Что такое добро православие
Добро и зло (+ВИДЕО)
Закон Божий с протоиереем Андреем Ткачевым. Беседа шестая
Проблема зла, конечно, тревожила любую христианскую совесть и любой ум. Люди задумывались: если Бог зла не творил, то что такое зло? Глубже всех, пожалуй, понял суть проблемы святитель Григорий Нисский. Он говорит, что зло не имеет сущности, это есть некое удаление от добра, погружение в небытие, тьму. А у тьмы сущности нет. Тьма – это просто отсутствие света. У света сущность есть, а тьма – это его отсутствие.
К рождению зла, к счастью, человек не причастен. Зло родилось в мире ангельском. К счастью, мы – жертвы зла, а не его творцы. Конечно, мы напридумывали много чего по части зла, по части его культивации, распространения, его рекламы, его оправдания, но это все не без бесов сделано было, потому, что они – начальники зла, любители всякой нечистоты и хитрые пиарщики всякой грязи. А мы жертвы.
Повторюсь: зло родилось в мире ангельском. Это жуткая мысль: «Выше звезд поставлен престол мой, вознесусь выше всего, что называется святыней». И мы должны признать свою ограниченность в способности понимать инфернальные глубины. Глубины сатанинские, к счастью, человек, пожалуй, не может постигнуть. Человек, к счастью, не может узнать зло в той его конечной глубине, в которой оно существует в ангельском мире. Мы – жертва греха, он нас заразил некоей частью своей заразы, он внушил нам претензию на то, чтобы мы были тем, чем мы не были.
Зло всегда обещает больше и, как говорил святитель Димитрий Ростовский, сулит злато – а дарит блато
«Будете, как боги». Зло всегда обещает больше, чем дарит, и, как говорил святитель Димитрий Ростовский, сулит злато – а дарит блато. Оно обещает тебе нечто – заметьте, сегодня это реклама, кредиты, поездки, работа за рубежом… «Да, ты будешь там! Идем, идем, идем. Тебя ждет Олимп!» Но ты оказываешься потом в глубине какой-то жуткой грязи, думаешь: а как это я развалил свою семью? потерял здоровье? оказался в чужой стране без денег и средств, опозоренный и униженный? Да, это микросхема, действующая еще с момента обмана Адама и Евы. «Будете, как боги, не переживайте; Он лжет, а я не лгу. Он говорит, что вы умрете, – не умрете. Да не умрете вы, а будете, как боги…» Обещание того, что ты не заслужил, обещание того, что тебе вредно, и безмерное завышение претензий. Это зло в его человеческом измерении. Но приходит оно к нам из ангельского мира. Это не мы его выдумали.
Это потом уже люди, бесноватые, одержимые, тайно или явно злу поклонившиеся, полюбившие зло, становятся такими успешными агентами зла во Вселенной. Они потом уже распространяют грех, не стесняются этого и считают грех за истину. Но это уже такие моменты истории, в которые человек сродняется с падшим духом. Человеку нужно, безусловно, приобрести, как пишет апостол Павел, некие чувства, навыком приученные различать добро и зло (ср.: Евр. 5: 14). Потому что добро и зло – это очень неочевидные вещи. Они неочевидны, мы живем в запутанном мире, и есть вещи, которые кажутся добром, но являются злом. Вкусил – и по прошествии времени увидел. «Вкусите и видите, яко благ Господь» (Пс. 33: 9). Точно так же – вкусите и видите, яко зол диавол: вкусил – ой, нет, это ужасно, это неправда.
Но человеку нужно приобрести навык различать добро и зло еще до вкушения. А ведь нет такого зла, которое бы не одевалось в добродетель. Зло нуждается в добре для того, чтобы подстроиться под него и смимикрировать. Потому что чистое зло отвратительно. Если бы диавол являлся таким, каков он есть, как он являлся великим святым, чтобы устрашить их, или просто обнажал свою рожу, снимая маски, и представал в своем подлинном гнусном виде, то, конечно, никто не служил бы ему. Ни одна живая душа не пошла бы на Хэллоуин, не одевала бы на себя маску с рожками, и вообще любая инфернальная тема была бы отвергнута – тут крестное знамение и «Свят, свят, свят». Потому что это ужасно.
Аду нужно играться в себя и убеждать в своей шуточности, в своей мнимой доброте. Аду нужно добро для того, чтобы подстраиваться под него или обзывать добро другими прозвищами: смирение – слабостью, щедрость – глупостью, снисхождение – мягкотелостью. Ад меняет понятия. Очень хорошо говорил Конфуций: для того чтобы мир не рухнул, нужно еще раз переназвать понятия. То есть нужно назвать храбрость – храбростью, а не наглостью; трусость – трусостью, а не рассудительностью; щедрость – щедростью, а не расточительством; жадность – жадностью, а не бережливостью. Нужно переназвать мир, потому что неправильно названный мир – это мутная вода, в которой лукавый ищет свою рыбу. Зло нуждается в добре, потому что оно мимикрирует и подделывается под него.
Добро в зле не нуждается, к счастью. Но добро само по себе просто, и его тоже можно спутать. Расскажу случай из моей личной жизни. Я, будучи в классе четвертом, лет в 10–11, лежал в больнице после операции по удалению аппендицита. А после нее два-три дня есть нельзя и пить нельзя сутки. Только смачивают после операции ребенку или взрослому губы водой с лимоном. И человек довольно-таки ощутимо страдает, особенно если он не привык долго ничего не есть. Мы лежали в реабилитационной палате после операции, нас было несколько мальчишек. И среди нас был мальчик из села, к которому пришла бабушка, – такого же возраста мальчишка, как и я, лет 10–11, а может, и 9. И мальчик этот пожаловался бабушке, что хочет есть. Что же делает бабушка? Она бежит в магазин купить внуку чего-нибудь поесть: как же! ведь ребенок есть хочет. Какая бабушка не накормит ребенка?! Хотя врачи строжайше запретили – это вопрос жизни и смерти: нельзя ничего давать есть человеку после операции два-три дня. «Да что врач знает! – думает бабушка. – Кто любит внука больше: я или доктор?» Она купила ему булку – халу такую, и он смолол пол этой булки тут же, при бабушке – она тайком ее пронесла в больницу… Умер. К вечеру того же дня. Бабушка принесла, он с удовольствием съел, а потом им позвонили: забирайте, ваш ребенок умер.
Добро и зло перепутаны сильно в мире. Иногда человеку кажется, что мы делаем зло, а мы делаем настоящее добро. Допустим, ты полез в карман к кому-то, тебя поймали за руку и сильно побили. Тебе сделали зло или добро? Конечно, в день битья ты подумаешь, что жуткие враги тебя жутко избили. На самом деле по жизни ты поймешь, что тебе сделали великое добро, так как теперь любой позыв полезть в чужой карман у тебя будет сопровождаться воспоминаниями о серьезных тумаках, полученных однажды. Это было великое добро, не имеющее вида добра. Точно так же есть и великое зло, имеющее вид добра. И с этим нужно разбираться, потому что вся наша жизнь погружена в двусмысленность.
Вернемся еще раз к словам апостола Павла, который сказал, что у нас чувства должны быть навыком приучены к различению добра и зла. Именно навыком. Не все золото, что блестит, не все доброе, что мягко стелется. Не все то злое, что ершистое, колючее и злое. Мы знаем, что некоторые святые очень злые были, могли такое задвинуть, что тебя то в жар, то в холод бросало. Он святой? Да, он святой. Так почему же он так выражается? Это он от любви с тебя снимает шкуру наждачкой. Да, это есть. Знаем многих преподобных, которые, действительно, снимают шкуру с приходящего. По любви. Поэтому надо современному человеку отказаться от своих заготовок в отношении добра и зла. Человеку кажется, что он понимает, что такое добро. Если я целую ручки, глажу по шерстке, то я, конечно, добрый человек. Если ругаю, против шерсти глажу – я злой человек. Нет! Совершенно нет. Нужно отказаться от того, что мы понимаем, что – добро, а что – зло.
Любовь к человеку заключается в том, чтобы поступать с ним по-евангельски, а не угождая его прихотям, как говорит святитель Игнатий (Брянчанинов). Когда ты по-евангельски относишься к ребенку, ко взрослому, к соседу, к другу, к себе, это иногда бывает жестоко. «Что за христианство такое, что за жесткость, что за нетерпимость, лучше пожалеть всех…» Нет! Пожалеть всех – это будет ложная любовь. Это будет потакание злу. Поэтому зло оделось в одежду добра – чтобы люди его приняли.
У В. Высоцкого есть песня про правду и кривду. Они очень похожи, если и ту, и другую раздеть. И кривда одевается в правду, и ее принимают за правду. Потому что правда сама по себе очень неброская. Она – как Среднерусская равнина, тут нет ни гор, ни каньонов, ни водопадов, ни пальм, но почему-то сердце щемит и плакать хочется. Что в этой убогой красоте спрятано? В этих перекошенных березках, в этих буераках, в этих речушках небольших, в этих рваных облаках? Что здесь такое есть? Какая-то правда есть в этой Среднерусской равнине, такая щемящая правда Божия, очень неброская. Есть красивые, броские страны: океан, рыбы, дельфины, пальмы, солнце с утра до вечера. А правда не там. Чтобы найти правду, нужно было в пустыню уходить. Святой Антоний Великий уходил в жуткую песчаную глубь, где медное небо и горячий песок, где нет ничего красивого, потому что там – правда. Правда, она очень жесткая, и развращенный человек ее знать не хочет.
Выйти из мира мнимости в мир сущности – это и есть переход от зла к добру
Бог, как реальность, есть источник правды святыни и добра, и нужно идти к Нему, несмотря на то, что это не нравится, что это плохо, больно, неприятно – и страшно иногда. Страшно, да. Изолгавшемуся человеку страшно попасть в эти лучи настоящей правды. Но идти туда нужно, потому что мы живем, погруженные в ложь, как рыбы в море. Мы живем во лжи с утра до вечера. Нравится это или не нравится; может быть, кто-то не согласится с этим, но – мы погружены в ложь. Стилистическую ложь, этикетную ложь, мысленную ложь, информационную ложь. Мы лжем ежедневно Богу, себе и друг другу. Однажды почувствовав это, конечно, можно испугаться и захотеть жить по правде Божией. «Достало жить не по лжи, / Под босыми ногами ножи». Нужно жить все-таки не по лжи.
Конечно, тема большая, и говорить об этом можно больше, чем я сказал. И, может быть, я ничего не сказал, что нужно сказать, но я справа и слева обходил этот великий материк, который называется «разговор о добре и зле». Зла нет – это мнимость. Добро есть – и это сущность, это Господь. И вот выйти из мира мнимости в мир сущности – это есть переход от зла к добру. Это болезненный переход, как выход евреев из Египта.
Пара слов о добре
Хочу сказать нечто о добре. Нелегкое это дело. И чем более оно кажется простым, тем более угрожает сломать зубы тому, кто укусит этот «бублик» смело и без подготовки.
Это не математика, где перемена мест слагаемых фиолетова для результата. Здесь от перемены мест все меняется головокружительно.
Очень легко можно соблазниться любовью к человеку, как главной заповедью. Еще бы! Ведь человека видно. Вот он! Грей его и питай его. А Бога, мол, «никтоже виде нигдеже». Оттуда рукой подать и до забвения о Боге вообще или сомнении в Его существовании. Дескать, мы ближнего любим, а остальное нам неведомо. За любовь к человеку и помилованы будем (если что).
История не дает нам права легкомысленно относиться к этой теме.
Вот ведь что такое теоретический коммунизм? Это горячее человеколюбие к абстрактному человеку при полном неверии в Бога Живого.
Кто из нас не хочет добра? Все хотят. Но добро наше, то такое кисельно-жидкое, то такое многоликое, что поневоле затоскуешь о критериях.
Августин Блаженный как-то обмолвился, что добрый творит добро, ибо ищет добра. Это и коню ясно. Но злой человек тоже творит зло, потому что тоже хочет добра! Он хочет не подлинного, объективного, а «своего добра», ложно понятого, горбатого.
Люди обрастают коррупционными связями «ради будущего детей», лезут в чужую постель, чтоб «пожалеть одинокую женщину», поднимают вооруженную руку на представителя иной веры (расы, народа), чтоб «своих возвеличить, а чужих уничтожить». Они уверены, что правда на их стороне.
Есть свой остаточный нравственный кодекс и у мафиози. Есть он и у тех, на ком нет места для лишнего клейма. Вот я и говорю, что поневоле затоскуешь о критериях.
Есть и еще одна тема внутри поднятого разговора. Чтобы не ошибиться с добром и вместо ладана не вдохнуть пары аммиака, нужно помнить, что все в мире имеет источник, начало. Что касается нравственных понятий (добра, истины, красоты), то они рождаются не от атомов или химических реакций, а от Личности.
Еще раз спрошу риторически: Кто из нас не хочет добра? И риторически отвечу: Все хотят. Ну, так давайте вспомним, что у добра есть Живой Источник – Господь. Если эту простейшую, но и важнейшую мысль упустить, то легко при благих порывах стать идолопоклонником.
Мы – дети демократической (не к столу будь сказано) эпохи. Но представьте себе, что мы стоим перед царем. Ничего, кстати, сложного. Холуи всего мира на каждом шагу стоят перед мелкими начальниками так, как будто перед ними находятся сразу три царя.
И вот мы воображаемо стоим перед царем (любым, но настоящим) и… восторгаемся складками его одежды и блеском его короны. При этом самому царю не оказываем никакого внимания. Даже его и не видим будто. Только охаем и ахаем: «Ах, какой перстень! Ох, какие пряжки на туфлях!».
Думаю, вы согласитесь, что это сильно похоже на оскорбление величества (во всех монархиях доныне – тягчайшее преступление). Оскорбляет Величество восторг перед мелочами и пренебрежение главным. Вот так же все мы, люди, часто склонны оскорблять Величество Божие, даже не замечая этого.
Например, мы можем говорить, что верим в любовь, красоту, справедливость… так, будто это совершенно автономные понятия, а не атрибуты Божества. Совершенно естественно сказать: «Я верю в Бога, следовательно, верю в любовь. Я верю в вечность и красоту потому (и только потому), что верю в Бога». Но неестественно верить просто в вечность. «Просто вечность» без Бога страшна. Из холодных льдинок слово «вечность» собирал в ледяном дворце пленный мальчик Кай.
И «просто красота» без Бога двусмысленна. Она способна раздавать пощечины общественному вкусу, потом схлопываться в Черный квадрат, а потом воскресать в Манеже кощунственными опусами какого-нибудь концептуалиста. И это, конечно, еще не конец. Потому что, как Митя Карамазов сказал брату Алеше: «Для многих именно в Содоме и есть красота». Содомская «красота», кстати, ни в какой Правде и Истине не нуждается.
Стоит прочувствовать всю серьезность этой темы, поскольку это тема веры, как таковой, и идолопоклонства, вере противостоящего. Эта тема требует мысленных усилий. Именно их и требует эпоха. А иначе, как горько шутил тот же Соловьев, рождаются максимы типа: «Люди произошли от обезьяны, поэтому мы должны любить друг друга».
Вера в Бога предполагает культивирование всего доброго, от Бога исходящего и в Нем имеющего совершение. А вера во что угодно, даже очень хорошее (нация, наука, семья), без соотнесения этой веры с Единым Бессмертным, неумолимо превращается в разновидность служения идолам. Идолы, между прочим, всегда кровавы и требуют жертв, поскольку не самобытны, и живут приношениями извне.
Идолопоклонство вообще не есть стояние на коленях перед Зевсом или Венерой. Это служение ложной идее и превознесение ложных ценностей. Притом, что в Европе сегодня нет, слава Богу, капищ Астарты или Дагона, Европа вот уже несколько столетий есть подлинная фабрика идолов. Именно так ее называл св. Иустин (Попович).
И буде мы узнали себя в любителях «голой истины» и поклонниках «чистой красоты», нам стоит переосмыслить свою любовь. Переосмыслить то, как она относится к Богу и связана ли с Ним?
Так много в мире гордых поклонников автономной истины и развратных любителей автономной красоты. А добра подлинного, теплого, как свет в окне, и пахучего, как свежезаваренный чай, не хватает. При этом, в кого ни ткни, всяк уверен, что в чем – в чем, а в добре-то он толк знает, «потому что сам человек добрый и никому кроме добра ничего не сделал».
Я предлагаю думать об этом внимательнее и говорить больше, чтобы не путаться в трех соснах и не плакать с опозданием.
Мысли о добре
«Ибо мы Его творение,
созданы во Христе Иисусе на добрые дела,
которые Бог предназначил нам исполнить»
(Еф.2:10)
Однажды в больнице малыш, страдая в тяжелой болезни, спросил: «Бог добрый? Он поможет мне?» Он слышал о Боге и вере много прекрасных слов. В его детском опыте их еще не было, но ему хотелось верить, тому, что говорили взрослые.
С первых мгновений грехопадения человек ощутил внутреннюю боль и душевный разлад оттого, что зло вошло в его душу, разрушив гармонию и целомудрие добра. А ведь все, что входило в мир по Слову Творца, имело высшую оценку Добра. И не было в мире, сотворенном Доброй волей, никакого ущерба.
Творец изначально предвидел, что «нехорошо быть человеку одному» и создал ему помощника. Очевидно, что не только для продолжения рода или приготовления пищи. Даже Едемский рай не задуман как полнота и гармония без доброго участия в жизни другого человека.
Но человек почему-то усомнился – а все ли доброе дал ему Бог, нет ли за пределами Божьего дара чего-то лучшего. А за пределами доверия оказалась только тьма. Она не стала стесняться. Властно ворвавшись в сердце, разум и волю, исказила цель и смысл жизни, научила человека себя принимать за свет и истину. Душа человека стремительно утрачивала свое подобие Творцу, сердце стало забывать, для какой любви оно создано, разум потерял способность понимать Премудрость Божию и ее законы, воля либо металась из стороны в сторону, либо вовсе теряла всякую силу действовать. В сознании человека Бог (его Творец) все чаще оказывался виновником болезней, смерти, несправедливости, слабости добра перед злом.
Все чаще человек стал гордо и уверенно заявлять, что прекрасно может быть добрым сам по себе, и Бог ему для этого совсем не нужен. Более того, мол, принципы добра, которые предлагает Бог в нормальной жизни, невыполнимы и стесняют человеческую свободу.
На самом деле, малыш сформулировал вопрос, который взрослые стесняются задавать, хотя он их мучает не меньше, потому что слишком хорошо знают активность зла.
К сожалению, мы каждый день убеждаемся в горькой правде слов апостола, что «мир лежит во зле». Когда же оно нападает на слабых, добрых и малых, его абсурдность открывается и ранит нас с особой жестокостью своей «несправедливостью».
И тем не менее, мир стоит и живет добром, человеческим и Божьим. И если нам удастся с помощью Бога почувствовать, в чем сила и красота добра, ощутить его как желанную пищу для нашей души, принять как призыв Бога к нам, то через доброту сердца мы еще больше станем свои Богу.
Много вопросов задается Иисусу – как достичь вечной жизни, сколько раз прощать обидчику, кто мой ближний, почему Твои ученики неправильно постятся, почему исцеляешь в субботу. Он прекрасно понимает, что если бы сердце было наполнено добротой, то этих вопросов не последовало бы. Поэтому после конкретных примеров милосердия Он дает общий ответ: «Твори добро каждому, кто в нем нуждается».
Как откопать в собственном сердце способность и жажду жить добром и во имя добра? Как осуществить слова Спасителя: просящим дай, ненавидящим благотвори, обидевшим прости, злым не мсти, согрешивших не суди, ко всем будь милостив? На какое же сердце рассчитаны эти призывы Иисуса? Либо Господь плохо знает Свое падшее творение, что невозможно, либо настолько хорошо, как мы сами себя не знаем?
Этот вопрос послужил поводом к сегодняшнему разговору о добре, в котором мы все нуждаемся и так рады, когда оно встречается в жизни, тоскуем и заболеваем, когда его мало или вовсе нет. А то, что добро в самом большом дефиците, знает сегодня каждый из нас. Отец Александр в период всеобщего товарного дефицита говорил в проповеди, что самый большой дефицит человек испытывает в обыкновенной, человеческой доброте. Такое простое и понятное слово – добро. Но оказывается, как и любовь, и вера, оно не так просто, как кажется, и не так уж легко стать и быть добрым. Почему интересно поговорить о добре? Это понятно всем, это нужно всем, это у каждого есть одновременно, и мало, и много. Потому что для всех очень больной вопрос о насилии зла над добром, о границах добра, о благоразумии добра. Потому что добро может привести к Богу или гордо жить автономно.
Христос прекрасно понимает, как легко милость и добро могут стать для человека средством для собственного спасения, очередным законом «добрых дел», а человек его придатком. Если забыть об источнике добра и о его смысле, то очень быстро оно начинает служить суетному тщеславию не для спасения, а для погибели. Он хочет вырвать сознание своих чад из власти служения идолу их собственного «Я».
«Если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и грешники то же делают… и вы благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ничего… и будете сынами Всевышнего ибо Он благ и к неблагодарным и злым. И так будьте милосердны, как Отец ваш милосерд» (Лк.6:33-36). Кому посильна такая задача? Как часто человек с порога отвергает для себя реальность такого опыта. Но, между прочим, Господь не говорит слов, чтобы удивить или напугать.
Христос не нанимает на службу добрых дел, но хочет, чтобы сердце жило духом любви и милосердия. Огромное искажение, если понятие «добрые дела» понимают не как любовь к конкретному человеку, а как средство самоспасения и самооправдания. Добрые дела, совершаемые не из любви к людям, а для спасения собственной души – вовсе не добрые дела. Где нет любви, там нет добра.
Брат спросил старца: «Я подал нищему милостыню. Что мне за это будет?» Старец ответил: «Кроме того, что ты облегчил участь страдальца, абсолютно ничего. А если тебя интересовал не нищий, а твой торг, то ты обманулся и проиграл».
Поэтому разговор о добре не столь прост и очевиден. Слишком много душ, обездоленных любовью и добротой. И они не только в детских домах или больницах. Слишком мало сердец умеющих и желающих отдавать доброту, забывая, что это единственный путь ее обретения. Возможно потому, что гораздо проще и понятнее отдать вещь, чем доброту. На первый взгляд звучит странно. Будто можно дарить подарки, помогать в беде без доброты. Или напротив – что стоит доброта, без дел, не остаются ли от нее в этом случае одни благие пожелания и разговоры.
Мне показалось важным, особенно в наши дни многочисленных групп, фондов, обществ милосердия провести некоторую грань между делами милосердия и самим милосердием. Вопрос щепетильный, но не праздный.
Так сложилось, что характер нашего участия в судьбах больных детей, инвалидов и всех тех, кому не просто в этой жизни, в малой степени связан с материальной или гуманитарной помощью. В РДКБ это был наш выбор в 90-м году, община «Вера и Свет» по определению такова. В Детском доме под Загорском нас тоже приняли, прежде всего, не как спонсоров, а как возможных друзей.
И потому я хочу говорить не о работе групп милосердия, а о том, что нужно любому человеку – бедствующему и одинокому, или благополучному и живущему в кругу семьи. Иногда создается впечатление, что за обширной нашей деятельностью милосердия, за разговорами о добре, человек остается с гуманитарной помощью в руках, но с прежней тревогой в глазах. Не потому, что люди приходящие ему помочь плохо делают свою работу или равнодушны к чужому страданию, а потому, что бесконечно трудно проникнуть в область чужого страдания и одиночества. Ведь, даже пережив собственные испытания, мы не всегда можем понять боль другого. Потому что для этого в первую очередь надо научиться понимать не только боль, а самого человека. Тогда удастся прикоснуться к душевным ранам пластырем доброты.
У христианина призвание быть делателем добра, ибо он сознательно стремится быть подобием Божиим. Казалось бы, так просто – будь добрым, и нечего тут говорить.
Но разве не колеблется наша решимость жить добром с появлением болезни, усталости, с приближением старости? Разве незнакомы нам коварные вопросы – кому подавать милостыню, а кому нет? А если о нас забыли? А если нас не отблагодарили? А если при нас похвалили доброту другого человека? А если у самих мало, чем делиться? А если слишком часто просят? А вдруг избалуем? А вдруг обманут? А если надо помочь двоим и один из них знакомый секретарь райкома или нужный продавец в ларьке, а другой без погон, без власти, и вообще никчемный – кому доброты достанется больше? Разве не нашептывает нам голосок слева – ты слишком добр и тебя все просто и нагло используют, пожалей себя – пора подумать и о себе? Разве это всё не наши внутренние вопросы? Всегда ли в голове ясная картина, когда действительно наше доброе участие возможно и необходимо, а когда мы создаем надуманные ситуации приложения нашего добра? С одной стороны нам хочется быть усердным христианином, а с другой – не хотелось бы набрать обязательств, которые невыполнимы.
Господь и по сей день знает, что это может случиться с каждым из нас, и не устает повторять: «Когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф.6:6).
Господь побуждает нас к особому роду добра, которое, рождаясь в жалеющем, чутком сердце, перерастало бы в духовную жертву, роднящую нас с Богом. О таком добре замечательные мысли апостола Павла: «…не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. …если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его… побеждай зло добром» (Рим.12:17,20-21).
Но как исполнить, если только мысль об этом рождает робость, а реальность зла – смятение в душе. Даже апостолы, видя, сколь трудно стать человеком вечности, в растерянности восклицают: «Кто же может спастись?» Но у Иисуса есть ответ: «…человекам это невозможно, Богу же все возможно» (Мф.19:25-26).
Главное зло – это забвение того, что мы созданы быть образом и подобием Творца – светом, добром, смыслом, любовью, т.е. жить, прежде всего, духом, а не плотью. Бытовая сторона жизни в таком случае должна являться средством для подлинной – духовной. Получилось наоборот. Средства стали целью. Дух – сиротской обузой, которому в лучшем случае по праздникам дают гостинец. Задача добра – свидетельствовать, каков первоначальный замысел Бога о человеке в мире. И тот, кто добр – тот Божий слуга.
Иисус, рассказав всем нам о доброте проявленной к попавшему в беду, заключает – «Иди, и ты поступай так же». Мне кажется, важно, что еще до того как самарянин подошел к раненному, его сердце знало, где он в этом случае должен быть и что делать. Потому что любой попавший в беду, давно был записан в нем как ближний. Если бы этого не было, осталось, возможно, только дело милосердия – перевязка, лекарство, гостиница, взнос на лечение. Что спасительно для больного. Но милующего, близкого сердца при этом, скорей всего, не было бы.
Вопросы, связанные с помощью ближнему во имя Христово, не сводятся только к благотворительности, милостыне, уходу за старыми и больными. Хотя, конечно, эта сторона всегда была и будет актуальна, в конечном счете, для любого из нас.
Но мне хочется обратить внимание на те стороны помощи и на тот ее характер, которые всегда в дефиците и все в них нуждаются, несмотря на всевозможные внешние знаки силы, власти, славу, богатства, превосходства. Как бы человек не был самодостаточен, самоуверен и могущественен, или наоборот как бы он не был смиренен и свят, никто не воспротивится искренней, неподдельной доброте и любви, ибо настоящей любви никогда не бывает много. Она всегда деликатна, уважительна, ненавязчива и всегда несет в себе послание Божие. Она созидает и осуществляет замысел Бога о единстве между людьми, вводит человека и дающего и принимающего в преддверие высшей жизни. В этом случае люди не сравнивают, кто больше выиграл, кто больше обязан. Дающий чувствует, что Бог ему явил милость, предоставив возможность увидеть нужду, потребность, растерянность другого человека и отозваться на этот призыв Божий.
А человек, принимающий помощь, не чувствует себя униженным, умаленным, второсортным, потому что ему оказана не снисходительность и одолжение, а любящее понимание и благодарность за принятие помощи. Таким образом, попирается зло и торжествует добро. Конечно, это далеко не всегда осознается, и не часто случается. Но так должно быть и к этому должно стремиться. Св. праведный А. Мечев говорит об этом: «Случай сделать добро кому-нибудь есть милость Божия к нам. Поэтому мы должны бежать, стремиться всей душой послужить другим».
Человечество живет и развивается благодаря великим открытиям и откровениям. У их истоков стоят гениальные личности – первопроходцы, несущие в себе созидающую творческую силу и прозрение. Они открывают всем остальным то, что заложено в мире Творцом. Будь то наука, искусство или вера. За гением науки или духа приходят ученики и последователи. Длительное время многие их них идут в русле своего учителя, повторяя в разных вариациях его идеи. Но не всегда они могут явить собой тот огонь и Божественное вдохновение, которыми жил их наставник.
Были доктор Гааз, Тереза Калькутская, св. преп. мать Мария Скобцова – гении милосердия и самозабвенного служения страждущим. Их опыт и путь не могли кануть бесследно в лету. Они жили духом истинного света и добра, которые не исчезают с их смертью. Поэтому к ним приходят ученики и последователи, спустя десятилетия и столетия после их земной жизни.
Думая о доброте и милосердии тех, кто был олицетворением этих бесценных и всегда актуальных даров важно увидеть и понять, чем было наполнено их сердце и дух. Очевидно, что суть их не уставшей доброты, не увядшего милосердия и жертвенности в особом, личностном отношении к другому человеку и к Богу. Суть устроения их души – в стремлении и умении становиться страдающему человеку ближним. Их добро не от желания делать добрые дела и дела милосердия, а от милостивого и доброго сердца, которое не может быть иным. Милосердие от милующего сердца, доброта – от избытка доброго сердца. Они понимали, что только этим могут ответить на призыв и добро Божие.
Ведь время для добрых дел ограничено краткостью жизни, и способностью сердца черстветь под влиянием зла мира: «Ходите в свете, пока есть свет». С пустыми руками придти не то, что к концу жизни, к концу дня – тоскливо. А уйти из этой жизни с холодным, равнодушным сердцем, не полюбившим добро – это залог вечной смерти.
Поступить в школу доброты следует всем – и «добрым», и «злым». В этой школе главный принцип – в Бога богатеть. Т.е. накапливать, воспитывать, нарабатывать в себе навыки заботливой внимательности к другим, милости и живого участия. Душа может жить, только если она питается чистым добром.
Доброта сердца – дар Божий. Его можно удесятерить. На доброте сердца легче построить добродетель. Иоанн Златоуст говорит: «Не в том чудеса, что делаем великие дела, а чудо в том, когда злой превращается в доброго. Созидается новая тварь».
Единственно, чем может быть богата жизнь – добром. Сблизить людей может только общая часть – то, что от Бога. Выявляя добро, мы окунаемся в вечность, творя новую жизнь. Как только мною овладела страсть, так в мир через мое сердце вошло зло.
Апостол Павел очень хорошо знает природу человека, говоря: «Знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но того чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которое не хочу, делаю» (Рим.7:18-19).
Но пусть с Божьей помощью сбудутся в нашем стремлении научиться добру другие слова апостола: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Фил.4:13).