Что такое бортничество в древней руси

Что такое бортничество в древней руси

Бортничество

Бортничество давало мед, который заменял в те времена сахар. В «Троицком обиходнике» мед упоминается в качестве сладкой приправы к блинам и каше ( УК. изд., стр. 19, 20.). Впрочем, в то время сахар был уже известен на Руси ( См. И. И. Срезневский. Материалы. т. III, стб. 264.).

Из меда приготовляли напитки. Источники упоминают «мед» различных видов: «белый», «обарный», «пресный», «сыченый», а также «сыту» ( ПЛ, вып. II, стр. 189, 191, 195, 214; Сб. Муханова, № 11 (мед пресный); ГВНиП, № 336; АФЗХ, ч. I, № 213-215; РИБ, т. 35, № 21 (погребной), 75, 84; Троицкий обиходник, стр. 19.).

Общеизвестно то большое значение, которое имели мед и особенно воск в торговле Руси с Западом, главным образом через Новгород и Псков ( Сб. Муханова, № 27, 30; ГВНиП, № 41, 336; Сб. РИО, т. 35; № 7, 11; БИПР, т. I, стр. 31. Обстоятельное освещение вопроса об экспорте воска из Руси на Запад см. у А. Л. Хорошкевич (ук. соч., стр. 121-124).). Есть сведения о торговле медом и на внутреннем рынке ( ПЛ, вып. II, стр. 164, 200; АСЭИ, т. III, № 231; ПРП, вып. 2, стр. 301. О ввозе меда (напитка) из-за рубежа см. А. Л. Хорошкевич. УК. соч., стр. 323-329.).

Объектом эксплуатации при бортном промысле были бортные деревья: дуб, сосна, липа ( См. А. Сержпутовский. УК. соч., стр. 20.). Обычно в источниках упоминаются дубовые борти, но в одном акте (около 1503-1504 гг. ) говорится о бортных соснах ( АСЭИ, т. III, № 469.). Бортные сосны упоминаются и в более поздних источниках ( См. Н. П. Лихачев. УК. соч., вып. II, № VII (1529 г.)). Для устройства искусственных бортей могли также употребляться вязы, тополи, ветлы ( См. А. Сержпутовский. УК. соч., стр. 20; В. А. Мальм. УК. соч., стр. 131.).

Торговля хлебом и медом в Новгороде. Миниатюра XVI в. (ГПБ, F. IV. 233, л. 285 об.).

В XIV-XV вв. производилась и какая-то особая обработка естественных бортей и даже изготовлялись искусственные борти.

О пасеках неоднократно (с 1400 г.) говорится в актах, относящихся к южной и западной России ( АЮЗР, т. I, № 6, 10, 15, 19, 20, 24, 25 (1400-1446 гг.).). В этих актах упоминаются «колоды меду» ( АЮЗР, т. I, № 29.), поэтому возможно, что указания на «колоды», «колодья» в других источниках также следует рассматривать как связанные с бортным делом. Так же, вероятно, надо трактовать и специальные упоминания в этих актах «пней» ( ПЛ, вып. II, стр. 208; ГВНиП, № 105.) и «дубья» (ср.: «што на тех землях. дубье, и чашник мой и староста бортной в то ся дубье.. не вступают») ( АСЭИ, т. I, № 133. Ср. также АСЭИ, т. II, № 395.).

По данным наших источников, бортники по социальной принадлежности могли быть и вольными слугами, и холопами, и крестьянами ( ДДГ, № 1, 4, 17; АФЗХ, ч. I, № 213-215; АСЭИ, т. I, № 612; т. II, N° 466, 496; т. III, № 328.).

Эти данные позволяют также предположить, что бортничество выделялось в специальную отрасль хозяйств ( См. Л. В. Черепнин. Образование Русского централизованного государства. стр. 297-299.). Но процесс этот остался незавершенным, так как и население не «бортных» поселений феодалы достаточно широко привлекали к несению повинностей, связанных с бортничеством.

Источник

Эволюция пчеловодства или как жил в старину собиратель меда

В старину собиратель меда назывался бортником. Эта была уважаемая профессия и доходное ремесло. Бортник — это пасечник, то есть человек, обеспечивающий процесс получения меда и других продуктов, которые вырабатывают пчелы для своей жизни.

Борть как особое хозяйство

Мед на Руси был единственным сладким продуктом, который можно было получать в этих природных условиях. Сначала его добывали у диких пчел, разоряя их ульи. Потом, когда научились разводить пчелиные семьи в специальных колодах, мед просто брали у своих пчел.

Овладев искусством разведения пчел в специальных полых бревнах, человек не только оградил себя от природных невзгод, но и сделал добывание меда делом стабильным и доходным.

Стимулом к искусственному разведению пчел в колодах стало изведение лесов, ведь вырубались прежде всего самые лучшие, то есть большие деревья, в которых и устраивали свои гнезда общественные насекомые, производители меда.

Люди, чей промысел оказался под угрозой, стали приносить из леса части поваленных дуплистых деревьев, устанавливая их на земле вокруг своего дома. Так борть постепенно становилась частной собственностью.

В дуплистые колоды специально приносились пчелиные семьи. Однако долгое время такой пчелиный дом оставался одноразовым — чтобы собрать созревший мед, бортник выгонял пчел и разрушал соты.

Несмотря на примитивную технологию получения меда, это хозяйство было очень популярным. Особенно большое значение бортничество имело там, где широколиственные леса сочетались с луговым разнотравьем.

На Руси пчеловодство по объемам торговых оборотов занимало второе место после выращивания «хлебов», то есть злаков. Меда хватало не только для внутреннего потребления, но и для внешней торговли.

В Киевской Руси бортничество уже было не просто собирательством, а целым хозяйством. Колоды с медом становились собственностью, которая охранялось в знаменитом своде законов «Русская правда» (XI век). В ней содержалась специальная норма, посвященная охране зверей, птиц и пчел. За разорение борти предусматривались разные виды наказаний. Преимущественно это были штрафы. Например, «если подожгут княжескую борть или выдерут пчелы — 3 гривны». Крестьянская борть ценилась дешевле — в 2 гривны. Однако это была цена лошади.

От колоды до ульев

Вести хозяйство в колодах было прибыльней, чем просто собирать мед по лесам. Однако пчеловодство явно нуждалось в технологическом прогрессе. Наступила техническая революция только в начале IX века.

Произошла она в России. В 1814 году русский пчеловод Петр Прокопович построил и представил вниманию коллег так называемый дощатый рамочный улей. Этот домик прекрасно собирался и разбирался. Теперь для того чтобы достать мед не надо было разорять весь улей.

Идея Прокоповича понравилась не только русским пасечникам. Вскоре русский улей стали применять и совершенствовать в других странах. Например, американец Лорен Лангстрот сделал пчелиный домик сборным и многокорпусным. Удобство современного улья состоит в том, что при большом медосборе его можно надстраивать с помощью новых рамок. Именно этим усовершенствованным вариантом изобретения Прокоповича и пользуются все пчеловоды мира. Исключением из правил являются лишь некоторые народы Африки, которые все еще разводят пчел в колодах.

Дальнейший технический прогресс коснулся уже не устройства жизни пчел, а процесса откачки меда. В 1865 году житель Австрии Франтишек Грушка изобрел медогонку, которая помогала откачивать созревший мед, используя центробежные силы.

Так усилиями людей многих стран производство меда стало не только усовершенствованным, но и автоматизированным.

Мед и бортничество в жизни людей

Нектар цветов, переработанный пчелами, имел большое значение для жителей Руси. О значимости того или иного явления в жизни людей всегда можно судить по праздникам.

До тех пор, пока языческие праздники не были вытеснены значимыми датами с именами христианских святых, на Руси отмечались следующие медовые праздники:

В наше время все эти праздники утратили свою актуальность, чего не скажешь о самом сладком продукте. Он по-прежнему является популярным, востребованным и рентабельным.

Источник

Бортничество и дёготь в Мещёре

Бортничество и смолокурение, наряду с рыболовством – древнейшие виды деятельности, сыгравшие большую роль в становлении и развитии культуры человека на территории нашего края. Однако, в краеведческой литературе этой теме уделяется очень мало внимания. Даная работа – скромная попытка восполнить существующий пробел.

Так же как и бортничество – сидка смолы, то есть получение дегтя путем сухой перегонки (смолокурение), было важнейшим исконным занятием жителей Мещеры. Не даром эти два занятия, связанные с постоянным нахождением в лесу, слились в пословице: «Ложка дегтя – портит бочку меда». Считается, что смолокурение, как род занятий, направление кустарного производства, зародилось в Полоцкой и Новгородской Руси, в северной части Смоленского княжества (отсюда и само название города – Смольня, Смоленск (Смоленеськ) в 12 веке (16). Самым надежным средством сообщения, передвижения, транспортировки грузов на Руси были ладьи, лодки различных конструкций. Их изготовление требовало наличия водонепроницаемого состава, которым можно было бы пропитать дерево. Первое достоверное письменное упоминание об этом занятии на Руси датируется 1494 – 1498 годами («А лес господине секли и береста драли на дёготь») (11).
Хотя, по моему мнению, свойства дегтя были известны человеку еще со времен неолита, как только появились первые землянки и полуземлянки, где внутри помещения горел очаг и был земляной дымоход, в котором пары конденсировались и черная смолистая жидкость со своеобразным запахом пропитывала землю вокруг.

Лучший, наиболее ценившийся высокотоварный деготь курили только из березовой коры. Его применяли в первую очередь для смягчения кож, ухода за обувью, конной упряжью.
Для смазки колес, тележных осей использовали деготь из старой березовой коры, валежника и березовых пней. Телеги не скрипели, сапоги не промокали, а конская упряжь не замерзала на морозе.
Кроме технических целей деготь широко применялся и как лекарственное средство, обладающее сильно выраженным антисептическим, противомикробным и противопаразитным действием.

В развитии технологии смолокурения можно проследить 3 этапа:

1. ямный способ;
2. корчажный способ;
3. в печах специальной конструкции. (2)

По предположениям специалистов ямный и корчажный способ появились практически одновременно, как два альтернативных способа сухой перегонки древесины.
Ямный способ заключался в улавливании и конденсировании поднимающихся паров из нижней ямы – в верхней, при минимальном содержании кислорода.
Корчажный способ – перетекание концентрированного конденсата из верхней загрузочной глиняной корчаги – в нижнюю приемную.
Печное смолокурение – сухая возгонка в специальных печах, которая вскоре была заменена на паровую и появилась гораздо позднее, в конце 19 века.(5)
Наиболее распространенным старым способом смолокурения был корчажный, по причине своей компактности и экономичности. Именно по этой причине в мещерских лесах, на песчаных гривах, как правило, можно найти следы этого производства в виде закопченных глиняных черепков интересной конфигурации. Такие места коренные жители называют «смольна», именно здесь были смолокурни.
По величине окружности и по форме можно восстановить внешний вид корчаг и их объем.Верхняя загрузочная корчага представляла собой керамический толстостенный сосуд цилиндрической формы, объемом 40 л, с узким горлышком и широким воротником. Нижняя, приемная корчага имела форму классической крынки с широкой горловиной, не превышающей диаметр воротника верхнего сосуда.
В Кашинском уезде в 18 в. в одну загрузочную корчагу помещали бересту содранную с 10 срубленных или с 15 растущих берез.(8)
Кору с березы снимали почти на всю высоту дерева. Сдирка березовой коры являлась довольно трудоемким процессом, и от «берестянника»-профессионала по сдирке коры требовался большой навык. На березу залезали при помощи «когтей» и веревки. При сдирке бересты бывали случаи, когда веревка, прикрепленная к спине, случайно перехлестывалась и «берестянник» повисал на дереве вниз головой. Если вовремя не поспевала помощь или ему самому не удавалось как-нибудь освободиться, он погибал.

С четырехведерной корчаги, туго набитой берестой, в процессе перегонки, которая длилась в течение целого дня получали, до 15 фунтов чистого дегтя. (8)Главным условием такой сухой перегонки являлось поддержание в течение всего дня ровного огня.
Глиняные корчаги были недолговечны, часто разбивались или трескались от огня, поэтому около 1825г. на чугунолитейных заводах Баташева, в частности в Гусе-Железном, начали отливать чугунные котлы- корчаги. Такие котлы получили широкое распространение во Владимирской губернии в 60-х годах 19 в. и по этому по всей Центральной России их называли Владимирскими. Единственным их недостатком был большой вес: два котла – верхний и нижний весили около 380 кг.(8)
Подорожание древесины и спрос на более химически чистую продукцию привели в конце 19 в. к переходу на более экономичную паровую перегонку в специальных печах.
Интересно отметить, что некоторые специалисты виноделы считают, что дегтярное производство, смолокурение породили идею винокурения.
Здесь интересна аналогия со словом «корчага». Оно встречается в русских летописях уже под 997 годом, то есть в том же году, что и первое упоминание о вареном мёде (3)
Однако уже к XI веку слово «корчага» получило вполне определённое значение как большой, в полбочонка, глиняный сосуд, развалистый, а не стройный, как горшок с широченным горлышком и суженным днищем. По подобию корчаг позднее стали изготовлять русские чугунки. Такие корчаги в большом количестве находят при раскопках в Новгородской и особенно во Владимиро-Суздальской Руси, в слоях XI, XII и XIII веков.

4. Затолокин О.А. Пчеловодство, практическое руководство. М. АСТ,
2004, с. 55
5. Звездин И.И. Дегтекурение в Березниках, Суроватихе, Арапихе,
Ольгине, Мигалихе, Шонихе, Макраше и Рождественском Майдане
Нижегородский статистический комитет, 1878

Источник

Глава II Бортничество и пчеловодство

Бортничество и пчеловодство

Переходя от общего очерка древнерусского быта к изучению его подробностей, именно к экономическому значению напитков, мы и здесь встретим следы самостоятельного, самобытного развития народной жизни.

Русская земля, в ту минуту как открывается её история, представляется нам переполненною бортными лесами (бортями), которые тогда заменяли пасеки и пчельники. [25] Бортничество и пчеловодство были одним из путей колонизации земель, вновь занимаемых русским племенем, и, таким образом, вслед за сохой и топором, рядом с ухожаями [26] и угодьями различных названий, появились и борти, возникали деревни бортничи, населённые пчеловодами. Бортничество было известно в областях новгородской и псковской, в тверской, в землях муромской и рязанской, где особенно славился кадомский мёд (Кадом [27] известен с 1209 года). Вообще поволжские финны (мурома, вязьма, клязьма, Кострома) издавна были хорошими пчеловодами. Затем бортничеством занимались в Смоленске и Полоцке, в областях киевской и галицкой. Длугош говорит про Казимира, что он отнял у татар (1352) Подолию, богатую мёдом и скотом. [28] Польские леса назывались медообильными (silva melliflua). Померания и Силезия считались странами медоносными.

Бортничество составляло одну из важнейших статей промышленности; борть была предметом ценным, и на бортных деревьях вырубали топором знамя — знак собственности; за снятие чужого знамени — «раззнаменить борть» — была установлена пеня. Законы о бортях вошли в Русскую Правду. Бортные ухожья принадлежали народу, князьям и монастырям. «Княжи борти», упоминаемые в Русской Правде, встречаются начиная с XII века во Владимире на Клязьме и Литве. В Московской области, как это видно из душевной грамоты Ивана Даниловича 1328 года, у князей были бортники, купленные и оброчные, которых князья с точностью разделяли между своими наследниками. На бортных землях, отдаваемых из-за оброка, приглашали желающих садиться на житьё в лесу с платою определённого количества мёду. В Московском уезде в XIV и XV веках из поселений в княжеских бортных ухожаях и путях [29] образовался целый бортный стан. Радонежское село со всеми принадлежащими к нему деревнями населено было бортниками; на старейшем пути московских князей стояло село Добрятинское «при добрятинской борти». Князья жаловали монастыри и духовенство бортями и свободой от бортных пошлин. До нас дошли подобные жалованные грамоты князей рязанских, Ростислава Мстиславича смоленского, Всеволода Мстиславича, князей полоцких и так далее.

На дальнем севере пчеловодство завели, по преданию, святые Зосима и Савватий Соловецкие, и они признаны были распространителями и покровителями бортей и пчёл по всей Русской земле. [30] Подобным образом в муромской земле пчеловодство вошло в легенду о Петре и Февронии Муромских. [31] Обширное занятие пчеловодством вызвало у народа особый молитвенник вроде целого молебна об изобилии и хранении пчёл в ульях пчеловода, и целый ряд поверий о святости пчелы, «божей пташки», [32] и мёда. Искусственное разведение пчёл начинается с XIV века, когда в юго-западной Руси упоминаются пасики, а в северо-восточной — пчелы, то есть ульи.

История русской торговли мёдом идёт от глубокой старины. Скифские купцы, по свидетельству Геродота, ещё до Рождества Христова высылали за границу мёд и воск. На памяти истории, Русь сбывала мёд в дунайский Переяславль, в Грецию, к хазарам и на дальний запад. Новгород вёл обширную торговлю мёдом и воском, и при Ярославле был особый класс купцов, торговавших воском и называвшихся вощниками. Рыночная цена мёду в 1170 году была 10 кун (куна равна 6 2 / 3 коп.), что считалось очень высокой ценой: «Бысть дорог в Новгороде». В перемирных грамотах Новгорода с лифляндским магистратом 1481 и 1493 годов указываются некоторые обычаи, соблюдавшиеся при торговле воском: «А на Ругодеве [33] ругодньским весцом у купчин новгородских воску не колупати, а хто с ним сторгует, ино тому уколупити мало и вощано и вес капи спустити с новгородскими капми, а весити в рет по крестному целованию, а имати от воздыма от скалового как идут шкилики против трейденого». Но если немцы иногда колупали воск, то русские, со своей стороны, отпускали воск нечистый, ставили на нём фальшивые клейма. Псков также вёл обширную торговлю мёдом и воском. В 1287 году псковичи отняли у иностранных купцов 63 капи воску, а капь равнялась 163 нынешним фунтам. В смоленском договоре 1229 года было поставлено, что немчин обязан был платить «от двою капю воску весцю куна смоленская». Вес вощаной, доставлявший большие выгоды, Всеволодом (1126–35) отдан был в Новгороде церкви Ивана на Опоках. «Даю, — говорил он, — светому великому Ивану от великоимения на строение церкви и в векы вес вощаный, а в Торжку (даю) пуд вощаной, а весити им в притворе светого Ивана». Из всего этого веса шёл разным лицам громадный по тому времени доход, 78 гривен и 25 пудов мёду, а всего с расходом на церковь — 95 гривен, что составляло пошлину с 23 750 пудов воска. По словам Шильдбергера, [34] описавшего своё путешествие на восток в конце XIV и начале XV века, из южных пристаней русской земли воск шёл в Венецию и Геную. По словам других иностранцев, весь северо-восток русской земли в XV и XVI веках изобиловал мёдом. Барбаро [35] (1436) говорит, что рязанская земля была богата мёдом. «Московия, — пишет Кампензе [36] (1537), — очень богата мёдом, который пчёлы кладут на деревьях без всякого присмотра. Нередко в лесах попадаются целые рои сих полезных насекомых, сражающихся друг против друга на большом пространстве. Поселяне, которые держат домашних пчёл близ своих жилищ и передают в виде наследства из рода в род, с трудом могут защищать их от нападения диких пчёл. Сообразив это обилие мёду и лесов, неудивительно, что всё то количество воска и жидкой и твёрдой смолы, которое употребляется в Европе, равно как и драгоценные меха, привозятся к нам через Ливонию из московских владений». То же повторял Павел Иовий [37] (1537): «Самое важное произведение московской земли есть воск и мёд. Вся страна изобилует плодоносными пчёлами, которые кладут отличный мёд не в искусственных крестьянских ульях, но в древесных дуплах. В дремучих лесах и рощах ветви дерев часто бывают усеяны роями пчёл, которых вовсе не нужно собирать звуками рожка. В дуплах нередко находят множество больших сотов старого мёду, оставленного пчёлами, и так как поселяне не успевают осмотреть каждое дерево, то весьма часто встречаются пни чрезвычайной толщины, наполненные мёдом. Весёлый и остроумный посол Димитрий рассказывал нам для смеха, как крестьянин, опустившись в дупло огромного дерева, увяз в меду по самое горло. Тщетно ожидая помощи в уединённом лесу, он в продолжение двух дней питался мёдом, и, наконец, удивительным образом выведен был из сего отчаянного положения медведем, который, подобно людям, будучи лаком до мёду, спустился задними ногами в то же дупло. Поселянин схватил его руками сзади и закричал так громко, что испуганный медведь поспешно выскочил из дупла и вытащил его вместе с собою. Москвитяне отпускают в Европу множество воску».

По словам Флетчера [38] (1588), мёд в значительном количестве шёл из мордвы и Кадома, близ земли черемис, также из областей северской, рязанской, муромской, казанской и смоленской. Флетчер говорит, что в его время, за исключением внутреннего потребления воска ещё вывозили за границу до десяти тысяч пудов, а прежде гораздо больше — до пятидесяти тысяч пудов. По Олеарию (1639), воску вывозилось ежегодно более двадцати центнеров. «Самый лучший мёд, — прибавляет он, — идёт через Псков». В 1476 году мёд в Пскове продавали по 7 пудов за полтину; в 1486 году — по 11 пудов за полтину. В 1575 году в Москве стояли следующие цены на воск: «Воску берковеск по 70 ефимков, станет пуд по семи ефимков (2 рубля 10 алтын 2 деньги), в Брабанех [39] пуд по 3 рубля, в Шпанской [40] пуд по 6 рублей; делают в нём свечи, а с кем сговоришь, имайся за сто берковес: да спросити по колку пуд в круг делают; в Голандской земле воску фунт по 5 стювершей [41] (1 алтын 4 деньги), пуд по 2 рубля; ныне за посмех дешев нет провоска».

Но к XVII веку, когда приготовление медов успело сделаться преступным корчемством, медовой промысел упал, и северо-восточная Русь сама начала получать воск из-за границы. В 1692 году получено было через архангельский порт шесть тонн воска. В этом году в Рязани цены стояли следующие: в Богословском монастыре куплено муромских 200 легинов мёду [42] и шесть пудов патоки по 20 алтын; кадка мёду готового в три пуда стоила 2 рубля; в Москве фунт мёду стоил 4 деньги. Чем дальше шло время, тем более сокращался медовой промысел. Недавно ещё в Чистопольском уезде Казанской губернии ульи считались тысячами, но медоварение уже было неизвестно. Вместо обычного приготовления старинных медов, теперь из мёда тянули водку, и только чуваши, татары и мордва секретно упивались кислым мёдом из негодных вощин, называемым савраско, или воронок. В Белоруссии до последнего времени оставались ценными бортные леса, многие уезды славились пчеловодством и вели обширную торговлю мёдом. Ещё недавно славился медами старинный город Игумен Минской губернии.

Чтобы обнять разом судьбы медового промысла и медоварения, стоит только обратить внимание на русское право, ибо в праве, как известно, все изменения народного быта отлагаются, словно пласты. Законы о медовом промысле, развивавшиеся вместе с бытом народа, входят в Русскую Правду, составленную в Новгороде отчасти при Ярославе (1016–20), отчасти при его преемниках, и имевшую силу от XI до XV века. По Русской Правде за порчу бортного дерева полагалось взыскание: «А в княжи борти 3 гривне, любо пожгут любо изудрут; а в смерди — 2 гривне.» — «Аще кто борть подътнеть, то 3 гривны продажи, а за дерево полгривне». Кроме порчи самого бортного дерева, взыскание налагалось за бортную межу, за пчёл, за мёд, за пчелиное гнездо, за уничтожение знака на борти: «Аже межю перетнет бортьную, то 12 гривне продаже.» — «Аже пчелы выдерет кто — 3 гривне продаже, а за мед оже будут пчелы не вылажены (соты не будут подрезаны), то 10 кун; будет ли олек (гнездо, то есть молодые пчёлки в сотах), то 5 кун». Касательно «выдранья пчел», иск имел место и в том случае, если ответчик был неизвестен, или не был налицо: «Аще кто разламает борть или кто посечет древо на меже, то по верви (сельская община) искати татя в себе, а платит 12 гривен продажи.» — «Аще кто рознаменает борть, то 12 гривен продажи, а за дерево полгривны». По делам о бортной земле установлены были следующие пошлины: «А се уроци судебнiи от виры 9 кун, а метельнику 9 векош, а от бортьной земли 30 кун, а метельнику 12 векош. А се уроци ротьнiи от головы 30 кун, а от бортьной земли 30 кун». Мёд был в числе товаров, которые ссужались для приращения приплодом. В Русской Правде это называлось «настав на мед»: «Аще кто дает настав на мед». Расчёт процентов приплода был следующий: «А от двоих пчел на 12 лет приплода роев и с старыми пчелами 200 и 50 и 6 роев. А то кунами 100 гривен и 20 гривен и 4 гривны, а то чтено по полугривне рои и с медом, а приплода на лето по единому рою».

Установления эти переходили преемственно в статуты Вислицкий и Литовский. В Вислицком статуте 1347 года, составленном из статутов Великой и Малой Польши, определено было: «А кто кому дерево зрубит со пчелами, имеет заплатить гривну (1 рубль 76 копеек) тому, чiи пчелы, а другую — судове гривну; а хто бортное дерево зрубит без пчел, то полгривны (88 копеек) заплатить, а судове — другую полгривны». По Литовскому статуту борти разделялись на господарские, панские и земянские. Бортники, посещая свои борти, имели право брать с собою только «секиру и пешню, чем борти робити»; имели право надрать «лык на лазиво або лубя на лазын и на иншые потребы борътницкие». [43] Если б дерево опалило огнём, то «было волно им улей з бортью выпустити, а верховье и корень того дерева оставити в пущы тому пану, чия пуща есть».

Владетель пущи, рубя лес, обязан был находящимся в пуще чужим «бортем, а дереву жадное шкоды вчинити». [44] За порчу бортного дерева полагалась «копа грошей»; срубивший или испортивший сосну «пчолницу», хотя бы в то время пчёл в ней не было, платил «полкопы грошей»; за порчу сосны или дуба бортного, в котором пчёлы ещё не бывали, или сосны «кремленой», платили 15 грошей. Статьи Русской Правды о «пчелах нелажоных» повторяются и в Статуте. Кто выдерет «нелажоных пчел», тот платит по Статуту 1529 года полукопу грошей, по Статуту 1588 года — по две копы грошей, а за лажоные — 15 грошей; по Статуту 1588 года, кто в пасеке или в лесу выдрал пчёл или с ульем взял — платит 3 копы грошей; «если бы кого з лицом поймано, такового мают сказати яко злодея на горло; а хто бы свепет в чыем лесе умыслне порубал и мед выбрал, тот мает за то шесть рублей грошей заплатити». [45]

Московские Судебники 1427 и 1550 годов ни словом не упоминают о бортном и пчелином промысле; о нём упоминается только в прибавлениях к Судебнику 1550 года, заимствованных из Литовского статута. Справедливым оказывается Михалона [46] свидетельство (1550), что москвичи даже хвастались, что они пользуются литовскими законами! В прибавлениях к Судебнику за порчу бортного дерева с пчёлами велено брать 2 рубля, а без пчёл — 25 алтын, а за неделное бортное дерево — 12 алтын 4 деньги. «А кто будет у кого пчелы выдрал неподлаживаючи, а дерево не портил, тому повинен будет платить за всякие пчолы по полутора рубля».

Уложение 1649 года, следовавшее за Судебниками, заимствовав из Литовского статута 56 статей, взяло в том числе и статьи о пчёлах. По Уложению, за бортное дерево с пчёлами положено 3 рубля, а без пчёл, в котором дереве наперёд того пчёлы были, полтора рубля; а в котором дереве борть была сделана, а пчёл не бывало, и за то 25 алтын; за кряж невыделаный по 12 алтын 3 деньги, сколько их ни испортит. Кто выдерет пчёл, а бортей не испортит, на том доправить за всякие пчёлы по полутора рубля; за покражу улья — по три рубля за улей, да ещё бить его кнутом; а кто подсечёт дерево с пчёлами и мёд из того дерева выдерет, на том доправить 6 рублей и отдать истцу.

Но с упадком мёдоварения, подорванного кабаками, законы о пчёлах, заимствованные Уложением, не имели никакого значения, и пчеловодство упадало больше и больше. Наконец, по Своду законов, составленному в текущем столетии, «усовершенствование пчеловодства принадлежит к ведомству Министерства государственных имуществ». [47]

Читайте также

Бортничество

Бортничество Популярным промыслом у всех славян было пчеловодство. Мед был любимым напитком у славян. Мед и воск у всех славян составляли основные статьи вывоза и обложения, поэтому древнерусское законодательство («Русская Правда») уделяет большое внимание охране

Глава 13

Глава 13 Промежуточная форма-фильм и роман Сходные черты Тенденция к изображению жизни во всей ее полноте. Такие великие романы, как «Мадам Бовари», «Война и мир» и «В поисках утраченного времени», охватывают широкие сферы реальной действительности. Их авторы стремятся

Глава 2. Кто они?

Глава 2. Кто они? В этой главе мы рассмотрим вопрос о характере исследуемых групп с двух точек зрения. В первом разделе мы коснемся вопроса о том, как классифицировали эти группы представители власти – государственные чиновники и как складывались отношения этих групп с

Источник