Что такое дипломатия почему искусство дипломатии было необходимо для византии

Глава 11. СЕКРЕТЫ ВИЗАНТИЙСКОЙ ДИПЛОМАТИИ

СЕКРЕТЫ ВИЗАНТИЙСКОЙ ДИПЛОМАТИИ

Византийский император Константин Багрянородный в своем труде «Об управлении империей» давал такой совет своему сыну: «Нужно, однако, вместе с прочим знать тебе, сын возлюбленный, и то, что способно при осведомленности об этом во многом содействовать тебе в совершении достойных удивления дел. А именно — знать опять-таки о различиях между другими народами, об их происхождении, нравах, образе жизни, расположении и климате населенной ими земли, об ее внешнем виде и протяженности…». В полном, даже исчерпывающем виде такие сведения могла дать только одна государственная структура Византийской империи — дипломатическая.

Дипломатическая служба Восточной Римской империи была образцом для своего времени. Сохранив старые римские традиции, используя все более изощренные приемы в новой, сложной и опасной обстановке, когда чаще приходилось полагаться на хитрость и интригу, чем на силу, византийская дипломатия оказала огромное влияние на дипломатию всего Средневековья. Ее обычаи и приёмы первой переняла ближайшая западная соседка — Венеция, а через нее они перешли в практику других итальянских государств и западноевропейских монархий нового времени. Так что принципы и методы византийской дипломатии заслуживают самого внимательного рассмотрения.

Многовековой опыт владычества над самыми разными народами и преемственность государственных традиций делали византийскую дипломатию серьезной и могущественной силой. Византия никогда не соглашалась выступать в качестве равной стороны. Даже побежденная и униженная, она не отступала, а снисходила. И эта позиция не была политическим спектаклем — на ней зиждились сами устои империи, и, конечно, именно ею руководствовались и дипломаты, и политики.

Византия со всех сторон была окружена беспокойными, находившимися в постоянном движении племенами, которые она обобщенно называла «варварами». Византийцы тщательно собирали и записывали сведения об этих племенах, ибо желали обладать точной информацией об их нравах, военных силах, торговых сношениях, об отношениях между ними, о междоусобицах, о влиятельных людях и возможности их подкупа. Так что дипломатия шла рука об руку с политической и военной разведкой. На основании полученных сведений строилась «наука об управлении варварами».

Истоки этой «науки» следует искать в IV—V веках, то есть во времена «великого переселения народов». Поэтому, говоря о тайной войне в Средние века, нам следует немного вернуться назад, в последние века истории древнего мира.

Сохранилось подробное и богатое живыми деталями описание дипломатических сношений восточно-римского (Константинопольского) двора с вождем гуннов Аттилой. Это описание составлено Приском — лицом, близко стоявшим к дипломатическим кругам Константинополя и лично принимавшим участие в посольстве к Аттиле. Из его рассказа можно видеть, как варвары постепенно усваивали приемы римской[66] дипломатии. Но и империи приходилось приспосабливаться к обычаям варваров. Приск описывает посольство восточного императора Феодосия II, отправившееся к гуннам в 433 году. Встреча послов императора с гуннами произошла близ границы. Гунны заявили, что желают вести переговоры, не сходя с лошадей. «Римские послы, заботясь о своем достоинстве, имели с ними свидание также верхом», — говорит Приск. В действительности переговоры являлись вынужденной уступкой, на которую византийцы пошли ввиду слабости империи. Был заключен договор, унизительный для империи, по которому она обязалась выдать гуннам всех перебежчиков и платить ежегодно по 700 фунтов золота. После этого обе стороны принесли клятву соблюдать договор, каждая по обычаю своих предков.

Варвары, усваивая приемы римской дипломатии, старались извлечь из них для себя пользу, иногда в довольно грубой форме. В Восточной Римской империи существовал обычай делать послам подарки. Аттила отправил в Константинополь послов с требованием выдать перебежчиков. Послы были осыпаны подарками и отправлены назад с ответом, что в империи перебежчиков нет. Тогда Аттила отправил других послов. Когда и они получили подарки и были отпущены, он отправил третье посольство, а за ним и четвертое. «Аттила, зная щедрость римлян, зная, что они оказывали ее из опасения, чтобы не был нарушен мир, — кому из своих хотел сделать добро, того и отправлял к римлянам, придумывая к тому пустые причины и предлоги», — замечает Приск.

Впрочем, варварских вождей и вообще знать приходилось не только подкупать или уговаривать, от них время от времени приходилось избавляться. Приск подробно описывает посольство Аттилы к Феодосию II в 448 году. Судьба этого посольства показательна в смысле характеристики именно этого приема византийской дипломатии. Послом Аттилы был гунн Эдикон, «отличавшийся великими военными подвигами». С ним вместе отправился римлянин Орест, который жил в одной из пограничных областей, отошедших под власть Аттилы. Эдикон был представлен императору и вручил ему грамоту Аттилы, в которой вождь гуннов жаловался на невыдачу перебежчиков и требовал открытия новых пунктов для торговли. Император прочел грамоту, написанную по-латыни. Затем Эдикон сделал устные добавления к грамоте, переведенные придворным Вигилой, знавшим гуннский язык.

Храм Святой Софии

Главной задачей византийской дипломатии, однако, было заставить варваров служить империи, вместо того чтобы угрожать ей. Наиболее простым способом был наем целых племен в качестве военной силы. Вождей и правителей варварских государств попросту подкупали, заставляя вести войны в интересах Византии. Ежегодно Византия выплачивала пограничным племенам большие суммы. За это они должны были защищать границы империи. Их вождям раздавались пышные византийские титулы, знаки отличия, золотые или серебряные диадемы, мантии, жезлы. Варварам отводили земли, где они селились на положении вассальных союзников — федератов. Одни варвары служили оплотом империи против других. Варварских вождей старались покрепче привязать к византийскому двору. За них выдавали девушек знатных фамилий. Кроме того, в Константинополе зорко следили за раздорами, обычными в княжеских родах варваров. Неудачным претендентам, изгнанным князьям давали приют и держали про запас, на всякий случай, чтобы выставить своего кандидата на освободившийся престол или в нужный момент выдвинуть опасного соперника против зарвавшегося князя.

Византийская история полна примеров самого беззастенчивого подкупа варварских государей. Византийский император Зенон[67] стал императором в тот же год, что и Теодорих королем остготов. 14 лет они то воевали между собой, то становились союзниками. Теодорих предпринял даже несколько попыток овладеть Константинополем. Однако в 488 году Зенон направил Теодориху послание и пригласил в византийскую столицу в качестве гостя. Остготского короля приняли с почетом — он получил звание патриция и чин магистра армии, а также всевозможные дары и деньги. Через некоторое время, чтобы умножить почести, оказываемые Теодориху, Зенон «усыновил его по оружию» (считалось, что «сын по оружию» не пойдет войной на отца по оружию), на государственные деньги устроил ему триумф в столице, а также сделал его ординарным консулом. Наконец, византийский император воздвиг конную статую остготского короля перед императорским дворцом. Вскоре в качестве магистра римской армии Теодорих двинулся походом на Италию, где и основал новое остготское королевство, и это на некоторое время привнесло в пределы Италии мир и спокойствие. Но выиграла не только Италия. С уходом Теодориха из пределов Восточной империи положение Зенона значительно упрочилось, ибо теперь готы, целиком поглощенные устройством нового королевства в Италии, больше не угрожали Балканскому полуострову.

И все же такие «мирные средства» не всегда оказывались надежными. Зачастую варвары, получив от Византии деньги в обмен на мир, требовали все большие суммы, угрожая в противном случае перейти в лагерь врагов империи. Но и здесь у Византии оставалась лазейка — важно было не дать варварам накопить достаточно сил, а значит, нужно было натравливать их друг на друга и ослаблять взаимными усобицами, что и проделывали с успехом византийские дипломаты. Старое римское правило «разделяй и властвуй» нашло самое широкое применение в политике Константинополя. Умение обращаться с соседями, как с шахматными фигурами, особенно отличало дипломатию Юстиниана. Он возвел это «взаимное натравливание» в целую систему. Против болгар поднимал гуннов, против гуннов — аваров. Чтобы одолеть вандалов, привлек на свою сторону остготов, а остготов сокрушил при содействии франков.

Вообще, интересующие нас дипломатические приемы ярче всего проявились именно в период правления императора Юстиниана. В дальнейшем византийская дипломатия следовала его примеру, совершенствуясь по мере ослабления политической мощи Византии и расширения спектра грозящих ей опасностей.

Торговые города, расположенные на окраинах империи, были форпостами ее влияния и разведки. Именно купцы, торговавшие с отдаленными народами, приносили в Византию сведения о них. Вместе с византийскими товарами в дальние страны проникало и политическое влияние Византии.

За купцом следовал миссионер. Распространение христианства тоже было одним из важнейших дипломатических орудий византийских императоров на протяжении многих столетий. Византийские миссионеры проникали в горы Кавказа, на равнины Причерноморья, в Эфиопию, в оазисы Сахары, к славянским племенам. Миссионеры в то же время были и дипломатами, и вносили довольно существенную лепту в укрепление византийского влияния. Они втирались в доверие к князьям, влиятельным лицам, особенно же к влиятельным женщинам. Нередко у варварских князей жены были христианками, и под влиянием «духовных отцов» они становились сознательными или бессознательными проводниками интересов Византии. В противоположность папскому Риму, который не допускал церковной службы на национальных языках, Византия облегчала своим миссионерам дело распространения христианства, разрешая службу на местных языках и переводя Священное писание на языки новообращенных народов. Так, Евангелие было переведено на готский, гуннский, абиссинский, болгарский и другие языки.

Кроме того, на дипломатию византийских императоров существенное влияние оказывало мнение «гинекея» — женской половины дворца. Например, Феодора, жена Юстиниана, правившего империей из своего рабочего кабинета, в письме царю Персии Хосрову утверждала (и не без оснований) следующее: «Император ничего не предпринимает, не посоветовавшись со мной». Иноземные посольства, направлявшиеся к Юстиниану, иногда старались заранее выяснить позицию Феодоры по интересующим их вопросам или заручиться ее поддержкой, и только потом представали перед императором.

При византийском дворе можно было увидеть послов со всех концов Европы, Азии, Африки. Ведомство иностранных дел, которое находилось под управлением первого министра, выработало сложный порядок приема посольств, специально продуманный, чтобы как можно сильнее поразить воображение, выставить в самом выгодном свете мощь Византии и не дать послам увидеть или услышать слишком много, нащупать слабые стороны империи.

Послов встречали на границе и под видом почетной стражи приставляли к ним соглядатаев. После случаев, когда послы захватывали врасплох какую-нибудь византийскую крепость, византийское правительство строго ограничило вооруженную свиту посольств. Иногда послов везли в Константинополь самой длинной и неудобной дорогой, уверяя, что это единственный путь. Это делалось с той целью, чтобы внушить варварам, как трудно добраться до столицы, и отбить у них охоту завоевать ее. По прибытии в Константинополь послам отводился особый дворец, который в сущности превращался в тюрьму, так как к послам никого не пускали, а сами они не могли выйти без конвоя. Кроме того, им всячески ограничивали возможность общения с местным населением.

Послов старались очаровать и обласкать, чтобы тем легче было обмануть их или склонить к нужным империи решениям. Их водили по Константинополю, показывали великолепные церкви, дворцы, общественные здания. Их приглашали на праздники или даже специально устраивали празднества в их честь. Послов приглашали не только к императору, но и к императрице, а также к важнейшим вельможам. Им показывали военное могущество Константинополя, обращали внимание на неприступность укреплений, толщину городских стен. Перед послами проводили войска, причем для большего эффекта их пропускали по нескольку раз, меняя одежду и вооружение. Наконец, когда ослепленные и подавленные послы уезжали из Константинополя, их провожали трубными звуками и распущенными знаменами. Вся эта мишура и блеск, сопровождавшие прибытие и отъезд каждого иноземного посольства, были важным инструментом внешней политики Византии.

Среди прочих, описание приема у византийского императора оставил Лиутпранд, впервые попавший в Константинополь в качестве посла короля Италии Беренгария (900—966). Посол с восхищением описывает необычайную роскошь первой аудиенции у императора. Перед троном василевса стояло золотое дерево, на котором порхали и щебетали золотые птицы. По обеим сторонам трона стояли золотые или, сомневается Лиутпранд, может быть, позолоченные львы, которые били хвостами и рычали. Когда, простершись, по этикету, ниц перед императором, Лиутпранд снова поднял голову, Стены Константинополя он, к своему изумлению, увидел, что трон с сидящим на нем василевсом поднялся до потолка и что на царе уже другая богатая одежда.

Стены Константинополя

Византийским послам в чужие страны предписывались определенные правила поведения. Посол должен был проявлять приветливость, щедрость, хвалить все, что увидит при чужом дворе, но так, чтобы это не было в укор византийским порядкам, он должен был сообразовываться с обстоятельствами, не навязывая силой того, чего можно добиться иными средствами. Иногда византийскому посольству под видом неважных или формальных поручений — вроде поздравления нового государя со вступлением на престол — давалось задание разведать обстановку при иностранном дворе. Таким образом, дипломатия тесно сочеталась с политической и военной разведкой. Формально послу предписывалось не вмешиваться во внутренние дела государств. На деле это почти никогда не соблюдалось. Византийские послы втайне интриговали при чужих дворах, обычно с ведома своего правительства.

О правилах поведения, характерных для византийского посольства, есть интересное свидетельство неизвестного византийского историка, относящееся ко времени императора Феофила (829—842). Во главе посольства, отправлявшегося в Сирию, был поставлен учитель императора Иоанн Грамматик[69]. «Иоанн был исполнен не только гражданского благочиния, — писал византийский историк, — но к тому же владел искусством спора, и поэтому любил его царь и отличал больше всех остальных. Вот поэтому-то и отправил его к правителю Сирии, дав ему много того, чем славится ромейское царство и чем восхищает оно инородное племя, а к этому прибавил еще свыше четырех кентинариев[70] золота».

Посольство Иоанна к арабскому халифу Мамуну состоялось в 829—830 годах, то есть сразу же после восшествия на престол Феофила. Дадим опять слово византийскому историку: «Дары были предназначены халифу, а золото — Иоанну для раздач, дабы он и впечатление мог создать, и уважение к себе увеличить. Ведь если посланец сыплет золотом, словно песком, какими несметными богатствами должен удивлять сам пославший! Стараясь всячески возвеличить своего посла, царь дал ему две чаши для умываний, изготовленные из золота и драгоценных камней. Иоанн отправился, а явившись в Багдад, вызвал к себе почтение как глубоким умом и пророческими речами, так и своим богатством и пышностью. Всем, кто его посещал, он дарил немалые суммы — его раздачи были под стать разве что царским. Этим вызвал он восхищение и прославил свое имя. Прибыв же к Мамуну и представ перед ним, он передал слова царя и по окончании речи отправился в покои для отдыха. Желая еще больше поднять славу ромеев, он щедро одаривал каждого, кто по какой-нибудь причине, большой или малой, являлся к нему, и от щедрот своих дарил ему серебряный сосуд, наполненный золотом. Как-то раз во время совместного с варварами пира он велел слугам нарочно потерять одну из упомянутых чаш. Из-за потери сосуда поднялся громкий крик, все варвары, до глубины души восхищенные его красотой, пышностью и великолепием, учинили розыск, прилагая все старания, чтобы обнаружить пропажу. В этот момент Иоанн велел выбросить и вторую чащу, при этом он сказал: «Пусть пропадет и эта», — и прекратил поиски, чем вызвал изумление сарацин. Соревнуясь в щедрости, халиф не пожелал уступить Иоанну и в ответ принес ему дары; тот, однако, ими не прельстился и высыпал их перед сарацином, словно прах. К тому же халиф дал ему и сотню пленных, которых вывел из темницы и вместо тюремного тряпья облачил в роскошные одежды. Щедрость дарующего Иоанн похвалил и оценил, но подарка не принял, сказав, чтобы людей этих они держали на свободе у себя, пока не принесет он им в ответ такого же дара, не приведет им пленных сарацин, а уж тогда возьмет своих соплеменников. Халифа это поразило, и уже не как чужака, а как своего стал он часто призывать к себе Иоанна. Такие знаки внимания он ему оказывал до тех пор, пока торжественно не отправил в Константинополь».

Как мы уже отмечали, византийская дипломатия, особенно ее приемы и методы тайной войны, оказала огромное влияние на всю дипломатию Средневековья. Соседние государства не просто «слепо» перенимали этот бесценный опыт, но и шли дальше, используя его против своего недавнего учителя.

При иноземных посольствах в Византии зорко следили за состоянием границ империи, собирали сведения о внутриполитической ситуации, состоянии армии и тому подобное. Кстати, Русь накануне каждого похода против Византии, выбирая удобный момент для нападения, знала практически все о внутреннем и внешнем положении империи.

Читайте также

Глава вторая Как КГБ добыл секреты «шаттла»

Глава вторая Как КГБ добыл секреты «шаттла» Сюрприз при распределенииВ разведку Вартан Каспаров попал прямо со студенческой скамьи. Переводческий факультет МГПИИЯ им. Мориса Тореза он окончил с отличием, и ему уже было обеспечено место в аспирантуре. Но на

Глава 7 Крестоносцы в Византийской империи

Глава 7 Крестоносцы в Византийской империи Раньше всех крестоносных вождей в «путь по стезе Господней» двинулся герцог Нижней Лотарингии Готфрид Бульонский, имевший под своим началом около десяти тысяч конных воинов – рыцарей и оруженосцев – и до восьмидесяти тысяч

Глава 4 Гибель Византийской империи

Глава 4 Гибель Византийской империи Столица Византии располагалась на полуострове, образованном Мраморным морем и заливом Золотой Рог. Городские кварталы, выходившие на берег моря и берег залива, прикрывались городскими стенами. За крепостные стены на берегу Мраморного

Глава 6 Из дипломатии в разведку

Глава 6 Из дипломатии в разведку После завершения первой командировки в Норвегию в 1958 году можно было ожидать продолжения работы в центральном аппарате МИД, естественно при условии положительной оценки результатов работы в посольстве. К счастью, именно так ее и оценили.

Глава 2 Регионы и ландшафты Византийской империи

Глава 2 Регионы и ландшафты Византийской империи Историческая география, как это установлено, предписывает деление на «западную часть» и «восточную часть» империи, если пользоваться определениями верховной администрации

Глава VI. Большие английские секреты

Глава VI. Большие английские секреты Английская мифологемаУ Второй мировой войны есть и другая, не менее загадочная история, на которую теперь удается пролить свет. И если нельзя еще установить всех подробностей и деталей, можно уже отчетливо говорить о главном.Англичане

Глава 22 ПОБЕДЫ ДИПЛОМАТИИ

Глава 22 ПОБЕДЫ ДИПЛОМАТИИ Кимон и Перикл в Афинах Со времени окончательной победы над персами у Евримедона Кимон стал признанным проводником политики Афин. Когда восстали илоты в Спарте, он убедил афинян послать ей на помощь войска, согласно условиям военного союза,

Глава 20 Немного английской дипломатии

Глава 20 Немного английской дипломатии Поездка в Лондон. – Встреча с сэром Бартлом Фрером. – Предложенный выбор. – Отказ от встречи с Баргашем. – Возвращение в Германию. – Разочарование. – Двуличие британского правительства. – Его мотивы.Все это время я постоянно

Глава 8 Наука моря и дипломатии

Глава 8 Наука моря и дипломатии Поначалу все шло гладко. В субботу 15 июля, через неделю после отплытия из Лиссабона перед четырьмя кораблями показались Канарские острова. На рассвете следующего дня флотилия бросила якорь на несколько часов ради рыбалки, а к закату

Глава 2 Секреты счастливых пар

Глава 2 Секреты счастливых пар В короля превратится шут, если он любим. Александр Розенбаум Всякая любовь думает о мгновении и вечности, но никогда – о «продолжительности». Фридрих Ницше Сегодня мало кто сомневается в том, что семья представляет собой единую динамично

Источник

ВИЗАНТИЙСКАЯ ДИПЛОМАТИЯ

Совокупность приемов ведения международных отношений, применявшихся Византией с середины VII в.

Закат Восточной Римской империи в VII в. ознаменовался крушением античного режима международных связей. Прежде опоясанный по периметру границ разобщенными варварскими племенами, старый Рим всецело контролировал Средиземноморье и имел дело лишь с одной равной по статусу страной – Сасанидским Ираном. Теперь арабо-мусульманское вторжение смело одряхлевшую Персию и ликвидировало единый римский средиземноморский мир, ближневосточная, африканская и пиренейская части которого достались сарацинам. Параллельно славянская миграция затопила Балканы и вбила клин между Константинополем и остатками его владений на Западе – в Италии и Сицилии, в свою очередь атакованных лангобардами и позднее арабами. Под тяжестью внутренних проблем и радикальных этносоциальных перемен Восточно-Римская империя рухнула, и едва выбравшейся из-под ее обломков Византии пришлось выступать в крайне невыгодной для себя обстановке. Утративший военно-территориальное и экономическое превосходство Константинополь был вынужден в одиночку противостоять бессчетным неприятелям, причем на многих фронтах сразу. Данный фактор – перманентная военная угроза – обусловил оборонительную сущность византийской дипломатии: она стремилась не столько подкрепить имперскую экспансию, сколько предотвратить конфликты с соседями, удержать от участия во враждебных ромеям коалициях и, таким образом, не допустить синхронной войны. Византия лишилась первенства в Европе и на Ближнем Востоке, а варвары бросили империи открытый вызов, неэффективный или несвоевременный ответ на который был чреват для нее гибелью.

Несмотря на очевидные изменения международной архитектуры, византийская дипломатия продолжала исповедовать антикварную идею о ромейском «избранничестве». Позаимствовав у Рима концепцию имперской уникальности, Византия дополнила ее тезисом о провиденциальности «богохранимой державы христиан». Космос выглядел упорядоченной структурой, состоявшей из двух компонентов – византийской ойкумены как цитадели цивилизации, нового «всемирного ковчега», обитатели которого только и могли рассчитывать на спасение, и сопредельной периферии как оплота невежества и варварства. Такой взгляд порождал представления обо всех иностранных «архонтах» как о подданных василевса ромеев, находившихся на различных ступенях политико-государственной иерархии. Тот или иной статус, место в опекаемой императором «семье народов» четко обозначались гибкой системой поощрений в форме почетных титулов, должностей, инсигний и официальных обращений, жаловавшихся варварским правителям в зависимости от внешнеполитической конъюнктуры и планов византийской дипломатии.

Сам факт ранговой близости к царю говорил о том, что никто из удостоившихся преференций не мог сравняться с ним, хотя выстраивание стран по ранжиру имело не совсем строгий вид: в зависимости от слабости или мощи Византии удавалось вытребовать более ощутимую привилегию, чем та, которая полагалось «по чину». С Х в. и, в особенности, с XII в. одной из таких привилегий являлись браки между персонами императорской крови и иностранных правящих домов. Если в VIII – первой половине Х в. подобный супружеский альянс казался чем-то противоестественным и даже преступным, то к концу X в. и, конечно, при Комнинах это стало обычной практикой. Правда, династические браки в XII – XV вв. были, по сути, разменной монетой, а их ценность девальвировалось, по меньшей мере, в глазах самих византийцев.

Любое международное соглашение константинопольского правительства, независимо от причин, повлекших подписание договора, обставлялось как высочайшая царская милость. Статус варварского владыки подчеркивался рангом посла, ратифицировавшего документ или возглавившего делегацию: высокое или низкое звание чиновника соответствовало положению того, к кому он откомандировывался. Этот же принцип работал и при приеме иностранных дипломатов: едва ли не основная задача посольской аудиенции у императора, насквозь пронизанной политическим символизмом, заключалась в том, чтобы четко установить расстояние, которое отделяло эмиссара варваров от василевса ромеев.

Самовосприятие византийцев и их отношение к окружавшему миру не мешали византийской дипломатии базироваться на сугубом прагматизме и трезвом анализе собственных возможностей, далеко не всегда позволявших Константинополю действовать с позиции силы. Определенный снобизм, свойственный ромеям, не подразумевал их замыкания на себе: обладая наиболее развитой в раннее средневековье посольской службой, византийская дипломатия занималась сбором информации о соседних народах и исследовала климатогеографическую, социально-хозяйственную, политико-военную и культурно-религиозную ситуацию.

Традиционными «сферами влияния» византийской дипломатии были Ближний Восток и Южный Кавказ, Балканы, Италия, папство и империи Запада, Северное Причерноморье и Русь.

Центральное внимание византийской дипломатии сосредотачивалось на генеральном – ближневосточном – направлении. Арабо-ромейский антагонизм миновал критическую фазу, когда в середине VII – середине VIII вв. сарацины были готовы уничтожить Византию, и с середины IX в. принял характер приграничных боестолкновений. Дезинтеграция некогда сплоченного халифата прогрессировала, и у рубежей империи появилась россыпь разрозненных эмираств. Часть из них была противниками Константинополя, а часть, наоборот, испытала ромейское давление и в середине – второй половине Х в. стала партнерами Византии (см. Роман I Лакапин, Константин VII Багрянородный, Никифор II Фока, Иоанн I Цимисхий). В то же время большую роль приобрели Армения и Грузия: не отличаясь монолитностью, они являлись буфером между империей и беспокойным Средним Востоком. Стараясь призвать армяно-грузинских правителей к упрочению обороны в Анатолии, византийская дипломатия умело использовала пожалование туземной верхушке придворных титулов: они поднимали и личный престиж властителей, и статус их стран. С укреплением Византии и ее расширением на Восток с конца Х в. южнокавказские княжества пережили энергичный натиск Константинополя и в первой половине ХI в. были поглощены империей.

На Балканах ведущим соперником Византии являлась Болгария, отнявшая у ромеев северо-восточный угол Подунавья в 680 г. Отношения болгар и ромеев, почти всегда остававшиеся напряженными, не смягчило даже крещение по византийскому обряду князя Болгарии Бориса I (865 г.). Скорее наоборот: с некоторым ослаблением Константинополя на рубеже IX – X вв. сын Бориса Симеон I Великий выдвинул претензии на первенство в ромейской ойкумене: он надеялся объединить Болгарию и Византию под своим скипетром, но в конечном итоге потерпел фиаско (см. Николай I Мистик). Снижение военно-хозяйственной мощи Болгарии в конце Х в. привело к тому, что после нескольких десятилетий борьбы она была аннексирована Византией в 1018 г. (см. Василий II Болгаробойца): расположенная очень близко к империи, Болгария неизменно представляла для ромеев стратегическую важность.

В середине VIII в. торжество иконоборчества (см. Лев III) и пренебрежение Константинополем проблемами Италии вызвало отчуждение от Византии папства. Отдавшись под покровительство франков (754 г.), Рим территориально-административно эмансипировался и способствовал становлению империи Каролингов в 800 г. Ранее рассматривавший себя в универсально-имперской «системе координат», Запад в эпоху Карла Великого разорвал пусть эфемерные, но все же «узы верности» с Константинополем. Сверх того, к середине IX в. обнаружился и политический, и церковный раскол: т.н. «фотианская схизма» 860-х гг. повлекла за собой отказ от признания константинопольским патриархом вселенского авторитета римского понтифика (см. Михаил III). Вместе с тем в 812 г. Византия утвердила, пусть «со скрипом» и некоторыми оговорками, императорский статус Карла Великого (см. Михаил I Рангаве) и позднее не прерывала контактов с его наследниками. Их интересы пересекались с ромейскими в Южной Италии, где земли Византии примыкали к Папской области, а во второй половине Х – XI в., с образованием Священной Римской империи – к зоне, находившейся под германским контролем.

С конца IX в. Северное Причерноморье стало «полигоном» для опробования «кочевнической дипломатии» Константинополя. Сменявших друг друга степных народов – венгров, печенегов, половцев – Византия старалась привлечь для войн со своими врагами, в первую очередь, с Болгарией и Русью. Чаще империя, оперируя подкупом, стравливала кочевников между собой (например, половцев с печенегами), что препятствовало их консолидации против ромеев. В сравнении с иными «варварскими» народами Русь стала страной «византийского круга» уже на заре своей истории в IX – Х вв. и затем всегда оставалась равноправным партнером Константинополя (см. Византийское содружество).

Кризис XI в. до корней потряс Византию и чуть ее не погубил, а также заставил прекратить «блестящую изоляцию», которой долго придерживалась империя, позволяя себе покупать наемников, но не вступать в союзы. Активность византийской дипломатии чрезвычайно возросла в царствование Алексея I Комнина, что являлось во многом вынужденным шагом, продиктованным острой необходимостью. Константинополь оказался в обрамлении не просто варваров-недоброжелателей, но стран, чей военный и хозяйственный потенциал был сопоставим с ромейским или даже превосходил его. В течение XII в. неожиданные дипломатические маневры и комбинации не уберегли империю от складывания антивизантийского блока во главе с Венецией: республика св. Марка переадресовала поток крестоносцев с Иерусалима на погруженный в смуту Константинополь. Захват ромейской столицы латинянами в 1204 г. означал не только распад Византии, но и крупнейшее поражение византийской дипломатии, от которого она, как и вся империя, так и не сумела оправиться.

Источник