сергей Шулов упомянул о капустниках, которые проводил этот центр. Саундтрек этих капустников
представила композитор Елизавета Тереньтьева, исполнив свое произведение «Черный бархат». Сразу после выступал Александр Простакишин, представив свою книгу «Беседы на предложенную тему» и презентовав памятные экземпляры присутствующим. На этих людей также стоит обратить внимание, так как благодаря им собственно и состоялась сама книга А. Простакишина; и кроме того, все они весьма достойные внимания люди: Дмитрий Панкин (полковник полиции, сотрудник московского Управления по контролю наркотиков МВД), Евгений Гусев (шесть раз участвовал в качестве эксперта в передачах, которые легли в основу этой книги. Актер театра и кино, режиссер-постановщик, продюсер, директор театра ТЧК), Павел Дроздов (полковник в отставке).
Среди гостей Сибирцева присутствовали его старинные друзья и коллеги, руководители литературного приложения Независимой газеты» «ЭКСЛИБРИС»: Евгений Лесин, поэт, публицист и Андрей Щербак-Жуков, поэт, прозаик, публицист. На вечере присутствовали и такие уважаемые люди, как Анатолий Сивушов, старинный друг Сибирцева, знаменитый кинопродюсер и главный руководитель легендарного проекта — сериала «Бригада». Александр Михаленко, режиссер и ведущий продюсерского центра Союза Писателей
России, вел отдельную сьемку Клуба и подарил спич сердечный от микрофона. Также VIP-гость: Владимир Масловский, доктор физико-математических наук, профессор, публицист, знаток древних славянских наречий и письменности, Олег Федоров, давнишний друг Сибирцева, известный художник, режиссер, арттерапевт, автор замечательного эссе о Сибирцеве: «Странник бездн земных и иных», опубликованном в томе «Приговоренный дар», в котором запечатлены множество знаменитых друзей-коллег автора избранных трудов, в том числе и его старинный друг, известнейший писатель и депутат Госдумы РФ Сергей Шаргунов с пречудесным сердечным спичем на его юбилеи предыдущем.
Что стоит за неожиданным заявлением министра обороны ФРГ о готовности применить к России «устрашающие меры»
Стоит отметить известных уважаемых авторов, которые присутствуют в этом же избранном томе с эссе о творчестве автора: Николай Переяслов и Дмитрий Силкан. А также Игорь Панин, поэт, публицист, давний друга автора двухтомника, в интервью с которым Сибирцев впервые раскрывае тайну своей старинной дворянской фамилии и делится многими подробностями своей творческой жизни.
С благодарностью был отмечен писателем и редактор двухтомника Генриетта Хиекканен, именно ее отменный профессионализм и неравнодушие и сотворили этот чудесный стильный подарок современным читателям. А писатель и кинодраматург Юрий Чумаков был главным техническим помощником при составлении сего труда. Ирина Арчакова, почитатель творчества Сибирцева выступила в качестве продавца его 20 томов. А Лев Алабин, поэт и театральный критик, весьма душевно и многозначительно улыбался автору.
Незримо присутствовали давние друзья Сибирцева: Людмила Лаврова, литературный критик, публицист, автор многочисленных эссе о творчестве Сибирцева, многие из которых вошли в основные библиографические академические энциклопедии и словари, Владимир Винников, известный публицист и литературный критик; его давнее эссе «Государственный Плач» автор считает одним из первых и лучших, которое расшифровывает метод его творческих поисков. Незримо присутствовал на вечере и генеральный директор ИД РИПОЛ КЛАССИК Сергей Макаренков, давнишний и настоящий почитатель творчества Сергея Сибирцева. Было прислано и зачитано на вечере поздравление от Юрия Рябинина, который красочно отметил эстетику и уникальный стиль Сергея Сибирцева.
Прекрасным и душевным завершением вечера стало выступление музыканта и композитора Сени Сона, который исполнил джазовые фантазии на тему произведений Бетховена и Шопена. Завершить хотелось бы словами философа Юрия Мамлеева: «Роман попадает в цель в сердцевину безумной, виртуальной жизни нашей планеты конца тысячелетия». А посему, и эти романы, и этот автор долго будут актуальны и желанны для новой литературы и для ищущего нового человека.