Что такое бурлаки в древней руси
Бурлаки. К истории создания образа
С давних времен Волга притягивала к себе людей, ищущих воли, решительных, непокорных и отчаянно смелых. Издавна сюда, в понизовье, в край пустынной, практически безвластной и бесконтрольной полосы степей между Золотой Ордой и Русью из разных мест крепостной Руси и даже великого княжества Литовского бежали крестьяне, работные люди, новгородские ушкуйники и литвины-севрюки, решившие жить здесь «по своей воле» подальше от княжеского, боярского или царского гнета. Они и определяли основу знаменитой Волжской вольницы, просуществовавшей на этих землях вплоть до начала XIX века, дух которой долгое время составлял отличительную особенность характера жителей этих мест.
И помимо того, что Волга – эта «вольная божья дорога», широкая, раздольная, просторная и могучая – для тысяч и тысяч русских людей служила символом воли и свободы, бурлаки, будучи неотъемлемым атрибутом волжского пейзажа на протяжении не одной сотни лет, неразрывно связанные с рекой и не представлявшие для себя иной жизни, сами являлись неким символом, олицетворяющим ту особенность русского характера, которую русская творческая интеллигенция XVIII-XIX веков, особенно отзывчивая на интуитивное прозрение и озарение, не могла выразить полнее и точнее, нежели чем через обращение к этому метафорически сильному образу. Образ бурлаков, тянущих лямку, сама жизнь их, полная тягот и опасностей, в постоянном борении человеческого духа со стихией и в то же время в неразрывной связи с ней, суровая романтика их быта – все притягивало взгляд случайных и неслучайных свидетелей, задевало то, что позволяло ощутить свое внутреннее глубинное родство с ними, несмотря на их внешнюю непривлекательность и грубость. Реакция на это открытие могла быть различной – от восхищения до полного неприятия, от любви до ненависти; и то и другое зачастую было необъяснимо, непонятно, так как не поддавалось логике и рассудку, еще чаще даже не осознавалось. Именно это порождало такое неоднозначное отношение к бурлакам среди современников этого промысла. Существующая внутренняя потребность выйти за пределы обыденности и повседневной рутины, жажда личной свободы, цельности, простоты, тайное и глубоко запрятанное желание бросить все да уйти на Волгу с бурлаками, а нельзя – положение, статус и т.п. не позволяли, а потому оставалось либо злословить по поводу, либо любить издалека.
В основе любого мифа, понимаемого нами как сказание или предание о том, что было, лежат реальные факты и ценности, на которые со временем наслаиваются наши воззрения на то или иное явление, быстро меняющееся в тех или других исторических условиях. Таким образом кристаллизуется конечная форма мифа, где его мифологическое ядро оказывается спрятанным настолько глубоко, что для смысловой и хронологической расшифровки требуется привлечение самых разнородных материалов и широчайшее поле сопоставлений лингвистических, исторических, фольклорных и иных данных.
Анализируя достаточно противоречивые высказывания о бурлачестве, становится ясным одно: встреча с бурлаками, несомненно, одно из самых сильных переживаний, которое вольно или невольно испытали все побывавшие на Волге тех далеких лет и оставившие нам свои воспоминания об этом явлении.
Пустые и никчемные люди не остаются в памяти народной, как и те дела, которые они вершат в течение жизни. О них не слагают мифов и легенд, не поют их песен, не оставляют их образов на живописных полотнах. Чтобы понять, кем же на самом деле являлись бурлаки, нам понадобится вернуться к истокам этого промысла и попытаться очистить образ бурлаков от более поздних наслоений, тенденциозности и предвзятости XIX века.
Действительно, чем объяснить столь стремительный рост популярности этого промысла именно у нас в России? Началом бурлачества на реке Волге принято считать XIV век. Именно тогда появляются первые письменные сведения о том, что живущая по берегам беднота нанималась к купцам, чтобы проводить вверх по реке суда с товаром. В XVI веке таких «наймитов» было уже несколько десятков тысяч. В последней четверти XVIII века – 340 тысяч человек. В начале XIX века – 412 тысяч, а в середине XIX века уже около 600 тысяч. И это на одной только Волге. Только ли безысходность положения заставляла людей, и в частности крестьян, а их в общей массе бурлаков насчитывалось более 80 процентов, выбирать бурлацкую лямку? Так сказать, выбор без выбора?
Обратимся к истокам более чем пятивековой истории бурлачества на Волге и попытаемся выяснить, откуда же идут корни этого явления русской жизни. Само собой разумеется, что бурлацкая лямка, или тяга, тесно связана с судоходством. Парусные и весельные суда, хорошо оправдывавшие свое назначение при перевозках грузов вниз по течению, становятся менее удовлетворительными при движении с низовьев реки в ее верховья. Тяжелые большегрузные гребные и парусные суда были не в состоянии справляться с волжской быстриной, и если в низ по течению от Булгара до Итиля древние судоходцы доходили за 20 дней, то на тот же путь обратно им требовалось приблизительно три месяца, а вся путина от устья Волги до Белоозера требовала до шести месяцев непрерывного физического труда и преодоления. Впоследствии немецкие купцы подсчитали, что для подъема 10-15 тонн груза против течения нужны либо лошадь, либо семь-десять человек. Но дело не в расчетах, а в том, кто этим будет заниматься.
Торговля востока с севером, особенно с середины Х века, после победы князя Святослава над хазарами, была полностью сосредоточена в руках булгар. На территории этого государства скрещивались главнейшие водные и сухопутные пути, соединявшие его с основными торговыми партнерами востока и запада. И одной из главных статей доходов на рынках Булгарии был живой товар – славянские рабы, высоко ценимые в IX-X веках как на востоке, так и на западе. Несомненно, труд рабов использовался хазарами, а затем и булгарами, как для гребного судоходства, так и для преодоления многочисленных волоков в их торговых экспедициях. Можно предположить, что жившие рядом с этими древними волоками люди (волочане) предлагали свои услуги в перетаскивании судов и грузов за определенную плату, но резоннее заключить, что всю эту работу делали за них невольники без всякого вознаграждения за свой труд.
Промышлять довольно рискованной заморской торговлей («гостьбой») могли, в первую очередь, воины-дружинники, ремесленники, княжеские и боярские слуги, так как, в отличие от крестьян, их жизнь и благополучие не зависели от занятий земледелием и скотоводством, которое приковывало человека к постоянному месту жительства в течение всего сельскохозяйственного сезона.
Вначале эти военно-торговые караваны формировались только из княжеских дружинников, одинаково заинтересованных и в военной добыче, и в торговле во время похода, легко преодолевающих вследствие своей военной организации все его трудности и перипетии, включая и многочисленные волоки. Впоследствии из этой же когорты выделялась часть, для которой торговля стала основным занятием. Сохранив навыки воинского искусства и организации, первые русские купцы формировали свои полувоенные дружины на добровольной основе, пользуясь для этого устными и письменными договорами. Иначе и быть не могло. Ведь только с завоеванием в 1552 году Казани и в 1556 Астрахани для Руси открылась возможность более или менее свободного движения по всей Волге, до ее устья и далее по Каспийскому морю. До этого и еще долгое время спустя по водному пути приходилось преодолевать чрезвычайные препятствия природного характера: мели, пороги, перекаты, бесконечные волоки и т.п., крайне затруднявшие судоходство, а также испытывать постоянную опасность враждебных нападений инородцев, кочевников и своей же братии – лихих разбойников.
Русский торговый люд был вынужден оставаться одновременно и воином, одинаково владеющим искусством торговли и судовождения, дипломатическим и воинским искусством. Из того далекого прошлого до нас дошел образ удалого купца-ухаря и его судовой рати, не менее удалых гребцов-молодцов, умело управлявшихся веслом и мечом, способных дружно, рука об руку преодолевать все трудности рискованного и опасного путешествия. Гулевая, полная опасностей и приключений жизнь древнерусского судоходца-повольника со всей его любовью и привязанностью к реке и одновременно полной зависимостью от нее, случайностью удачи, богатства и благополучия, грубость и жестокость окружавшей его действительности способствовали формированию характера буйного, бесшабашного, своевольного, сопряженного с энергией, отвагой и предприимчивостью.
Из более дальнего далека, из таинственной глубины славянской истории и его древнеарийского прошлого, за многие века до начала нашего летоисчисления, когда предкам славян приходилось осваивать и развивать свое речное судоходство, совершенствуя век за веком мастерство и умение в нем, видится нам и происхождение слова бурлак. Ибо именно тогда, когда судоходство было сопряжено с многочисленными волоками судов из реки в реку, а предки славян активно взаимодействовали с древними ариями, формируя в том числе и свой язык, могло родиться это слово, где бур- (бар-, бор-, бр-) означало тяжелую работу, груз, ношу (бхара, бхур – на санскрите), а лак – переправу, передвижение, переход (санскритское ланг – переходить, переправляться, передвигаться). Это в целом означает «передвигать тяжелую ношу, груз», что тем самым отодвигает историю зарождения бурлачества в глубокое прошлое, а не ограничивает его только XIV-XIX веками. В связи с этим татарское буйдак (бездомный, беспутный человек), носящее скорее уничижительный характер, свойственный для отношения завоевателя к порабощенным и эксплуатируемым им людям, можно признать производным от него и, несомненно, более поздним по происхождению. Ведь монголо-татары, разгромившие Булгарское царство в 1236 году, никогда, как свидетельствует история, не бывшие искусными рекоходцами и учившиеся сему делу у покоренных ими народов, использовали для обслуживания великого Волжского пути труд подневольных русских, булгар и мордвы. И даже более того, специально селили своих невольников для этой цели на местах волоков и переправ.
По мере дальнейшего расслоения русского общества, укрепления внешних границ государства и удешевления рабочей силы члены дружины из «сотоварищей» превращаются в наемных судорабочих, в обыкновенную «сволочь» (от слов волок, волочить). И хотя плавание по Волге ни в XVI, ни в последующие века из-за многочисленных шаек разбойников, своих и иноплеменных, хозяйничающих по ее берегам, не становилось менее опасным, купцы, в целях собственной безопасности, объединялись в купеческие караваны, плавающие под охраной царских войск, а судорабочие – в бурлацкие ватаги, или артели, со своим кодексом чести, понятием о товариществе, со своим языком, круговой порукой и ответственностью всех за каждого своего члена.
Вне всякого сомнения, бурлачество, как и любое явление в нашей действительности, переживало свое зарождение, расцвет и упадок. Под пылью более поздних наслоений терялся подлинный смысл обычаев и традиций, менялся качественный состав бурлацких ватаг, уходили в прошлое основные принципы их жития. Оставался неизменным лишь главный стержень бурлачества, его коренная основа – непреодолимая любовь к воле. Звучит парадоксально, но именно она испокон веку служила отличительным свойством коренных бурлаков, «водохлебов», как их еще называли. Любовь к вольной жизни заставляла их убегать от всякого закона, определенности и размеренности крестьянского быта.
Наибольшего своего развития, как уже говорилось выше, бурлацкий промысел достиг в 40-е годы XIX столетия, когда количество бурлаков, тянувших лямку на Волге, было сравнимо с армией Наполеона, более века назад вторгшегося в Россию, и доходило до 600 тысяч человек. В первую очередь, это было связано с расцветом судового промысла, в частности расшивного, представляющего собой кульминационную точку деревянного волжского судостроения. Спрос на бурлацкую силу, рождавший предложение, с одной стороны, а с другой – крайняя нищета населения России, безысходные попытки, часто небезосновательные, большинства крестьян выбраться из нужды и крепостной зависимости с помощью бурлацкой лямки. Затем начался спад бурлачества, чему в немалой степени способствовали появление и развитие на Волге пароходства, катастрофическое мелководье в течение двух навигаций подряд (в 1858 и 1859 годах), разорение большинства судовладельцев, страшная холера 1848 года, строительство Самаро-Златоустовской и Уральской железных дорог.
Вглядимся еще раз в картину И.Е.Репина «Бурлаки на Волге», написанную в 1873 году, когда бурлачество практически уже доживало свой век. Мы не увидим в ней артели, где «во время хода судов и до привала их на ночлег все бурлаки жили и работали одним сердцем» и этим сердцем была воля сплавщика и его команда. Кучка нищих, разрозненных, ничем кроме общей бечевы не связанных друг с другом людей темной массой надвигается на зрителя. Как отмечали еще современники И.Е.Репина, в этой картине нет хора, и каждая личность в ней не поет в унисон. А мы можем добавить: в ней нет исторической правды, ибо неверно передана структура бурлацкой ватаги, количество бурлаков по отношению к судну, которое они тянут, хотя она и исключительно правдива по сути изображаемого. Сюжет этой потрясающей картины, воспринимаемый нами спустя столетие после написания больше как символ, нежели как историческая реальность далекого прошлого, звучит своеобразным провозвестием нашего сегодняшнего времени, в котором мы, россияне, забывшие о своих корнях, разделенные в своей каждодневной борьбе за место под солнцем и за хлеб насущный, будем искать общую дорогу на пути к своим истокам. Шилом моря не нагреешь, и от бурлачества не разбогатеешь, говорит старинная бурлацкая пословица. Перемещение акцента в позднем бурлачестве на материальное привело к угасанию самого духа его, а вслед за этим и промысла как такового.
Однако ничто не возникает ниоткуда, и ничто не исчезает в никуда. Закрепление определенных черт и качеств в национальном характере требует многих и многих лет, повторяющих одни и те же условия, сотен и тысяч поколений, вырастающих в них, плотью и кровью впитывающих опыт своих предшественников, своих предков. Повторяя, приумножая и накапливая опыт, мы, наконец, доходим до того момента, когда количество повторений неотвратимо переходит в качество, которое у нас уже не отнять никакими внешними потрясениями и переменами. Спаянность и мощь бурлацкой ватаги, работающей на грани человеческих сил и возможностей, для которой Волга была и матерью, и кормилицей, и олицетворением свободной воли и с которой она была связана неразрывными узами многие сотни лет, стали достоянием нашего характера, нашей национальной культуры, а в конечном итоге каждого из нас.
Кто шёл в бурлаки и как складывалась их жизнь
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Кто шел в бурлаки и что такое бечевник
С 16 века и до появления паровых двигателей суда по рекам против течения тащили бурлаки. Основной «водной дорогой» была Волга. Но существовало множество деревень, которые располагались по берегам крупных рек. Как только заканчивался ледоход, в них приходили артели бурлаков в поисках работы. Чаще всего это были отчаявшиеся люди, которые потеряли хозяйство и махнули на жизнь рукой.
Было много традиций среди бурлаков. Например, посвящение в профессию. Выбирались особо крутые берега Волги, которые еще называли «буграми жареными». Когда судно проходило мимо такого бугра, артель устраивала причал. Новичкам следовало построиться у подножья берега, а лоцман, взяв в руки лямку, находился за их спинами. И вот раздавался крик опытных работников: «Жарь!» — лоцман начинал стегать новичков лямкой, а те стремительно бежали вверх. Кто первым добегал до верха, тот избегал ударов. После этого экзамена новичок становился своим, его принимали в артель.
Ходили бурлаки по бечевнику. Так называлась прибрежная полоса, утоптанная бурлацкими ногами. Никаких особых условий для работы не предоставлялось, разве что распоряжением императора Павла было запрещено строить дома и заборы. Что касается камней, болотистых мест, кустов — их приходилось с трудом преодолевать.
Какая иерархия была среди бурлаков: шишки, подшишельные, кабальные, кашевары, косные
В бурлацкой артели существовала строгая иерархия. Бригадира называли шишкой. Обычно это был самый опытный и сильный мужчина. Он шел первым, задавая ритм движения. Идти надо было синхронно, и бурлаки шагали с правой ноги, подтягивая левую. Со стороны это выглядело как покачивание. Бывало, что кто-то сбивался, тогда шишка командовал: «Сено-солома!», чтобы люди могли снова попасть в такт. Удерживать ритм на извилистых узких дорожках, проходящих над обрывом, было непросто. Бригадир должен был уметь это делать.
Помощников шишки, которые шли по сторонам от бригадира, называли подшишельниками. Это были его главные пособники. Например, артельный староста, который занимался закупкой еды и раздачей жалования. Суммы порой были смешными и могли составлять и 30 копеек в день. Столько стоил проезд на извозчике из одного конца Москвы в другой.
За подшишельными шли бурлаки, которых следовало контролировать. Например, это были кабальные, которые спускали все жалование в первые же дни, работающие за еду. Потому особого старания они не проявляли. Самого молодого бурлака обычно назначали кашеваром.
В любой артели были и халтурщики, которые старались приложить как можно меньше усилий. За ними присматривали опытные бурлаки, которые шли сзади. Замыкал движение косный. В его обязанности входило следить, чтобы веревка не зацепилась за кусты и камни. Косный шел в своем ритме, на эту роль брали тех, кто был слаб или болен.
Как был организован бурлацкий труд
Работа у бурлаков была монотонной и крайне тяжелой. Помогал лишь ветер, который иногда мог быть попутным и дул в паруса. Тяжело ступая, люди передвигались по берегу, а когда становилось совсем тяжело, запевали песни. До нас дошла самая известная — «Дубинушка». Ее ритм помогал скоординироваться и «поднажать».
Изредка артель делала остановки, чтобы переобуться, заштопать одежду, перекусить. После ухода на берегу можно было найти потушенный костер, старую обувь, и, увы, могильный крест.
Хозяин судна нанимал артель и отбирал у бурлаков вид на жительство. Люди переходили в его собственность до момента, когда путь не будет закончен. Бурлаки были обязаны слушаться хозяина, идти день и ночь без капризов и лишних остановок, и даже отбиваться от разбойников, если они нападут на артель.
Когда идти по берегу было нереально, использовали еще один способ: на корме корабля был установлен барабан с длинным канатом, на конце которого находились якоря. Бурлаки посильнее грузились в лодку с якорями, отплывали подальше и бросали груз в воду. Бурлаки, которые находились на палубе, вручную подтягивали судно к якорям. После этого процесс повторяли.
Неженская работа: не только мужчины, но и женщины работали бурлаками
Город Рыбинск считался условной бурлацкой биржей труда. Весной в него устремлялись те, кто хотел заработать, перетаскивая баржи и суда. Интересно, что приходили не только мужчины, но и женщины. Многим из них приходилось это делать по приговору суда, то есть речь о каторжных. Но большинство представительниц прекрасного пола были свободными, например, солдатки, вдовы и даже сироты, которые не смогли выйти замуж — те, кто остро нуждались в деньгах.
Артели бурлачек собирались так же, как и мужские, из расчета на тысячу пудов груза (а это 16360 килограммов). Требовалось пять женщин, а мужчин — трое. К сожалению, женский труд оплачивался дешевле, так как практически все хозяева хотели, чтобы их баржу тащили мужики. Женщины старались сбить цену, чтобы их наняли. Несмотря на это, бурлачки неплохо зарабатывали, и денег хватало до следующего сезона. Скорее всего дело было в том, что мужчины, получив расчет, уходили в загул. На спиртное и женщин спускали немалые средства, а доход бурлака мог составлять и 500000 рублей в пересчете на современные деньги. Женщины-бурлачки были более разумны в этом плане, и финансы тратили экономно, стремясь сберечь побольше.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Существовали ли бурлаки?
Кто такие бурлаки, думаю, знают все. По крайней мере, картину Ильи Репина «Бурлаки на Волге» видели многие. Слово «бурлаки» в наше время ассоциируется с образом ватаги бородатых изнеможённых мужиков в ободранной одежде, которые упорно пытаются тянуть лямку с баржей, находящейся где-то на заднем плане картины Ильи Репина «Бурлаки на Волге», поющих или, скорее, стонущих «Эх, дубинушка, ухнем!».
С XVI века до эпохи паровых двигателей движение речных судов вверх по реке осуществлялось с помощью бурлаков. Волга была главной транспортной артерией России.
Появление профессии бурлака было обусловлено особенностями речного судоходства, а именно тем, что в отличие от моря каждая река имеет течение. Судно с парусом может плыть по течению, а против течения её требуется буксировать. Оптимальным вариантом было использование в качестве тягловой силы ватаг бурлаков, которые впрягались в бечеву и тянули судна по «большой воде».
Особенно, бурлацкие артели стали востребованными, начиная с 18-го века, когда распространение получили так называемые расшивы – одноразовые деревянные сплавные суда грузоподъемностью до 480 тонн и длиной почти 50 метров.
Бурлачить на Руси никогда не считалось зазорным и вовсе не из-за хорошей жизни и желания попутешествовать. Бурлаками были крестьяне с очень низким достатком, представители посадской бедноты и горожан из низшего сословия, в том числе беспаспортные и сбежавшие от своих хозяев.
Многие крестьяне во время неурожаев, чтобы заплатить оброк или чтобы не стать холопами своих кредиторов, спасались этим промыслом. К бурлакам иногда прибивались и разорившиеся горожане. Владельцы судов, а затем и пароходств, платили сразу же и наличными. В ватажники шли и молодые парни, копившие на свадьбу или начало собственного дела. К примеру, бурлаком был основатель династии самарских купцов Лариных.
Бурлаки-судорабочие обыкновенно объединялись в артели со специальным распределением занятий. Обычно среди них определяли старшего водолива, отвечающего за подмочку товара (он же плотник), лоцмана (дядю, или букатника на народном языке), шишку — передового в лямке и двух косных — в хвосте. Среди бурлаков были также коренные, взятые на весь путь с задатком, и добавочные, нанятые временно.
«Вот, примерно, ходил я с отцом — дедом твоим — на расшиве, бечевой ходили, бурлаками, было их у нас двадцать семь человек. Максим Горький, «Жизнь Матвея Кожемякина»
Бурлацкий труд был сезонным. Лодки тянули суда по «большой воде»: весной и осенью.
Далеко не все бурлаки зимой бездельничали. Выходцы из крестьянской среды возвращались в родные деревни. Среди профессионалов или «коренных» бурлаков попадались случайные работники, которые нанимались всего лишь на один рейс.
Бурлаки объединялись в артели по 10-45 человек, были и женские артели. Несмотря на тяжелый труд, за сезон (весной или осенью) бурлаки могли заработать столько, чтобы потом в течение полугода жить безбедно.
Каждую весну сразу же после ледохода по деревням, стоящим на берегах и в низовьях больших рек, волна за волной проходили артели бурлаков, идущих подряжаться на работу.
Отпраздновав Масленицу, мужики устремлялись на «бурлацкие» базары, где записывались в бурлацкие артели. Самым крупным таким приемным пунктом считался город Пучеж на Волге (ныне Ивановская область).
«Базары» меньших масштабов находились в Нижнем Новгороде, Кинешме, Костроме, Саратове, Самаре и еще нескольких больших городах. На берегах речки Камы, что на Западном Урале, таковыми пунктами были города Пермь, Лаишев и Чистополь.
Так называемая столица бурлаков находилась в г. Рыбинске (Ярославская область), где установлен даже памятник бурлаку. В летнюю навигацию через этот порт проходила четвертая часть всех ватажников страны.
Прибыв на место, бурлакам часто приходилось ждать, когда река вскроется. Каждое утро они приходили на берег реки и с нетерпением ждали, когда пойдёт лёд. Иногда им приходилось по неделе ютиться по коморкам и питаться, чем попало.
До того, как в 1861 году было официально отменено крепостное право в Российской империи, помещики часто сдавали в бурлаки тех крепостных, у которых имелись долги. Бурлак – это старая профессия, которая иногда давалась в наказание.
Платили за тяжелый труд по-разному, порой нанимались всего лишь за кормежку. Бурлак – это не раб, но работа за кусок хлеба приравнивала этот изнурительный труд к рабству.
На припасах владельцы кораблей обычно не экономили. Им было важно вовремя прибыть на место назначения и как можно быстрее начать торговлю. Некоторые бурлаки именно в артели впервые пробовали белый хлеб.
«Нужда заставит калачи есть», — говорили с улыбкой уроженцы северных русских губерний, где им доступен был только ржаной. Делая остановку, ватажники ловили рыбу на уху, чинили лапти или плели новые, клали заплаты на рубахи и порты, расползавшиеся от тяжелой работы.
Неволя вниз идет, кабала вверх: тут речь все о той же матушке-Волге и о бурлачестве, с которым связана кабала, потому что задатки взяты вперед, усланы домой в оброк, а остатки пропиты. Неволя, то есть нужда, идет вниз, по воде, искать работы; вверх, против воды, идет, или тянет лямкою, кабала. Владимир Даль, из книги «Пословицы русского народа»
Единственным помощником этих тружеников речного флота был попутный ветер, который надувал поднятые на судне паруса. Обычно расшива, которую против течения тянула бурлацкая ватага, за сутки преодолевала около 12 километров.
При попутном ветре на судне поднимали парус, который значительно ускорял передвижение. Зачастую в артель бурлаков входила и команда корабля — лоцман (букатник) и старший водолив, вовремя ликвидировавший протечки, а также следивший за сохранностью товара. За работой артели наблюдал приказчик. По воспоминаниям Ильи Репина, на привале в Ширяево бурлаки жаловались ему на молодого хозяйского помощника, совсем мальчишку, который весь день подгонял артель, не давая сделать остановку.
И. Шубин утверждает, что в XIX в. труд бурлаков выглядел так: на баржах устанавливали большой барабан с намотанным на него тросом. Люди садились в лодку, забирали с собой конец троса с тремя якорями и плыли вверх по течению. Там они бросали в воду якоря поочередно. Бурлаки на барже тянули трос от носа к корме, наматывая его на барабан. Таким образом, они «подтягивали» баржу вверх по течению: они шли назад, а палуба у них под ногами двигалась вперед. Намотав трос, они вновь шли на нос судна и проделывали то же самое.
Бечевник – прибрежная полоса, по которой передвигались бурлаки, по приказу императора Павла не застраивался зданиями и заборами, но кустов, камней и топких мест там было предостаточно. Изображенный Ильей Репиным пустынный и ровный берег – идеальный участок пути, каких на самом деле было немного.
Были среди бурлаков и настоящие профессионалы. Главный человек в ватаге, как правило, знал все тропы вдоль Волги, все пещеры и овраги, в которых можно найти защиту от непогоды. Рассчитывал время доставки груза и умел рядиться с заказчиками. Знали свои права и так называемые коренные — люди, взятые по договору и получившие задаток. Также опытными были замыкающие группу — косные. Они должны были следить за тем, чтобы лямки не зацепились за различные препятствия, вовремя перебрасывать их через камни и кусты.
«Эх, дубинушка…» – это не просто песня в привычном понимании. В действительности, таким способом бурлаки как бы координировали свои силы, когда на расшиве поднимали со дна якорь, и судно страгивалось. В этот момент им приходилось очень тяжело. Значение слова «бурлак» простое – это человек, работающий в артели, которая вытягивает суда.
Мало того, что работа людей этой профессии монотонная, к тому же ещё и очень изнуряющая. Специфика её в том, что она имела сезонный характер: с весны до осени, т.е. на период навигации
У ватажников были свои традиции. В определенных местах на Волге бурлаки посвящали новичков в профессию: человек должен был бежать на вершину холма, а «бывалые» били их лямками по спине и кричали: «Жарь его!» Места эти — высокие крутые берега — называли жареными буграми.
Наняв артель бурлаков, хозяин судна отбирал у них вид на жительство. По договору ватажника обязывали «быть у хозяина во всяком послушании. Идти денно и нощно со всевозможным поспешанием, без малейшего промедления. На работу — чуть свет. Табак на судне не курить. С ворами не знаться. От разбойников, буде такие нападут, отбиваться, не щадя жизни».
Однако мало было тех, кто при нападении хотел подставлять себя под пули за хозяйское добро. Не случайно стал известным специальный клич, придуманный атаманами Жигулевской вольницы: «Сарынь на кичку!». Это был знак бурлакам и команде собраться на носу корабля, чтобы не попасть под горячую руку. Хозяйский приказчик в таких случаях делился товаром с нападавшими, и они, взяв дань, пропускали караван судов.
В конце работы старшина получал 10 рублей, его подручные чуть поменьше. Немало, если учесть, что бурлака за всю навигацию кормили бесплатно. Хороший плотник за год зарабатывал около 35 рублей. Буханка ржаного хлеба стоила 3 копейки. Но шинель чиновника стоила 70 рублей.
Однако, бывало, что бурлаки пропивали свои заработанные тяжёлым трудом деньги в первом питейном заведении. В пьяном виде они награждали друг друга тумаками, калечили и разбивали носы. Иногда пропивали даже свою одежду и ни с чем возвращались домой. Но некоторым удавалось принести жалованье домой и поправить своё хозяйство.
Когда Илья Репин писал картину «Бурлаки на Волге», ватаги считались уже уходящей натурой. Картина с момента своего появления вызывала неоднозначные отзывы. Кто-то восхищался мастерством художника, кто-то обвинял его в отступлении от жизненной правды.
Когда «Бурлаков» Репина в 1873 г. отправили на Всемирную выставку в Вене, разразился скандал. Российский министр путей сообщения негодовал: «Ну, какая нелегкая Вас дернула писать эту нелепую картину? Да ведь этот допотопный способ транспортов мною уже сведен к нулю и скоро о нем не будет и помину!».
Однако Репину покровительствовал сам великий князь Владимир Александрович, который не только одобрительно отзывался о работе художника, но даже приобрел ее для личной коллекции.
Несмотря на существование реальных прототипов, в академических кругах «Бурлаков» прозвали «величайшей профанацией искусства», «трезвой правдой жалкой действительности».
Журналисты писали о том, что Репин воплотил «худосочные идейки, перенесенные на полотно из газетных статеек… у которых реалисты почерпают свое вдохновение».
На выставке в Вене тоже многие встретили картину с недоумением. Одним из первых оценить картину по достоинству смог Ф. Достоевский, чьи восхищенные отзывы позже подхватили и знатоки искусства.
«Бурлаков» Репин написал в 29 лет, заканчивая учебу в Академии художеств. В конце 1860-х гг. он отправился на этюды в Усть-Ижору, где был поражен увиденной на берегу артелью бурлаков. Чтобы узнать больше об интересующих его персонажах, Репин поселился на лето в Самарской области.
Его исследования нельзя назвать серьезными, в чем он сам признавался: «Должен сознаться откровенно, что меня нисколько не занимал вопрос быта и социального строя договоров бурлаков с хозяевами; я расспрашивал их, только чтобы придать некоторый серьез своему делу. Сказать правду, я даже рассеянно слушал какой-нибудь рассказ или подробность об их отношениях к хозяевам и этим мальчикам-кровопийцам».
Тем не менее, «Бурлаки на Волге» довольно точно воспроизводят иерархию наемных рабочих: в передней лямке всегда шел сильный и опытный бурлак, называемый «шишкой» – он устанавливал ритм движения. За ним шли «кабальные», работавшие за харчи, так как все жалованье успевали промотать еще в начале пути, их подгоняли «усердные». Чтобы все шагали в ногу, «шишка» запевал песни или просто выкрикивал слова. В роли «шишки» Репин изобразил Канина – расстриженного священника, подавшегося в бурлаки. С ним художник познакомился на Волге.
Но Репин был не единственным художником, который увековечил образ несчастных бурлаков. Например, картина «Бурлаки» Василия Верещагина была написана на 7 лет раньше, чем шедевр Ильи Репина.
За два года до Репина другой художник — Алексей Саврасов — написал картину «Волга под Юрьевцем», на которой запечатлён тяжёлый труд бурлаков.
Труд бурлаков был востребован очень долго. В голодные годы появились даже бурлачки-женщины. От использования бурлацкого труда постепенно начали отказываться после изобретения паровой тяги. Лишь непродолжительный период при перемещении речного транспорта против течения реки труд бурлаков заменяли следующим способом: берегом завозили якорь вперед по направлению движения судна на некоторое расстояние, после чего судно подтягивалось с помощью лебедки.
Настоящим же шоком стала известная в интернете фотография «Женщины-бурлаки тянут плоты по реке Суре. 1910 год». Сура – правый и главный приток Волги, протекающий по шести российским регионам.
Желавшие вырваться из нищеты или сбежать от неурядиц, бедные вдовы, каторжные и солдатки, которых не устраивала оплата подённой работы, также, как и мужчины, весной съезжались на бурлацкие базары в волжские города. Там работодатели отбирали рабочую силу на предстоящую навигацию, заключали договора с артелями бурлаков, а иногда и платили вперёд.
Женщины тоже сбивались в артели от четырёх до 40 человек: приходилось учитывать, что сил у них всё же меньше. Расчёты попадаются разные, но чаще историками упоминается этот: на каждые 1000 пудов, или чуть более 16 тонн, перевозимого груза судовладелец нанимал трёх мужчин или пять женщин. Чтобы конкурировать с мужскими бригадами, женщины при численном превосходстве сбивали на торгах цену. В итоге труд бурлачки оценивался гораздо ниже, чем у бурлака.
Иерархия в женской артели бурлаков очень напоминала мужскую. Главной была самая опытная, сильная и авторитетная женщина – «шишка». Именно она договаривалась с судовладельцем, ударяла по рукам и следила за соблюдением договора. Внутри артели она устанавливала железную дисциплину и распределяла заработок. Исследователи пишут, что женские артели были самыми организованными и добросовестными, в них практически не бывало драк, они не срывали план суточных переходов, ведь сутки опоздания могли сулить судовладельцу штрафы и неустойки.
Во время работы «шишка» шла первой, задавала темп и ритм. Ходили бурлачки так же, как и мужские бригады, – каждый шаг начинался синхронно с правой ноги, затем подтягивали левую. Если ритм сбивался, то раскачка под бурлацкую присказку «Сено – солома!» помогала вернуть слаженность в строй.
У «шишки» были одна-две помощницы – «подшишечные». Они тянули лямку рядом, помогали следить за дисциплиной в целом и при необходимости обеспечивали силовое воздействие на непокорных. Впрочем, самым действенным рычагом оставалось «наказание рублём».
В центре шли самые молодые и неопытные, за которыми надо было ещё присматривать, а замыкали опять бывалые.
Провизию во время работы поставлял работодатель: крупу, мясо, рыбу, квас, чай, хлеб, картошку. С женской артелью судовладелец экономил на табаке, но на питании скаредничать было нельзя: скудная кормёжка означала медленный ход.
Кашеварили бурлачки по очереди, так как приготовление пищи не было для них делом новым. Однако могли поручить готовку одной-двум соратницам, у кого это выходило лучше, чем у остальных. В конце концов, именно сытное питание составляло единственную отраду женщин, занятых неженским трудом.
По воспоминаниям Владимира Гиляровского, обед у мужской артели, в которой он оказался, был не самым аппетитным:
«Сперва хлебали с хлебом «юшку», то есть жидкий навар из пшена с «поденьем», льняным чёрным маслом, а потом густую пшённую «ройку» с ним же. А чтобы сухое пшено в рот лезло, зачерпнули около берега в чашки воды: ложка каши – ложка воды, а то ройка крута и суха, в глотке стоит».
Бурлацким артелям приписывают изобретение квасной окрошки. Ведь иногда не было сил делать горячее варево, а покрошить всё имеющееся в квас – более сытно и легко. Особенно, для жаркого лета, в которое бурлаки и работали под палящим солнцем.
Самое непринуждённое и лёгкое женское бурлачество изображено, пожалуй, только в советском фильме «Трое в лодке, не считая собаки» по юмористической повести Джерома К. Джерома. Там три весёлые подруги тянут за собой лодку с вещами, путешествуя по Темзе между Кингстоном и Оксфордом. Их романтичная прогулка была сдобрена приличным количеством феминизма и независимости. И это при том, что тогда ещё не справляли праздник, придуманный Кларой Цеткин.
Специальным постановлением советское правительство в 1929 году запретило использование бурлаков для буксировки речных судов. Вспомнили о бурлацкой тяге во время Великой Отечественной войны, когда остро ощущалась потребность в буксирах.
В сети очень много статей о бурлаках, речном пароходстве и таких, которые сообщают, что бурлачество – миф и страшилка.
Если бурлачество не существовало в действительности, то зачем в 1929 году его надо было отменять на официальном уровне?