Что сказать вместо о боже
Православная Жизнь
Об одной из профессиональных привычек православных – Андрей Музольф, преподаватель Киевской духовной семинарии.
– Андрей, в обиходе православных можно заметить несколько шаблонных, так сказать, профессиональных фраз. Одна из самых распространенных: «Спаси, Господи!» Это выражение употребляется ежедневно и многократно: фразой благодарят, начиная с серьезных вещей и заканчивая бытовыми мелочными моментами: передал соль, чай, сахар, закончил разговор – «Спаси, Господи». Получается, что большинство людей произносит имя Божье неосознанно, не вдумчиво, а по православной привычке. Не является ли это нарушением третьей заповеди, которая гласит: «Не поминай имени Господа Бога твоего всуе».
– В самой фразе «спаси, Господи», в принципе, нет ничего кощунственного. И даже наоборот: говоря подобные слова тому, кто, например, сделал для нас что-то хорошее, полезное, мы тем самым желаем ему того, к чему стремятся все христиане – то есть спасения. Стоит отметить, что слово «спасибо» является несколько упрощенной формой (от «Спаси тебя Бог» или «Спаси Бог») все того же пожелания «спаси, Господи». Эти слова выражают единственно правильную реакцию, которую должен проявить православный христианин, пожелав своему ближнему высшего духовного счастья. И нет ничего плохого в том, если мы будем желать тем людям, которые проявили к нам свое внимание, спасения даже за какую-нибудь мелочь, например, за чашку чая. Сам Спаситель говорил Своим ученикам: все, что вы делаете ближним – все это вы делаете Мне Самому, и потому никогда не потеряет своей награды тот, кто во имя Бога хотя бы напоит ближнего своего чашкой холодной воды (см.: Мф. 25: 40 и Мф. 10: 42).
Но в то же время, как любая молитва (а пожелание ближнему спасения – это уже и есть молитва, ведь спасения мы можем просить только у Бога), указанное словосочетание должно быть произносимо при определенном душевном расположении, осознанно и никогда не должно говориться в шутку или с некими подколами и издевками.
– Насколько часто можно произносить это выражение и в каких случаях?
– Как уже было сказано выше, выражение «спаси, Господи» – это прежде всего молитва, наша просьба, обращенная ко Творцу спасти и помиловать того или иного человека, который чем-то нам помог или же, наоборот, совершил по отношению к нам какой-нибудь плохой поступок. В силу этого никакая реабилитация приведенного выражения попросту не нужна, ведь молитва или пожелание добра ближнему в оправдании не нуждается.
Относительно же того, как часто можно употреблять данное выражение, стоит сказать следующее: важно не столько количество, сколько качество. Лучше реже прибегать к упоминанию имени Божия, но при этом делать это осмысленно, с благоговением, нежели ежеминутно, но при этом не отдавая себе отчет в том, чего просим и у Кого.
– А что можно отнести к бытовому кощунству?
– Любое неблагоговейное отношение к святыне – дома или же в храме – кощунство. Само слово «святыня» происходит от еврейского слова «кадош», которое означает нечто особое, отделенное от общего употребления. Таким образом, слово «святыня» уже предполагает должное отношение к тому или иному святому предмету. А потому неправильное отношение (например, к имени Божиему, святой воде, просфорам, освященному маслу и т. п.) ведет за собой духовное огрубение и косность ко всему святому вообще. В таком случае лучше не хранить священные вещи дома вообще, чем держать их у себя, но относиться к ним как к вещам обыденным.
Беседовала Наталья Горошкова
Какими словами заменить слова «О, Боже» или «Господи», в обычном разговоре?
Заповедь Божия гласит: «Не употребляй имени Бога в суе».
И все же, почти каждый так делает, и я сама, хоть и стараюсь так не говорить, время от времени эти слова вылетают.
Когда я размышляла, чем их заменить, не нашла таких слов. Вот ребенок упал, я сразу: «О, Боже!»
Какими словами заменить эту реакцию?
С детьми частенько бывают ситуации когда хочется выругаться или что-то само собой восклицательное вылетает. Отучая себя от мата я стала говорить ЁПэРэСэТэ или ЁПэРэМэНДэ помогает вовремя остановится чтоб не ругнуться и в зависимости от ситуации само собой получается сказать это быстро или медленно смысл для себя остаётся понятен, а для детей это просто буквы.
я точно знаю ответ на ваш вопрос и с удовольствием вам подсказал бы ответ, но боюсь меня забанит модератор. поэтому попытаюсь вам намекнуть чтобы он ничего не понял. вообщем тут лучше всего использовать слово из трех букв (его все знают) на б начинается, но не бог. бог в суе говорить конечно нельзя, а это слово можно.
вот мне на ногу упал молоток со стола, я сразу: «а, б. «
или вы например сидите себе пьете пивко на лавочке а ваш ребенок вышел на проезжую часть, вы сразу: «б. куда ты пошел, а ну быстро ко мне!»
Указанные вами слова обычно «выскакивают» в ситуациях близких к форс-мажору. Попробуйте заменить их на слова из нецензурного лексикона, ведь не зря же говорится, что мат это культура поведения человека в экстремальных ситуациях. Тем более, что вы упомянули об обычном разговоре.
На мой взгляд, существует довольно-таки много выражений, способных стать заменой для этих фраз. Например, в зависимости от контекста можно употребить «Какой кошмар!», «Ужас!», «С ума сойти!», «Подумать только!», «Ого!», «Ничего себе!», «Вот так да!», «Ну, что такое!?» и т.д.
Можно заменить словами: вот это да, ну и ну, ну вот, вот так и т.д., чтобы не употреблять имени Бога всуе. Хотя греховно ли это в данных случаях? Некоторые люди вообще чертыхаются или упоминают дьявола.
Можно попробовать такие варианты, если они вас устроят:
Ну и так далее. Их всегда можно употреблять в зависимости от ситуаций и обстоятельств, в которых вы находитесь. Заодно и без нецензурной лексики.
Конечно словесные пристрастия человека характеризуют, однако я бы не стал однозначно характеризовать человека, опираясь только на это. Нет ничего более постоянного, чем перемены: меняется человек, меняется характер, меняются словесные предпочтения. Слова к человеку прилипают позже, чем формируется его характер. А предположить можно лишь то, что буквально эти слова означают. Например, в вашем случае: романтичность, эмоциональность, категоричность.
Православная Жизнь
Вспомним третью заповедь Декалога: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно, ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно» (Исх. 20:7).
Самое трудное дело на земле – научиться молиться. И очень больших усилий стоит человеку обуздать собственный язык. Часто приходится наблюдать, как человек не фильтрует собственную речь. Она у него превращается в хаотичный поток слов, затапливающий и его самого, и окружающих. И часто человек не отдает себе отчета в значении слов, которые он употребляет, совершая (по много раз на дню!) святотатство, богохульство, превратившееся в укорененную страшную привычку. Этим всем он причиняет вред себе и окружающим.
Пример. Довольно часто можно слышать от людей следующие фразы: «Не беси меня», «Он меня бесит», «Я взбешен» и прочее в том же роде. Что значат эти фразы? Человек, конечно, не осмысливая значения слов, сознается в том, что он является бесноватым, одержимым злым духом, т. е., что внутри него живет бес. Потому что именно это обозначают предложения «Я взбешен» или «Он меня бесит». Люди своими же собственными мыслями и словами призывают на себя беса. Это страшно. Хочется у такого человека спросить: «Дорогой, а ты видел по-настоящему бесноватого?». Это страшное зрелище и страшная мука. Нужна ли она тебе?
Или другое. Как часто человек чертыхается, поминая черта. Причем снова же призывая его на свою голову. К примеру, пресловутые «черт возьми», «черт побери». В фильмах вообще эти фразы повторяются десятки раз. Но если говорить «черт возьми» или «черт побери», то диавол, который рыщет, как лев, в поисках кого поглотить, может и взять, и побрать! А потом человек будет чесать голову и думать, откуда пришла беда.
Но есть вещи и пострашнее: когда человек в словах оскорбляет Бога, произносит имя Божие, которое и высшие Ангелы, серафимы и херувимы, выговаривают с величайшим страхом и трепетом, бездумно, понапрасну, суетно. Сколько раз в жизни человек говорит «Боже мой!» и подобные фразы, совершенно не желая обратиться к Всевышнему с молитвой. Тем самым он совершает святотатство, похожее на то, как если бы Распятием стали колоть орехи или на иконе, как на столе, резали бы колбасу. Последние примеры более акцентированы, осознаны как святотатство, но произношение имени Бога понапрасну – это святотатство, вошедшее в привычку. Вспомним вторую половину вышеупомянутой заповеди Декалога «…ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно». Т.е. наказание для человека, совершающего данный грех, будет обязательно. Так говорит Сам Бог.
Надо ли нам это? Ведь в руки Бога Живого очень страшно впасть. И богохульство, святотатство, кощунство – смертные грехи.
Примерно то же можно наблюдать и в отношении церковных терминов…
Например, слово «катавасия». Это вполне церковное понятие, обозначающее в переводе с греческого языка «схождение вниз». В традиции церковного пения на два хора (антифонное (попеременное) пение) в определенный момент богослужения два хора спускались с клиросов, сходились вместе и пели как один хор, славя Бога.
Сейчас же можно слышать, что слово «катавасия» употребляется в бытовом разговоре, синонимично со словом «хаос и беспорядок», с отрицательным эмоциональным окрасом. И снова происходит богохульство, как если бы с водосвятной чаши начать пить кефир или в крестильной чаше мыться.
Нужно сказать и о выражении «Что кричишь как оглашенный?». Но ведь оглашенный – это человек, готовящийся к принятию Таинства Крещения! Эти люди громко и радостно в храмах славили Бога, предвкушая, как на них сойдет благодать Святого Духа в Таинствах Крещения и Миропомазания! В бытовом же суетном значении слово «оглашенный» приобрело уничижительный характер. Хотя процесс оглашения является учебой основам православного вероучения – заповедям Божиим, догматам и канонам Церкви. А значит в уничижительном вышеупомянутом выражении «Что кричишь как оглашенный?» усматривается богохульство.
Я уже не говорю о том, как часто люди друг на друга говорят «дурак» или «дура». Будем помнить заповедь Божию: «А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: ‟ракá”, подлежит синедриону; а кто скажет: ‟безумный”, подлежит геенне огненной» (Мф. 5:22). Слово «ракá» переводится с еврейского как «пустой человек», примерно то же, что наш «дурак». Т. е. Господь прямо говорит: кто возводит хулу на брата своего, подлежит аду. Вдумаемся, братья и сестры, в эти великие и страшные слова!
В данных грехах, конечно, нужно исповедоваться у священника. Надо осознавать эти грехи и каяться в них.
Часто человек теряет осознание того, что слово – это уже действие, слово – это уже поступок, меняющий и его самого, и мир. Вспомним чудесные евангельские слова, читаемые на Пасху: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него на́чало быть, и без Него ничто не на́чало быть, что на́чало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1:1–5).
Все эти грехи возникают у человека оттого, что он суетится, что привык жить в суете. В жизни у него суета. В сердце у него суета, в голове и в душе – тоже суета сует и томление духа. Человеческое сердце бренчит в какофонии как расстроенная гитара. Все это происходит потому, что человек не учится с Божьей помощью внимать себе, своей внутренней вселенной, а через нее – через свою душу – внимать Богу.
Остановимся же внутренне, дорогие братья и сестры, и уберем внутри себя, приберем свои сердечные комнаты и дворцы ума, расставим все по местам. И отыщем там Царствие Божие…
zotych7
zotych7zotych7
Дай мне мужество изменить то, что я могу изменить…
Есть молитва, которую считают своей не только приверженцы самых разных конфессий, но даже неверующие. По-английски ее именуют Serenity Prayer – «Молитва о спокойствии духа». Вот один из ее вариантов:
– Господи, дай мне спокойствие духа, чтобы принять то, чего я не могу изменить, дай мне мужество изменить то, что я могу изменить, и дай мне мудрость отличить одно от другого.
Кому ее только не приписывали – и Франциску Ассизскому, и оптинским старцам, и хасидическому рабби Аврааму-Малаху, но чаще всего Курту Воннегуту. Почему Воннегуту – как раз понятно.
В 1970 году в «Новом мире» появился перевод его романа «Бойня номер пять, или Крестовый поход детей» (1968). Здесь упоминалась молитва, висевшая в оптометрическом кабинете Билли Пилигрима, главного героя романа. «Многие пациенты, видевшие молитву на стенке у Билли, потом говорили ему, что она и их очень поддержала. Звучала молитва так:
ГОСПОДИ, ДАЙ МНЕ ДУШЕВНЫЙ ПОКОЙ, ЧТОБЫ ПРИНИМАТЬ ТО, ЧЕГО Я НЕ МОГУ ИЗМЕНИТЬ, МУЖЕСТВО – ИЗМЕНЯТЬ ТО, ЧТО МОГУ, И МУДРОСТЬ – ВСЕГДА ОТЛИЧАТЬ ОДНО ОТ ДРУГОГО.
К тому, чего Билли изменить не мог, относилось прошлое, настоящее и будущее» (перевод Риты Райт-Ковалевой).
С этого времени «Молитва о спокойствии духа» стала и нашей молитвой.
А впервые она появилась в печати 12 июля 1942 года, когда «Нью Йорк таймс» поместила письмо читателя с вопросом, откуда эта молитва взялась. Только ее начало выглядело несколько иначе; вместо «дай мне спокойствие духа (serenity of mind) – «дай мне терпение». 1 августа другой читатель «Нью-Йорк таймс» сообщил, что молитву составил американский проповедник-протестант Рейнхольд Нибур (1892–1971). Эту версию ныне можно считать доказанной.
В устном виде молитва Нибура появилась, по-видимому, в конце 1930-х годов, но широкое распространение получила в годы Второй мировой войны. Тогда же ее взяли на вооружение «Анонимные алкоголики».
В Германии молитва Нибура долго приписывалась немецкому богослову Карлу Фридриху Этингеру (K. F. Oetinger, 1702–1782); тот же автор указан в I издании моего «Словаря современных цитат» (1997). Дело в том, что перевод молитвы на немецкий был опубликован в 1951 году под псевдонимом «Фридрих Этингер». Этот псевдоним принадлежал пастору Теодору Вильгельму; сам он получил текст молитвы от канадских друзей в 1946 году.
Насколько оригинальна «Молитва о спокойствии духа»? До Нибура она нигде не встречалась. Исключение составляет лишь ее начало. В 1934 году в одном из американских журналов появилась статья Джуны Пёрселл Гилд «Зачем нужно ехать на Юг?». Здесь говорилось:
«Многие южане, по-видимому, очень мало делают для того, чтобы стереть страшную память о Гражданской войне. И на Севере, и на Юге не у всех хватает спокойствия духа, чтобы принять то, чего нельзя изменить» (курсив мой. – К.Д.).
Почти двумя тысячелетиями раньше Гораций писал:
Неслыханная популярность «Молитвы о спокойствии духа» привела к появлению ее пародийных переделок. Наиболее известна из них «Молитва офисного работника» («The Office Prayer»):
– Господи, дай мне спокойствие духа, чтобы принять то, чего я не могу изменить; дай мне мужество изменить то, что мне не по нраву; и дай мне мудрость спрятать тела тех, кого я убью сегодня, ибо они достали меня.
А еще помоги мне, Господи, быть осторожным и не наступать на чужие ноги, ибо над ними могут быть задницы, которые мне придется целовать завтра.
Двунадесять языков, четырнадцать держав
В словаре Даля читаем: «Нашествие двунадесяти языков, Отечественная война, наступление Наполеона на Русь, в 1812 году». Откуда взялись эти «двунадесять языков» и почему именно «двунадесять», т. е. двенадцать?
Выражение это появилось уже после изгнания Великой Армии из России, причем в несколько иной форме. 25 декабря 1812 года был обнародован Высочайший манифест «О принесении Господу Богу благодарения за освобождение России от нашествия неприятельского». Здесь говорилось:
Да представят себе собрание с двадцати царств и народов, под единое знамя соединенные, с какими властолюбивый, надменный победами, свирепый неприятель вошел в Нашу землю [курсив здесь и далее мой. – К.Д.].
Указом Александра I от 30 августа 1814 года предписывалось ежегодно, в день Рождества Христова (т. е. 25 января), праздновать «избавление Церкви и державы Российския от нашествия галлов и с ними двудесяти язык». Этот Указ, как и Манифест 25 декабря 1812 года, был составлен, как сказали бы теперь, спичрайтером государя – статс-секретарем А. С. Шишковым.
С тех пор в церковных рождественских проповедях неизменно упоминалось о нашествии «двудесяти язык».
Наконец, 1 января 1816 года вышел Манифест (написанный все тем же Шишковым) «О благополучном окончании войны с французами», где говорилось об «ужасном, из двадцати царств составленном ополчении».
Итак, в указах и манифестах говорилось сначала о «царствах и народах», потом о «языках» (народах), потом только о «царствах» (государствах). Число вражеских то ли царств, то ли языков составляет двадцать. Разумеется, это не точная цифра, а числовая метафора, означающая «очень много».
В 1812 году России объявила войну Франция, а также ее союзники и вассальные государства: Австрия, Пруссия, Швейцария, Герцогство Варшавское, Испания, Королевство Италия, Неаполитанское королевство и Рейнский союз, включавший 37 немецких государств. Таким образом, «царств» (государств, хотя бы и зависимых) было 8+37, итого 45; если же считать Рейнский союз за одно «царство», то «царств» оказывается девять. Собственно же языков (т. е. народов, говорящих на одном языке) насчитывалась дюжина с лишним, так как в одной Австрийской империи их было не менее десятка.
Очень скоро наряду с «двудесятью языками» появились «двунадесять язык» или «языков». Вероятно, сказалось влияние широко распространенных оборотов «двунадесятые праздники», «двунадесять апостолов» и т. д. К тому же цифра 12 лучше подходит для роли символического числа.
В пушкинской «Истории села Горюхино» (1830) повествователь пишет: «По изгнании двухнадесяти языков, хотели меня снова везти в Москву…»
В 1827–1834 годах в Москве была сооружена Триумфальная арка в честь победы в Отечественной войне. Один из двух ее горельефов изображал «Побиение двунадесяти языков» (согласно пояснительной надписи на особой бронзовой доске). Тем самым формула «двунадесять языков» была узаконена официально наряду с прежней.
В XX веке старая формула возродилась в новом обличье. 30 августа 1919 года в «Известиях» появилось сообщение о том, что Черчилль заявил о плане «концентрированного наступления армий 14 государств против Москвы». Это сообщение было взято из шведской «Фолькетс дагблат политикен» от 25 августа. Сотрудник «Известий» Ю. М. Стеклов счел все же нужным уточнить: «Мы не знаем, действительно ли произносил Черчилль ту речь, о которой сообщает скандинавская газета, или же этот спич принадлежит к разряду апокрифов».
Согласно Ленину, «Черчилль потом опровергал это известие. (…) Но если бы даже (…) источник оказался неправильным, мы прекрасно знаем, что дела Черчилля и английских империалистов были именно таковы» (доклад ВЦИК и Совнаркома 5 декабря 1919 г.).
Цифра 14 применительно к Гражданской войне получила то же значение числового символа, что и цифра 12 по отношению к войне 1812 года. В речи на открытии IX съезда РКП(б) 29 марта 1920 года Ленин заявил:
– …Несмотря на двукратный, трехкратный и четырнадцатикратный поход империалистов Антанты, (…) мы оказались в состоянии победить.
Мифический «поход четырнадцати держав», он же «Второй поход Антанты», прочно вошел в советские учебники как обозначение плана военной интервенции, якобы разработанного летом 1919 года. В действительности – к великому сожалению Черчилля – никакого общего плана у держав Антанты не было.
В 1949 году появилась пьеса Всеволода Вишневского «Незабываемый 1919-й». Она была удостоена Сталинской премии и в 1951 году экранизирована. В одном из первых эпизодов фильма показан первомайский субботник в Кремле. Цитирую сценарий:
Ленин и пожилой рабочий с трудом несут на плечах тяжелое бревно. У пьедестала Царь-колокола свалили его на груду таких же бревен; с трудом переводят дыхание. (…)
– Я уверен, что этой весной Антанта опять начнет натиск. Уж распространяются слухи о походе четырнадцати держав.
– Это каких же четырнадцати, Владимир Ильич?
– Четырнадцати? Гм… подсчитаем. Англия – раз, США, Франция, Италия, Япония, Греция, Югославия, Польша, Чехословакия, Финляндия, Эстония, Латвия и прибавьте Колчака и Деникина. Да, подсчет точный.
Рабочий даже привстает от волнения.
В прологе пьесы «Незабываемый 1919-й» Ленин говорил о походе 14 держав не рабочему, а Сталину, и тоже в мае 1919-го. Таким образом, он предвосхищает план Антанты, который даже по советским учебникам появился не раньше июля. Однако о Югославии Ильич говорить не мог; это наименование появилось через пять лет после его смерти.
Дети, кухня, церковь
Выражение «дети, кухня, церковь» цитировалось у нас как «старая немецкая поговорка» или (в советское время) как «старый реакционный лозунг». Максим Горький в статье «О женщине» (1930) указывал и конкретного автора: «Вильгельм Второй должен был напомнить с высоты своего трона, что у немецкой женщины только три обязанности пред ее страной: дети, кухня, церковь». Напомним, что Вильгельм II, император Германской империи, правил с 1888 по 1918 год.
Этот оборот хорошо известен и в других странах, причем чаще всего он приводится по-немецки: «Kinder, Küche, Kirche». В «Оксфордский словарь английского языка» эта немецкая формула попала уже в 1901 году. Обычно она приписывалась Вильгельму II или его жене Августе Виктории. Однако – странное дело – это выражение отсутствовало в немецких словарях крылатых слов вплоть до конца XX века.
Первое известное мне упоминание о нем появилось в заметке «Германская императрица», опубликованной осенью 1894 года в английской печати, а затем перепечатанной в ряде американских газет под заглавием «Патрон трех “К”». Согласно этой заметке, император Вильгельм II будто бы говорил:
– Все немецкие девушки должны последовать примеру императрицы и, как она, посвятить свою жизнь «трем “К”» – Kirche, Kinder и Küche.
Пять лет спустя, 17 августа 1899 года, в английской «Westminster Gazette» появилась заметка «Американские леди и император. Четыре “К” императрицы». Здесь рассказывалось, как Вильгельм II встречался на своей яхте с американками – сторонницами гражданского равноправия женщин. Выслушав их, кайзер сказал:
– Я согласен со своей женой. И знаете, что она говорит? Что не женское дело заниматься чем-либо, кроме четырех «К» (…). Эти четыре «К» – Kinder, Kirche, Küche, Kleider [дети, церковь, кухня, платье].
Согласно немецкой исследовательнице Сильвии Палечек, раннее упоминание о «трех “К”» в германской печати появилось в 1899 году, в сообщении немецкой феминистки Кэт Ширмахер о международном женском конгрессе в Лондоне. При этом Ширмахер ссылалась на английские источники (S. Paletschek, «Kinder – Küche – Kirche», в сб. «Deutsche Erinnerungsorte», 2001, т. 2). Вскоре появились иронические перефразировки этой формулы, например, «Konversation, Kleider, Küche, Kaiser» («разговоры, платье, кухня, кайзер»).
История, рассказанная в «Westminster Gazette» не более чем исторический анекдот, хотя императрица Августа Виктория действительно придерживалась крайне консервативных взглядов на женский вопрос. Вильгельм II разделял эти взгляды; главной задачей женщины он считал «незаметный домашний труд в кругу семьи».
Еще раньше в том же духе высказывались немецкие христианские моралисты:
«Воспитанная в христианском духе жена (…) работает по дому, шьет одежду для мужа и детей, трудится на кухне, чтобы доставлять радость мужу» (Г. Ульхорн, «Христианское милосердие», 1882).
У нас этот идеал назвали бы домостроевским.
Тем не менее краткая формула «Kinder, Küche, Kirche» возникла не в Германии, а, по-видимому, в английской печати. Тем самым патриархальные представления о роли женщины связывались с немецкой национальной ограниченностью, хотя немецкие женщины в конце XIX века были не более патриархальны, чем в других западноевропейских странах.
В 1930-е годы «три “К”» – как на Западе, так и в Советской России, – стали цитироваться как лозунг национал-социализма в женском вопросе. Нацизм действительно ликвидировал независимое женское движение и в женском вопросе официально придерживался патриархально-почвеннической ориентации. Однако лозунг «дети, кухня, церковь» в Третьем рейхе никогда не использовался. Он не мог быть принят хотя бы ввиду не слишком дружественного отношения нацизма к церкви.
Новая жизнь «трех “К”» началась в 1960-е годы, вместе с появлением радикального феминизма на Западе. «Три “К”» стали символом социального угнетения женщины в западном обществе, при этом сам лозунг часто приписывался Гитлеру.
В самой Германии выражение «Kinder, Küche, Kirche» стало общеупотребительным лишь в последние десятилетия XX века. В немецкой печати возникли новые перефразировки старой формулы: «Karriere, Kinder, Kompetenz» («карьера, дети, компетентность»), «Kinder, Kapital, Karriere» («дети, капитал, карьера»).
И наконец, тогда же появились мужские «три “К”»: «Konkurrenz, Karriere, Kollaps» – «конкуренция, карьера, крах».