Что такое доказательственная презумпция
Новая доказательственная презумпция
НОВАЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕННАЯ ПРЕЗУМПЦИЯ
НОВАЯ ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕННАЯ ПРЕЗУМПЦИЯДобросовестность и стандарты доказывания в свете постановления КС РФ от 27 октября 2015 г. № 28-П
Отечественное процессуальное законодательство весьма расплывчато в вопросах оценки доказательств. Статья 67 ГПК РФ и ст. 71 АПК РФ помимо нескольких вспомогательных норм о порядке оценки письменных доказательств и отражения результатов такой оценки в тексте судебного акта содержат только одно традиционное для континентальной правовой семьи базовое правило: свободная оценка доказательств судом по внутреннему убеждению. Абстрактный и субъективный характер этого правила зачастую делает результаты разрешения споров непредсказуемыми: любому практикующему юристу известны примеры самой неожиданной для сторон оценки доказательств судом. Учитывая вышеизложенное, огромное значение приобретают правовые позиции высших судебных инстанций по вопросам доказывания.
Как отмечается в литературе, правило об оценке доказательств по внутреннему убеждению в сочетании с правилами о распределении бремени доказывания воспринимается судами как обязывающее их к полной уверенности в доказанности фактов дела, достижение каковой подчас становится для добросовестных истцов непосильной задачей.
В решениях ВС РФ, ВАС РФ и КС РФ формируются доказательственные презумпции, распространение которых в практике нижестоящих судов весьма желательно как с точки зрения правовой определенности и предсказуемости правовых споров, так и с точки зрения справедливости.
Влияние добросовестности сторон на оценку доказательств
Среди правовых позиций судов в области доказательственного права особый интерес представляет вопрос о влиянии добросовестности сторон на оценку судом доказательств по делу, который в последние годы неоднократно становился предметом рассмотрения ВАС РФ. При выработке доказательственных презумпций высшие судебные инстанции фактически сужают сферу применения правила о свободной оценке доказательств и перераспределяют бремя доказывания между сторонами исходя из их добросовестности в конкретных категориях дел. Широкую известность получили правовые позиции Президиума ВАС, изложенные в постановлениях от 20 марта 2012 г. № 14989/11 (дело ОАО «Система») и от 6 марта 2012 г. № 12505/11 (дело ОАО «Кировский завод»).
В деле «Системы» Президиум ВАС РФ допустил возможность переноса на ответчика бремени доказывания определенных фактов, если суд установил, что ответчик действовал недобросовестно, а доказательства этих фактов могут иметься у ответчика.
В постановлении по делу «Кировского завода» Президиум ВАС РФ признал недобросовестным процессуальным поведением отказ ответчика раскрыть находящиеся в его распоряжении доказательства, что при условии предъявления истцом «серьезных доказательств и убедительных аргументов» в поддержку исковых требований влечет перенос на ответчика бремени доказывания обратного и признание доказанными фактов в интерпретации истца при невыполнении этого бремени ответчиком.
Опубликованное 27 октября 2015 г. постановление Конституционного Суда РФ № 28-П по делу о проверке конституционности п. 1 ст. 836 ГК РФ, устанавливающего обязательные требования к форме договора банковского вклада, также обращается к данной проблематике. Рассмотрим его подробнее.
Фактические обстоятельства и позиция судов
Вкладчики ряда банков (в постановлении упоминаются банк «Первомайский» и «Мастер-банк») заключали договоры банковского вклада на крупные суммы на весьма выгодных для них условиях. При этом оформляемые в удостоверение вкладов документы отличались от обычно применяемых типовых форм: в частности, отметки о внесении вкладов делались в текстах самих договоров, а особых документов об этом не выдавалось.
Впоследствии данные банки были признаны банкротами, а Агентство страхования вкладов, действуя в качестве конкурсного управляющего, отказало в возврате вкладов со ссылкой на то, что договоры были подписаны неуполномоченным лицом, а доказательства, подтверждающие фактическое внесение денежных средств в кассу банков, в том числе внутренние записи банка, отсутствуют.
Суды общей юрисдикции и арбитражные суды отказали вкладчикам в удовлетворении их требований на основании п. 1 ст. 836 ГК РФ, устанавливающей обязательные требования к форме договора банковского вклада: внесение вклада должно удостоверяться выданным банком вкладчику документом, отвечающим требованиям, предусмотренным для таких документов законом, установленными в соответствии с ним банковскими правилами и применяемыми в банковской практике обычаями делового оборота. Несоблюдение этого требования, по мнению судов, повлекло ничтожность заключенных договоров, а отсутствие иных доказательств внесения денежных средств – невозможность их возврата.
Артём БЕРЛИН,
юрист корпоративной и арбитражной практики АБ «Качкин и Партнеры»
Полный текст комментария читайте в печатной версии «АГ» № 1 за 2016 г.
Доказательственная презумпция
При рассмотрении гражданского дела следует также учитывать факты, не подлежащие доказыванию.
ГПК РФ предусматривает несколько категорий фактов, которые по общему правилу могут быть положены в основу решения по делу без доказывания в судебном заседании:
1) общеизвестные факты;
2) преюдициально установленные факты;
3) обстоятельства, подтвержденные нотариусом при совершении нотариального действия;
4) признанные стороной факты.
Правовая презумпция — это закрепленное правовой нормой предположение о наличии (или отсутствии) определенного факта. В основе таких предположений лежит жизненный опыт поколений, высокая вероятность существования закрепленного нормой факта. Такое предположение считается верным до тех пор, пока иное не будет установлено судом.
Наиболее распространенные исключения из общих правил доказывания представляют собой доказательственные презумпции (от лат. praesumptio — предположение).
Доказательственная презумпция — это предположение о существовании определенного факта, прямо предусмотренное законом, если доказаны другие связанные с ним факты.
Наиболее распространенными доказательственными презумпциями являются презумпция вины лица, нарушившего обязательство (п. 2 ст. 401 ГК), презумпция вины причинителя вреда (п. 2 ст. 1064 ГК), презумпция добропорядочности гражданина (п. 1 ст. 152 ГК) и т. д.
Доказательственные презумпции дают возможность делать заключение об истинности одних фактов из доказанности других. Названных презумпций не так уж много, все они закреплены в материально-правовых законах (ГК, СК и др.).
В силу действия презумпции вины причинителя вреда лицо, причинившее вред, освобождается от возмещения вреда, если докажет, что вред причинен не по его вине. Общим условием гражданско-правовой ответственности является наличие вины. Однако в деле о возмещении вреда истец не должен доказывать вину ответчика. Истец должен доказать только факт совершения ответчиком противоправных действий, факт причинения истцу ущерба в определенном размере и факт наличия причинно-следственной связи между противоправными действиями ответчика и причиненным истцу ущербом. Когда истец докажет эти 3 факта, вина ответчика считается установленной, пока ответчик не докажет обратного — своей невиновности, например причинения вреда в состоянии необходимой обороны или крайней необходимости.
Схожим образом по делу о защите чести и достоинства истец должен доказать факт распространения о нем определенных сведений и факт распространения этих сведений именно ответчиком. Поскольку законом установлена презумпция добропорядочности гражданина, то считается установленным, что распространенные сведения не соответствуют действительности, пока ответчик не представит доказательства обратного.
Таким образом, значение доказательственных презумпций заключается именно в перераспределении обязанностей доказывания. Доказательственная презумпция, снимая с утверждающего о существовании определенного факта лица обязанность его доказывания, возлагает на другую сторону обязанность опровержения данного факта. Пока сторона презюмируемый факт не опровергнет, он считается установленным. С другой стороны, действие доказательственной презумпции начинается только с того момента, когда истец представил достаточные доказательства для установления иных фактов предмета доказывания, обязанность доказывания которых на него возложена законом.
Все существующие в российском законодательстве презумпции являются опровержимыми. Это означает, что они могут быть опровергнуты той стороной, против которой они установлены. Кроме того, наличие доказательственной презумпции не освобождает суд от обязанности использования всех предусмотренных законом способов для установления действительных обстоятельств рассматриваемых гражданских дел.
Больше всего суду при рассмотрении гражданских дел приходится реализовывать следующие виды презумпции:
· презумпция вины должника;
· презумпция добропорядочности гражданина;
· презумпция собственности (ст. 209 ГК). Лицо, владеющее и пользующееся какой-либо вещью, предполагается ее собственником, пока не будет доказано обратное, т. е. пока не будет опровергнуто в установленном порядке данное предположение;
· презумпция смерти долго отсутствующего гражданина. Если человек в месте своего постоянного пребывания отсутствует свыше определенного законом срока и нет сведений о нем, то суд на основании данной презумпции и по правилам особого производства признает лицо умершим (ст. 45 ГК);
· презумпция отцовства. Муж матери ребенка, родившегося от родителей, состоящих в зарегистрированном браке, предполагается отцом этого младенца (ст. 48 СК). Мужчина вправе оспаривать отцовство в судебном порядке.
В гражданском процессе значение презумпций состоит в том, что они:
· не только изменяют общие правила распределения обязанностей по доказыванию, но и упрощают процесс доказывания (ответчику легче и проще доказать свою невиновность, чем истцу обосновывать вину другого лица);
· вносят нравственные начала в судебное познание (презумпция отцовства, собственности и др.);
· предоставляют процессуальные льготы для защиты наиболее социально значимых субъективных прав и интересов.
Дата добавления: 2018-06-01 ; просмотров: 2990 ; Мы поможем в написании вашей работы!
Предположения тоже требуют умения // К вопросу о презумпциях на примере дел об ответственности директоров
Любой процесс насыщается презумпциями, посредством которых приобретается познание суда об обстоятельствах, необходимых для разрешения спора. Суд на каждом шагу рассмотрения судебного спора делает множество выводов об обстоятельствах на основании предположений, что облегчает и удешевляет процесс.
Невзирая на важное значение презумпций в формально-истинном процессе, зачастую со стороны участников процесса наблюдается игнорирование работы с данным инструментом, омраченное беспорядочными ссылками на презумпцию добросовестности, в связи с чем автор заметки произвел попытку отобразить работу презумпций на примере споров по привлечению директоров и иных лиц, входящих в состав органов управления юридического лица, к ответственности, обратившись к разъяснениям Постановления Пленума ВАС РФ от 30.07.2013 № 62 «О некоторых вопросах возмещения убытков лицами, входящими в состав органов юридического лица» (далее – Постановление Пленума ВАС РФ №62), в которых часто наблюдается информационная асимметрия сторон, побуждающая более активно обращаться к презюмируемым знаниям. Вопрос об определении добросовестности в указанной категории споров автор рассматривать не будет, так как данный вопрос ранее был рассмотрен в предшествующих его заметках.
Надлежит отметить, что автор заметки также не ставил перед собой цель перечислить каждую возможную презумпцию в указанных спорах и порядок ее работы, ввиду множества вариантов, которые с учетом конкретного спора могут иметь разный эффект, производя попытку обратить внимание на порядок работы с наиболее прогнозируемыми презумпциями в рассматриваемой категории споров.
Изначально следует определиться в вопросе о сущности презумпции. Не преследуя цель представить наиболее полную палитру мнений, автор заметки обратится к наиболее близким ему точкам зрения. Приступая к вопросу определения презумпций, следует отметить определение презумпции (praesumptio) в качестве выводов об обстоятельствах дела, которые говорят в пользу одной стороны против другой до тех пор, пока последняя сторона не представит доказательств, опровергающих основания предположения.[1] Встречаются и более лаконичные определения, понимающие под презумпцией вероятностные знания[2], что наиболее универсально подходит к раскрытию природы презумпции добросовестности.
Важно учесть деление презумпций на правовые (praesumptio juris), которые вытекают из требований закона, и фактические, которые вытекают из повседневной жизни, из обычно предполагаемого и ожидаемого порядка совершаемых событий[3] (то, что обычно происходит). Среди правовых презумпций можно выделить неопровержимые (juris et de jure) и опровержимые (juris tantum), близкие по природе к утверждениям prima facie, а также фактические или общечеловеческие (praesumptio facti/hominis)[4], предполагающие выводы, которые суд делает по своему внутреннему убеждению на основании вероятности наступления события[5]. Фактическая презумпция представляет собой акт мышления, когда используется здравый смысл, основываясь на том, что происходит обычно. Следует ее отличать от общеизвестных фактов (notoria), не требующих дополнительного признания сторонами и не зависящих от их процессуального поведения (lex non requirit verificare, quod apparet curiae)[6]. Однако широко используемое деление ставится под вопрос логикой, что любая презумпция всегда применяется в рамках общего процесса правоприменения и не может быть отчуждена от него, оттого любая презумпция является правовой[7]. Отталкиваясь от обратной логики разделения презумпций, следует учитывать, что часто применяемая фактическая презумпция имеет шанс быть закрепленной в нормативном акте, становясь правовой, что изобличает их общий логический источник, указывая, что разделение лишь формальное. Однако, фактические презумпции не являются единственным источником правовых, так как возможно установление правовой презумпции в политических, экономических, социальных и иных целях, что их в таком случае роднит с правовыми аксиомами, выпадающими из бремени доказывания.
Возвращаясь к обозначенной теме заметки, следует отметить, что судебные споры о добросовестности руководителей юридических лиц зачастую подталкивают ответчика с самого начала процесса ссылаться на установленную в п. 5 ст. 10 ГК РФ презумпцию добросовестности, предполагая, что ответчик был добросовестным, разумным и действовал только в интересах юридического лица (напоминает сентенцию omnia praesumuntur rite, legitime et solemniter esse acta donec probetur in contrarium). Изначальная ссылка на презумпцию добросовестности освобождает ответчика от процесса доказывания добросовестности до момента предъявления истцом доказательств, указывающих на недобросовестность руководителя. В таком случае п. 5 ст. 10 ГК РФ, при условии его изначального применения к спору, лишает возможности привлечь ответчика к ответственности, взыскав с него убытки, так как истец зачастую лишен доказательств и не обладает достаточными сведениями для подтверждения недобросовестности ответчика. Учитывая закономерность размытия презумпцией бремени доказывания, первоначальное презюмирование добросовестности ответчика исключает возможность взыскания убытков с руководителей, обесценивая декларируемую законом возможность. Более того, изначальное презюмирование добросовестности в иных спорах, как и во внепроцессуальном поведении, сводит все к абсурду. При этом возникает вопрос об аксиоматичности добросовестности, что исключает попытку упорядочить взаимоотношения людей. Указанному рассуждению следует возразить доводом, что генеральная презумпция добросовестности не может изначально презюмироваться ввиду своего абстрактного и всеобщего характера, что подтверждается разъяснением абз. 3 п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 23.06.2015 №25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации». Определяя добросовестность в объективном смысле, Верховный Суд в указанном разъяснении использует термин «оценивая»; надлежит учесть, что оценка никогда не предполагается, она дается, что ввергает процесс в изначальное установление добросовестности в судебном процессе. В таком случае изначально добросовестность не презюмируется.
Таким образом, истец, совершая обоснованное утверждение prima facie о недобросовестности ответчика, запускает презумпцию верности его утверждения, стимулируя ответчика к полному раскрытию информации, в ином случае уклонение ответчика должно привести его процессуальную позицию к поражению в споре (qui tacet, consentire videtur). Следует отметить, что, исходя из разъяснения абз. 3 пп. 1 Постановления Пленума ВАС РФ №62, истец освобождается от бремени доказывания (onus probandi) недобросовестности ответчика, предусматривая подтверждение только обстоятельств, свидетельствующих о недобросовестности.
Возникает вопрос о том, что презюмируется истцом в заявлении: недобросовестность или обстоятельства, которые истец характеризует как недобросовестные?
Способствует ли молчание применению процессуальной санкции или рождает презумпцию верности утверждения истца о произошедшем?
Ответ на данные вопросы имеет большое значение, в том числе, так как предопределяет возможность ссылаться на принятый судебный акт, как на установивший факт причинения убытков.
Производя попытку ответа на обозначенные вопросы, следует обратиться к разъяснению абз. 4 п. 1 Постановления Пленума ВАС РФ №62, в котором предусматривается, что на заявителя возлагается не только обязанность произнести утверждение (onus proferendi) о недобросовестности директора, но и доказать убытки от недобросовестных действий ответчика, область доказывания которых тесно сопряжена с доказыванием реальности произошедшего, после чего запускается предположение о фактах, изобличающих недобросовестность ответчика в произошедшем. При установлении должного утверждения истца подключаются фактические презумпции, которые приобретают значение в вопросе достаточности информации о реальности произошедшего, актуализируя значение praesumptiones facti/hominis.
В таком случае утверждение истца, как было рассмотрено автором в предыдущих заметках (смотри заметку: «Противоправность и вина директора»), должно быть обоснованным, что напоминает praesumptio iuris tantum, предполагая, что факт, заявленный истцом, является доказанным, пока он не будет опровергнут, что указывает на конструкцию опровержимой презумпции. Косвенно подтверждает утверждение о презюмировании факта, указывающего на недобросовестность, возможность ответчика, предусмотренная в абз. 2 п. 1 Постановления Пленума ВАС РФ №62, избежать признания его поведения недобросовестным в случае, если он подтвердит, что обстоятельства, повлекшие для юридического лица убытки, сопряжены с предпринимательским риском.
Следовательно, выполнив требуемый стандарт к первоначальному утверждению, истец получает первоначальное послабление в виде презюмирования верности изложенных им обстоятельств, однако презюмируемые знания могут быть опровергнуты, а также презюмируемых знаний может оказаться недостаточно для признания поведения ответчика недобросовестным.
Таким образом, после обоснованного утверждения истца о недобросовестности ответчика и подтверждения возникших убытков вследствие его действий презюмируются обстоятельства, перечисленные истцом, указывающие, по его мнению, на недобросовестность, но сама недобросовестность в таком случае оценивается судом не зависимо от процессуальной активности ответчика. В таком случае допустимо представить, что ответчик не проявил интерес к спору, а первоначальное утверждение истца закладывало в процесс ситуацию, в которой признать действия ответчика недобросовестными невозможно, к примеру, в силу общеизвестных фактов (notoria), даже при учете его молчания и признания судом обстоятельств, на которые ссылается истец, ответчик должен избежать ответственности. К примеру, истец ссылается на недобросовестность ответчика, вследствие действий которого был утрачен товар, который пришел в негодность вследствие внезапного затопления местности, в которой он хранился. Ответчик в суд не является, презюмируя его недобросовестность, суд должен взыскать понесенные убытки от потери товара, однако, обладая информацией о внезапном катаклизме, суд признает факт утери товара, признав утверждения истца, но, оценивая недобросовестность ответчика, отказывает в удовлетворении искового заявления. Также можно представить и обратный пример, когда у истца имеются расходные кассовые ордера, по которым директор получил денежные средства из кассы общества, с утверждением, что каких-либо оправдывающих траты полученных денег документов предоставлено не было, ответчик процессуально бездействует, в судебных заседаниях участия не принимает, в таком случае презюмируется, что директор денежные средства присвоил, в результате чего прогнозируется оценка действий директора как недобросовестных.
Обращаясь к вопросу преюдициальности установленных фактов и эффекту законной силы судебного акта, установившего их, надлежит обратить внимание, что при процессуально активном поведении ответчика, автор заметки полагает, что презюмируется реальность факта, в результате признания которого поведение ответчика было признано недобросовестным. В таком случае не имеется препятствий для дальнейшей ссылки на принятый судебный акт, как на акт установивший факт (поступок ответчика, но не его оценка), в ином случае, суд не устанавливает никаких фактов, применив к молчанию ответчика процессуальную санкцию. При этом автор заметки повторно обращает внимание, что бесспорный вариант возможен только при процессуально активном поведении при установлении фактов, повлекших решение, а не сопутствующих фактов, состязательность в отношении которых не состоялась. Следует отметить, что при учете действующей редакции ст. 69 АПК РФ и ст. 61 ГПК РФ преюдиция распространяется только на факты, оценка фактов не является обязательной для других споров, так как суд свободен в оценке доказательств, оттого, вывод о наличии или отсутствии добросовестности в поведении лица всегда делается судом самостоятельно и не может быть заранее определен вследствие преюдиции или обязательности судебного акта. Данный вывод неоднократно был отображен в судебной практике, для примера следует обратиться к Постановлению Президиума ВАС РФ от 25.07.2011 № 3318/11 по делу № А40-111672/09-113-880, Определению Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 13.03.2019 № 306-КГ18-19998 по делу № А65-7944/2017.
Напрашивается вопрос, как разрешить спор в ситуации, когда из утверждения и доказательств истца и ответчика очевидно не следует наличие или отсутствие добросовестности ответчика. В данной ситуации автор заметки допускает ссылку на п. 5 ст. 10 ГК РФ как на презумпцию добросовестности ответчика, о чем указывает разъяснение абз. 3 п. 1 Постановления Пленума ВАС РФ №62, акцентирующего внимание заявителя на требуемую от него процессуальную активность доказывания недобросовестности ответчика. Однако, исходя из содержания настоящей заметки, применение п. 5 ст. 10 ГК РФ отнесено не к началу судебного разбирательства, а к его итогу, в ситуации доказательственного равновесия сторон. При этом следует упомянуть два вида функций презумпций, вытекающих из гносеологии закономерностей познания в процессе: 1)Перераспределение бремени, возникшее вследствие установления обстоятельств, порождающих презумпцию[8], что относится к первоначальному утверждению истца (onus proferendi), при выполнении стандарта которого возникает презумпция верности обстоятельств, изложенных им; 2)Суррогат недостающего доказательства в ситуации, когда категорический вывод сделать нельзя[9], что относится к ситуации доказательственного равновесия, возникшего после исследования всех доказательств судом, создающего презумпцию добросовестности стороны. Однако, следует повторно отметить, что данная презумпция возникает не в начале судебного рассмотрения, а в итоге, оттого ссылку ответчика на п. 5 ст. 10 ГК РФ как на основание купирования доводов истца, следует признать неуместной, в указанный момент скорее следует опровергать презумпцию верности обстоятельств, указанных истцом, проявляя должное радение в части опровержения доводов о недобросовестности. В ином случае «глухое» применение презумпции добросовестности может привести истца к потере процесса, что может влечь дальнейшее поражение.
Данный механизм работы презумпции отвечает одному из назначений презумпции, заключающемуся в сбалансировании потенциальных возможностей сторон процесса путем их уравнивая.
Таким образом, исходя из нескольких случаев применения обозначенных презумпций, наглядно следует, что различные виды презумпций при их различных функциях раскрываются и опровергаются на разных этапах процесса и при определенных условиях.
[1] Малышев К.И. Курс гражданского судопроизводства. Том первый. Типография С.С. Стасюлечива. 1876. С. 274.
[2] Из курса лекций Шварца М.З. по гражданскому процессу.
[3] Rudzkis T., Panomariovas A. Legal presumptions in the context of contemporary criminal justice. Different expressions of presumptions. Hungarian Journal of Legal Studies 58, №3. 2017. P.363.
[4] Васьковский Е.В. Учебникъ гражданского права. Издание Н.К. Мартынова. С-Петербургъ. 1894. С. 159. Из курса лекций Шварца М.З. по гражданскому процессу.
[5] Васьковский Е.В. Учебникъ гражданского права. Издание Н.К. Мартынова. С-Петербургъ. 1894. С. 159.
[6] Rudzkis T., Panomariovas A. Legal presumptions in the context of contemporary criminal justice. Different expressions of presumptions. Hungarian Journal of Legal Studies 58, №3. 2017. P.364.
[7] Rudzkis T., Panomariovas A. Legal presumptions in the context of contemporary criminal justice. Different expressions of presumptions. Hungarian Journal of Legal Studies 58, №3. 2017.P.365.
[8] Из курса лекций Шварца М.З. по гражданскому процессу.
[9] Из курса лекций Шварца М.З. по гражданскому процессу.