Что такое демократия элит по липпману

Что такое демократия элит по липпману

Посвящается Фойе Липпман

Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

— Это я себе представляю, — сказал Главкон.

— Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

— Странный ты рисуешь образ и странных узников!

— Подобных нам. Прежде всего, разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

— Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

— А предметы, которые проносят там, за стеной? Не то же ли самое происходит и с ними?

— Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?

«Чем мы мыслим — кровью, воздухом или огнем?» Этим вопросом в диалоге Платона задается Сократ (Федон. 96b)[1]. Если бы меня спросили, «чем мыслит» Уолтер Липпман (1889–1974), то я бы сказала, что не воздухом. Потому что стиль известного американского журналиста, политического и морального мыслителя, одного из творцов современного американского либерализма, исключительно насыщен метафорами, аллегориями, историческими фактами и аналитиками. И не кровью. Потому что, несмотря на свою карьеру журналиста и консультанта крупных политических деятелей, Липпман, как отмечают его биографы, вел достаточно замкнутый образ жизни и оставался вне идеологических движений, религиозных конфессий[2] и академических группировок[3].

Он мыслил огнем. Несмотря на сухость заголовка книги, которую вы держите в руках, она несет на себе яркую печать исторических и современных ему дискуссий о знании и мнении, о роли Просвещения в жизни общества, о просвещенных правителях.

Получив философское образование в Гарвардском университете, Липпман отказался от академической карьеры, хотя на то были все предпосылки: интеллект, любовь и уважение профессоров, административная поддержка университета. Он стал независимым аналитиком. Долгое время его оценки внутренней и внешней политики США, публикуемые в газетах, служили компасом для многочисленных читателей. Он также повлиял на формирование политической мысли в других странах. Книга «Общественное мнение» переведена на немецкий и французский языки.

Одна из причин популярности концепции Липпмана в том, что традиционные для западной мысли вопросы о соотношении знания и мнения[4] и принципах оптимального государственного устройства он обсуждает как практические и как тесно друг с другом связанные, хотя традиционно они относятся к разным областям знания — теории познания и социальной теории.

Роберт Нисбет в философском словаре с характерным названием «Предрассудки» помещает отдельную статью об общественном мнении, где он показывает, как эти два вопроса связаны между собой. Ссылаясь на Генри Мэйна, он пишет: «Vox populi может быть Vox Dei[5], но совершенно очевидно то, что никогда не было достигнуто согласие относительно того, что значит Vox или что значит Populus». То же самое можно сказать сегодня об общественном мнении. В современной Америке ежегодно проводятся тысячи опросов, с помощью которых политики, промышленники, руководители СМИ и ученые стремятся понять, что думают люди о социальных проблемах, товарах и знаменитостях. Данные опросов, прошедшие компьютерную обработку, торжественно объявляются общественным мнением. Однако гораздо чаще это не общественное, а людское (popular) мнение. Различие между ними велико и, в конечном итоге, имеет решающее значение для демократии.

Подлинная общественность (public) в основе своей — это со-общество (community), сложившееся, как все подлинные сообщества, на основе определенных общих целей и поддерживаемое традициями, мифами и ритуалами, являющимися продуктом общей истории. Люди как таковые не являются общественностью. У людского мнения отсутствует то цементирующее начало, которое обеспечивают только время и традиции. Людское мнение — это находящийся в постоянном движении поток, то появляющийся, то исчезающий, подобно морской пене»[6].

Это разведение текучего поверхностного суждения (людского мнения) и общественного мнения у Нисбета восходит к оценке Липпмана, который писал: «Допускается, без достаточных обоснований, что мнения Людей как избирателей можно понимать как самовыражение Народа как исторической общности. Ключевая проблема современной демократии заключается в том, что это допущение ложно. На избирателей нельзя полагаться как на тех, кто представляет Народ… В силу различия между Людьми как избирателями и Народом как объединенной нацией, избиратели не имеют права утверждать, что их интересы совпадают с общественным интересом. Превалирующее большинство избирателей — это не Народ».

Именно это различие между общественным и людским (популярным) мнением[7] составляет внутренний стержень дискуссий о компетентности общественного мнения, который обрастает разными смыслами на разных этапах его анализа. Книга Уолтера Липпмана «Общественное мнение» принадлежит к одному из первых больших исследований на эту тему.

Прототипом понятия общественного мнения считается понятие здравого смысла (sensus communis)[8]. Происхождение идеи общественного мнения связывается с необходимостью осмысления публичной (public), или общественной, сферы и ее функций[9].

Существование общественного мнения сопряжено с наличием печатных средств информации. «Еще до того как к концу XVIII века сформировалось достаточно четкое понятие общественного мнения, пресса использовалась для того, чтобы вызывать общественную реакцию на амбициозные политические сообщения и тем самым предъявлять властям, принимающим решения, сжимающие их тиски направленной на них публицистики и общественной реакции на эту публицистику», — пишет один из крупнейших современных мыслителей Никлас Луман[10].

Общественное мнение становится исключительно важным в ситуациях «проблематичных и нравственно неоднозначных», в частности когда «ситуация является новой и беспрецедентной, так что традиционные способы разрешения не могут быть применены к ней; у людей отсутствует согласие относительно того, какая из общепринятых практик должна в данном случае применяться; сами конвенции подвергаются серьезной критике со стороны группы несогласных»[11]. В экстремальной ситуации полемика относительно того, что должно быть сделано, может достигнуть такого накала, что возможен конфликт между разными группами[12].

Источник

Что такое демократия элит по липпману

Посвящается Фойе Липпман

Представь, что люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. С малых лет у них на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине, а между огнем и узниками проходит верхняя дорога, огражденная, представь, невысокой стеной вроде той ширмы, за которой фокусники помещают своих помощников, когда поверх ширмы показывают кукол.

— Это я себе представляю, — сказал Главкон.

— Так представь же себе и то, что за этой стеной другие люди несут различную утварь, держа ее так, что она видна поверх стены; проносят они и статуи, и всяческие изображения живых существ, сделанные из камня и дерева. При этом, как водится, одни из несущих разговаривают, другие молчат.

— Странный ты рисуешь образ и странных узников!

— Подобных нам. Прежде всего, разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, свое ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры?

— Как же им видеть что-то иное, раз всю свою жизнь они вынуждены держать голову неподвижно?

— А предметы, которые проносят там, за стеной? Не то же ли самое происходит и с ними?

— Если бы узники были в состоянии друг с другом беседовать, разве, думаешь ты, не считали бы они, что дают названия именно тому, что видят?

«Чем мы мыслим — кровью, воздухом или огнем?» Этим вопросом в диалоге Платона задается Сократ (Федон. 96b)[1]. Если бы меня спросили, «чем мыслит» Уолтер Липпман (1889–1974), то я бы сказала, что не воздухом. Потому что стиль известного американского журналиста, политического и морального мыслителя, одного из творцов современного американского либерализма, исключительно насыщен метафорами, аллегориями, историческими фактами и аналитиками. И не кровью. Потому что, несмотря на свою карьеру журналиста и консультанта крупных политических деятелей, Липпман, как отмечают его биографы, вел достаточно замкнутый образ жизни и оставался вне идеологических движений, религиозных конфессий[2] и академических группировок[3].

Он мыслил огнем. Несмотря на сухость заголовка книги, которую вы держите в руках, она несет на себе яркую печать исторических и современных ему дискуссий о знании и мнении, о роли Просвещения в жизни общества, о просвещенных правителях.

Получив философское образование в Гарвардском университете, Липпман отказался от академической карьеры, хотя на то были все предпосылки: интеллект, любовь и уважение профессоров, административная поддержка университета. Он стал независимым аналитиком. Долгое время его оценки внутренней и внешней политики США, публикуемые в газетах, служили компасом для многочисленных читателей. Он также повлиял на формирование политической мысли в других странах. Книга «Общественное мнение» переведена на немецкий и французский языки.

Одна из причин популярности концепции Липпмана в том, что традиционные для западной мысли вопросы о соотношении знания и мнения[4] и принципах оптимального государственного устройства он обсуждает как практические и как тесно друг с другом связанные, хотя традиционно они относятся к разным областям знания — теории познания и социальной теории.

Роберт Нисбет в философском словаре с характерным названием «Предрассудки» помещает отдельную статью об общественном мнении, где он показывает, как эти два вопроса связаны между собой. Ссылаясь на Генри Мэйна, он пишет: «Vox populi может быть Vox Dei[5], но совершенно очевидно то, что никогда не было достигнуто согласие относительно того, что значит Vox или что значит Populus». То же самое можно сказать сегодня об общественном мнении. В современной Америке ежегодно проводятся тысячи опросов, с помощью которых политики, промышленники, руководители СМИ и ученые стремятся понять, что думают люди о социальных проблемах, товарах и знаменитостях. Данные опросов, прошедшие компьютерную обработку, торжественно объявляются общественным мнением. Однако гораздо чаще это не общественное, а людское (popular) мнение. Различие между ними велико и, в конечном итоге, имеет решающее значение для демократии.

Подлинная общественность (public) в основе своей — это со-общество (community), сложившееся, как все подлинные сообщества, на основе определенных общих целей и поддерживаемое традициями, мифами и ритуалами, являющимися продуктом общей истории. Люди как таковые не являются общественностью. У людского мнения отсутствует то цементирующее начало, которое обеспечивают только время и традиции. Людское мнение — это находящийся в постоянном движении поток, то появляющийся, то исчезающий, подобно морской пене»[6].

Это разведение текучего поверхностного суждения (людского мнения) и общественного мнения у Нисбета восходит к оценке Липпмана, который писал: «Допускается, без достаточных обоснований, что мнения Людей как избирателей можно понимать как самовыражение Народа как исторической общности. Ключевая проблема современной демократии заключается в том, что это допущение ложно. На избирателей нельзя полагаться как на тех, кто представляет Народ… В силу различия между Людьми как избирателями и Народом как объединенной нацией, избиратели не имеют права утверждать, что их интересы совпадают с общественным интересом. Превалирующее большинство избирателей — это не Народ».

Именно это различие между общественным и людским (популярным) мнением[7] составляет внутренний стержень дискуссий о компетентности общественного мнения, который обрастает разными смыслами на разных этапах его анализа. Книга Уолтера Липпмана «Общественное мнение» принадлежит к одному из первых больших исследований на эту тему.

Прототипом понятия общественного мнения считается понятие здравого смысла (sensus communis)[8]. Происхождение идеи общественного мнения связывается с необходимостью осмысления публичной (public), или общественной, сферы и ее функций[9].

Существование общественного мнения сопряжено с наличием печатных средств информации. «Еще до того как к концу XVIII века сформировалось достаточно четкое понятие общественного мнения, пресса использовалась для того, чтобы вызывать общественную реакцию на амбициозные политические сообщения и тем самым предъявлять властям, принимающим решения, сжимающие их тиски направленной на них публицистики и общественной реакции на эту публицистику», — пишет один из крупнейших современных мыслителей Никлас Луман[10].

Общественное мнение становится исключительно важным в ситуациях «проблематичных и нравственно неоднозначных», в частности когда «ситуация является новой и беспрецедентной, так что традиционные способы разрешения не могут быть применены к ней; у людей отсутствует согласие относительно того, какая из общепринятых практик должна в данном случае применяться; сами конвенции подвергаются серьезной критике со стороны группы несогласных»[11]. В экстремальной ситуации полемика относительно того, что должно быть сделано, может достигнуть такого накала, что возможен конфликт между разными группами[12].

Источник

Уолтер Липпман и основы организации и изучения политической коммуникации

Ранний этап становления науки о политической коммуникации представлен трудами широко известного американского журналиста, социолога и государственного деятеля Уолтера Липпмана (Walter Lippmann[23]).

Рис. 12. Улотер Липпман (1889-1974), двухкратный лауреат Пулитцеровской премии.

Уолтер Липпман родился в Нью-Йорке, в состоятельной еврейской семье, эмигрировавшей в США из Германии. В 17 лет он поступил в Гарвардский университет, где ему посчастливилось слушать лекции величайших ученых того времени: Уильяма Джеймса (William James), Джорджа Сантаяны (George Santayana), Грехэма Уоллеса (Graham Wallas), чьи научные идеи оказали огромное влияние на формирование взглядов Липпмана.

Рис. 13. Уильям Джеймс (1842-1910), выдающийся американский философ и психолог, один из основателей и представителей школы философского прагматизма, Почетный профессор философии Гарвардского университета

Так, благодаря Уильяму Джеймсу, который одним из первых обратил внимание на роль личности в историческом процессе, а также выступил с идеей поиска способов сохранения политического единства и гражданского согласия в условиях отсутствия войны или иной реальной угрозы, Липпман усвоил идею важности внешних угроз (например, войны) как фактора сплочения общества.

Рис. 14. Джордж Сантаяна (1863-1952), американский философ и писатель испанского происхождения, один из выдающихся учеников Уильяма Джеймса, внесший свой вклад в развитие вопросов философии политики

Под влиянием взглядов Джорджа Сантаяны[24] Липпман стал приверженцем идеи политического элитизма в противовес представлениям о всеобщем демократическом политическом участии.

Ну, а социалистические идеи Грехема Уоллеса, который время от времени путешествовал по США с университетскими лекциями и в 1910 г. был приглашен в Гарвард, всерьез увлекли молодого Липпмана[25], хотя позже он пересмотрел свои социалистические политические позиции. Уоллес также был одним из первых исследователей, обративших внимание на поведенческий аспект в политике[26], что повлияло и на теоретические представления Липпмана. Кстати, именно Уоллесу приписывают факт первого использования в научной речи важного для теории и практики политических коммуникаций понятия «политический имидж».

В университете Липпман избрал в качестве исследовательского профиля искусства и гуманитарные науки, что предполагало освоение цикла лекций по литературе, истории и философии. Также в программу обучения входили иностранные языки (Липпман свободно владел немецким и французским).

На четвёртом году обучения Липпман покинул Гарвард, не дожидаясь получения степени магистра социальных наук, так как решил отказаться от этой академической сферы в поисках более интересных отраслей науки и практической деятельности. Как показала практика, в дальнейшем Липпман нашел себя и в политике (участвуя в социалистическом движении в США), и в политической журналистике, и в государственной службе, пройдя несколько ее уровней и существенно продвинувшись по карьерной лестнице.

Первый журналистский опыт Липпман получил в качестве репортера в социалистическом издании «Бостон, вперед» (Boston Common), куда он устроился сразу после окончания университета. Однако по-настоящему влиятельным журналистом он стал в еженедельном либеральном журнале о политике и искусстве «Новая Республика» (The New Republic), который был учрежден им в 1914 году вместе с двумя другими видными деятелями политического движения Прогрессистов США – Гербертом Клоури и Уолтером Вейлем. Всего за два года после выхода в свет первого номера журнал сумел набрать большую популярность в среде интеллектуалов и политической элиты. Как отмечают американские исследователи политических процессов, «хотя в 1916 году тираж “Новой Республики” составлял всего лишь около 24000, журнал был достаточно влиятельным – его авторами и приверженцами были Чарльз Берд, Рэндольф Борн, Джон Диви, Феликс Франкфуртер, Лернид Хэнд и Джордж Сантаяна. “Новая Республика” также пользовалась уважением среди интеллектуалов, а от интеллектуалов частично зависели голоса независимых избирателей и прогрессистов. Особенно с журналом следовало считаться на Восточном побережье»[27].

В 1917 году Липпман становится помощником главы Военного министерства США, и как свидетельствуют документы того периода, в качестве советника оказывает сильное влияние на президента Вудро Вильсона по вопросам вступления придерживавшейся в ту пору нейтральных позиций Америки в Первую мировую войну. В 1918 году Липпман был призван в армию и служил в разведвойсках во Франции. Во время государственной службы он подвергал резкой критике главу Комитета по военной пропаганде и общественной информации (специальной пропагандистской структуры, созданной Вильсоном в 1917 г. в целях мобилизации общественного мнения внутри страны и за его пределами) Джорджа Криля.

Криль, будучи приверженцем Демократической партии и человеком с большим журналистским опытом, в практике распространения информации демонстрировал недемократические позиции. Он являлся сторонником введения строгой военной цензуры (и до сих пор военная тематика остается одной из самых закрытых для американских журналистов). Липпман советовал Вильсону отказаться от поддержки информационной политики Криля, основанной на подавлении свободы печати, и предлагал отменить венную цензуру.

В конце войны Липпман был введен в состав Комиссии по мирным переговорам и помогал готовить текст знаменитых «14 тезисов речи» президента Вудро Вильсона, с которыми тот выступил перед Конгрессом США перед Парижской мирной конференцией 1919 года. В феврале 1919 г. Липпман вернулся в США и возобновил свою журналистскую деятельность в «Новой Республике». Однако уже в следующем году ушел из журнала уже окончательно.

С 1921 по 1931 гг. он являлся штатным сотрудником главной газеты Демократической партии «Нью-Йорк уолд» (The New York World), последние два года в качестве главного редактора. В 1931 году он начал вести авторскую колонку под названием «Сегодня и завтра» для газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» (New York Gerald Tribune), где ему было предоставлено право писать «что он хочет и о чем хочет»[28]. В 1938 году Липпман стал жить в Вашингтоне, и его колонка стала выходить в газете «Вашингтон пост» (Washington Post)(вплоть до 1967 года).

Публикации по вопросам внутренней политики и международных отношений и Липпману создали славу одного из самых влиятельных журналистов и политических обозревателей США. Он был дважды отмечен высшей профессиональной наградой в области журналистики – Пулитцеровской премией: в 1958 году в номинации «авторская колонка» за многолетнее профессиональное освещение внутриполитических и международных проблем, а в 1962 г. в номинации «международный репортаж» с формулировкой «за выдающийся вклад в развитие американской журналистики и интервью, проведенное в 1961 г. с Генеральным секретарем ЦК КПСС Никитой Хрущевым».

Липпман был неофициальным советником при нескольких президентах Америки. Его преданность государственным интересам и служение общественному благу были по достоинству оценены на официальном уровне – в 1964 году он был награжден одной из двух высших государственных наград для гражданских лиц США – Президентской медалью свободы (Presidential Medal of Freedom) «за существенный вклад в безопасность и защиту национальных интересов США, в поддержание мира во всем мире, а также в общественную и культурную жизнь США и мира».

Активная журналистская деятельность, участие в решении государственных задач и опыт государственной службы, блестящее образование и эрудиция позволили Уолтеру Липпману разобраться в большом количестве вопросов, важных для политической теории и социологии, для исследований журналистики, массовых коммуникаций и пропаганды, теории и практики связей с общественностью и политических коммуникаций в конечном итоге.

В частности, Липпман был одним из первых исследователей политической журналистики, который поставил проблему предвзятости и необъективности в журналистских текстах. В 1920 году вместе с коллегой по журналу «Новая Республика» Чарльзом Мерцем (Charles Merz) Липпман провел анализ материалов газеты «Нью-Йорк таймс» за период с 1917 по 1920 гг. Целью исследования стало выявление характера освещения в газете событий, происходивших в России с момента свершения буржуазной революции в феврале 1917 года до времени проведения исследования. Газета «Нью-Йорк таймс» была выбрана в качестве издания, славившегося высокой точностью подаваемой информации. Результаты исследования были опубликованы в августе 1920 года в виде 42-страничного приложения к журналу «Новая Республика». Исследователи показали, что освещение событий в газете не было ни точным, ни объективным. Был сделан вывод: «Новости о России стали примером того, как можно увидеть то, чего не было, но хотелось бы видеть. Главным цензором и главным пропагандистом были надежды и страх в головах журналистов и редакторов»[29].

В работе «Предисловие к политике» (A Preface to politics, 1913) Липпман одним из первых ввел в американскую политическую науку психологический аспект, то есть проблему поиска объяснений особенностей политического развития в иррациональных мотивах человеческой деятельности[30].

Однако наибольшую популярность в политологии и социологии ему принесла его оригинальная концепция общественного мнения, изложенная в ряде работ. Так, в трудах «Общественное мнение» (Public opinion, 1922) и «Призрачная общественность» (The phantom public, 1925) Липпман отрицает способность народа управлять государственными делами, критикует «миф о всеведущем и всемогущем гражданине» и утверждает, что реальные политические решения принимает ограниченная группа людей. Как отмечают исследователи, источник ограниченности демократии Липпман «видит в неспособности среднестатистического человека разобраться в сложной общественной действительности; для этого у людей нет ни времени, ни знаний, а получаемая ими с помощью газет, радио информация является неполной или искаженной. Люди редко понимают свои интересы и не сознают, как рационально осуществить их. Липпман выдвигает понятие “стереотипа” – упрощенного или искаженного представления о лице, объекте или проблеме. По Липпману, люди находятся во власти стереотипов и “никакая избирательная система и никакие изменения в распределении собственности не могут устранить корни этой проблемы”»[31].

На более позднем этапе Липтон делает еще более радикальные выводы. Например, в книге «Общественная философия» (Essays in the public philosophy, 1955) он заявляет об упадочном состоянии современного ему общества, причина которого – господство ложного по своей сути общественного мнения, ослабляющего государственную власть.

Еще одним достижением Липпмана можно считать введение в широкий общественный дискурс метафоры «холодная война» ( The сold War ), которую он услышал в 1947 году в речи американского финансиста и политика Бернарда Баруха. Серия статей Липпмана, посвященных российско-американским отношениям и опубликованных в газете «Нью-Йорк геральд трибьюн», была издана в том же 1947 г. в виде самостоятельной книги под названием «Холодная война: исследование внешней политики США».

Таким образом, в своих многочисленных трудах Липпман очерчивает круг важных теоретических вопросов:

— иррациональность политики и политического поведения;

— ложность идеи народовластия и неспособность граждан осознать и рационально сформулировать свои политические интересы;

— ложность общественного мнения и способность журналистики манипулировать им;

— упрощенность механизмов восприятия информации, стереотипизация мышления и роль газеты в этом процессе;

— смысл и назначение прессы как связующего звена между обществом и правительством;

— важность информационной работы по обеспечению взаимодействия между обществом и правительством.

На последнем аспекте теоретических взглядов Липпмана стоит остановиться подробнее, так как вклад исследователя в науку о связях с общественностью долгое время был недооценен. Лишь в 2010-х гг. появились первые попытки осознания значения исследовательской парадигмы Липпмана для всей отрасли коммуникативных исследований.

Современные американские исследователи подчеркивают: «коммуникационный дискурс Липпмана является актуальным, если не определяющим фактором позиционирования связей с общественностью как важнейшей составляющей деятельности организации»[32].

Именно Липпман легитимизировал использование целенаправленных и организованных коммуникационных усилий правительства (то, что сегодня описывается в терминологии коммуникативного менеджмента), а также обосновал возможности организации общественного контроля за политической властью за счет публичности политических коммуникаций. Его идея ложного общественного мнения, которым нужно управлять, легла в основу теории и практики связей с общественностью в области государственного управления. И хотя в истории связей с общественностью идеи Липпмана практически не изучаются или упоминаются лишь в связи с дружбой с Эдвардом Бернейсом, необходимо понимать, что именно Липпман стал «идеологическим отцом» политического PR.

Рис. 17. Эдвард Бернейс (1891-1995), один из самых известных американских специалистов в области связей с общественностью и пропаганды; именно ему приписывают авторство термина «связи с общественностью» как нейтрального по сравнению с пропагандой понятия

То, что долгие годы значение личности У. Липпмана не было по достоинству оценено в теории и практике связей с общественностью, современные исследователи объясняют особыми обстоятельствами. «Есть один главный фактор, который должен приниматься во внимание: в истории связей с общественностью, как правило, признают только тех, кто осуществлял большие PR-кампании по заказу правительства… или создавал собственные агентства. Липпман, в отличие от Ли или Бернейза, был исследователем, который беспокоился о “большой” теории, но презирал практические проблемы, связанные с реализацией PR-кампаний. За исключением участия в работе Комитета Криля и Комиссии государств – союзников по пропаганде во время Первой мировой войны Липпман не был вовлечен в организованные пропагандистские или PR-кампании, хотя он, безусловно, сыграл заметную роль как фигура, причастная к установлению в своей авторской колонке повестки дня. Однако его идеи и взгляды на общественное мнение позволили сформировать представления специалистов по связям с общественностью о самих себе, о своей легитимной роли в обществе и проецировать PR-парадигму на все полевые исследования коммуникации»[33].

Если в теоретическом наследии Уолтера Липпмана можно увидеть причудливое сочетание политических, философских и социологических идей интеллектуала и большого публицистического опыта выдающегося журналиста, то в трудах другого пионера в области изучения политической коммуникации Гарольда Лассуэлла появляются фундаментальность и системность, которые позволяют исследованиям в сфере политической коммуникации претендовать на строгий научный статус.

2.2. Гарольд Лассуэлл и политологическая традиция изучения политической коммуникации

Гарольд Дуайт Лассуэлл родился в городе Доннеллсон, штат Иллинойс, в семье священнослужителя и школьной учительницы. В 16 лет он поступил в Чикагский университет и в 1922 году получил диплом бакалавра по философии и экономике. В 1926 году он окончил аспирантуру того же университета, и монография по теме диссертации «Техника пропаганды в мировой войне», опубликованная в 1927 году, принесла молодому исследователю мировую славу[34]. Данный труд признан ведущим исследованием на этапе становления теории коммуникации как комплексной науки и представляет собой одну из первых попыток концептуализации предметного поля политической коммуникативистики как особого направления в коммуникативных исследованиях.

Во время учебы в Чикагском университете Лассуэлл проникся идеями своих преподавателей – Чарльза Мирриама (зачинателя применения бихевиористского метода толкования политики), Джона Дьюи (видного представителя прагматического направления в философии) и Джорджа Герберта Мида (ученого, представлявшего Чикагскую социологическую школу, одного из основоположников символического интеракционизма).

Также в период учебы в ведущих европейских вузах (Лассуэлл слушал курсы по гуманитарным и социальным наукам в университетах Лондона, Женевы, Парижа и Берлина) он, как и множество социологов, философов и политологов того времени, увлекся психоаналитическими идеями Зигмунда Фрейда. Все это в конечном итоге сформировало основу его научных взглядов на феномен пропаганды и коммуникации в целом, которые принято описывать как психологический подход к политической науке и методике организации политической коммуникации.

После получения ученой степени в 1927 году Лассуэлл был назначен доцентом Чикагского университета, а в 1932 году получил должность профессора. В 1938 году он был переведен в Вашингтон, где отработал год в Школе психиатрии.

Во время Второй мировой войны Лассуэлл работал директором Центра исследования военных коммуникаций при Библиотеке Конгресса США и преподавал в Новой школе социальных исследований в Нью-Йорке и Йельской школе права. Именно исследовательская работа по формализованному анализу немецких газет, которую Лассуэлл выполнял для нужд военных ведомств, позволила обосновать контент-анализ в качестве одного из главных методов качественного и количественного измерения коммуникационных сообщений.

В 1946 году Лассуэлл начал читать лекции в Йельском университете на кафедре права и политической науки имени Эдварда Фелпса. После ухода в 1970-м году из Йеля два года Лассуэлл работал в качестве почетного профессора в Городском университете Нью-Йорка. Также он являлся почетным профессором юридического факультета Университета Темпл и кафедры имени Альберта Швайцера в Колумбийском университете. В 1976 году он ушел из преподавания и посвятил свое время работе в Центре политических исследований.

Гарольд Лассуэлл, имевший основной исследовательский профиль в области политологии, обогатил политическую науку своими оригинальными идеями, основанными на сближении психологии и политологии. Его работы, посвященные анализу политической символики и влиянию политических символов, имеющих позитивную или негативную окраску, на восприятие аудитории, довольно долго не находили поддержки в американских академических кругах. Вплоть до начала 1950-х гг. политологические журналы не публиковали статьи, развивающие положения его известного труда «Политика: кто получает, что, когда, как?» (1936), но они были поддержаны сообществом профессиональных психологов – именно в журналах психологического профиля были опубликованы важнейшие труды этого периода. В середине 1950-х Лассуэлл нашел поддержку среди молодого поколения американских исследователей в области политики. Признанием его заслуг стал факт избрания в 1955 году президентом Американской ассоциации исследователей политической науки. Позже он также возглавил Всемирную академию науки и искусства.

Таким образом, Гарольд Лассуэлл стал первым американским исследователем, занимавшимся системным научным изучением политической пропаганды как коммуникативной деятельности, преследующей политические цели, и открывшим в политологии новое направление, связанное с изучением символического аспекта политического процесса и политической коммуникации.

Однако наиболее важным для нас является его вклад в развитие коммуникативистики как науки о коммуникациях. Лассуэлловское определение коммуникации, которое мы рассматривали в предыдущем разделе, стало основой для формирования первого научного определения коммуникации как коммуникативного действия и линейного процесса.

В дальнейшем определение Лассуэлла было уточнено исследователем другим американским исследователем Ричардом Бреддоком в статье под названием «К обобщению “формулы Лассуэлла”» (1958)[35]. Бреддок ввел в определение дополнительные аспекты, которые, по его мнению, Лассуэлл необоснованно проигнорировал, а именно: при каких обстоятельствах осуществляется коммуникация? И с какой целью? В таком расширенном виде модель используется и по сей день при анализе фактов политической коммуникации.

Рис. 18. Сопоставление моделей Г. Лассуэлла и Д. Брэддока[36]

Источник